Шизофреник на капитанском мостике

Место обороны напоминало позицию Кулау-прокажённого, вот почему небольшая горная долина называлась долиной Кулау.

Вскоре появились преследователи. Несколько грузин были одеты в лягушачью форму зелёных беретов дяди Сэма. Другие - в обычную форму военных.

Обозлённый Траутмэн, не раздумывая, бросил пятерых в атаку. Атакующих прикрывал шквальный огонь.

Сулико с Айбабиным бросились за скалы, закрыв головы руками. Из-за укрытия мне было видно, как пятеро спецназовцев, пятеро грузинских племянников дяди Сэма, все в американской камуфляжной форме, один за другим, смело пустились бегом по острому гребню. Чтобы его перемахнуть, надо было сделать 52 "маха".

Безумцы! Пять выстрелов, пять выстрелов русского племянника дяди Васи прогремели непрерывной очередью. Четверых я смахнул сразу. Четверо грузин исчезли. Пятый, живой, лежал поперёк гребня. Лицо и руки его были черными! Негр!

– Кто это?
– вопросила Сулико.

– Черножопый, - отвечал Айбабин.

– Типикал джорджиан пипл, - по-английски отвечал я спутникам.

Два спецназовца погибли, спасая раненого. После того как Траутмен потерял ещё двух человек, он понял, что чернокожего грузина без потерь не удастся вытащить в безопасное место. Чтобы спасти раненого, Траутмен начал обстрел моей позиции из миномёта.

Скорее всего, это был 107-миллиметровый горно-вьючный полковой миномёт образца 1938 года. Другой миномёт такого колибра сюда было просто не втащить. Мины сыпались двадцать семь минут. Наконец стрельба прекратилась. Гребень был чист.

Десятка два спецназовца агрессивно устремились в лоб на мою позицию. Остальные проявлялись, охватывая гребень полумесяцем. Подождав, когда американские недоучки окажутся на открытом пространстве, открыл огонь. Я стрелял лучше, чем на первенстве Воздушно-десантных войск.

Это было настоящее побоище. Обученный спесивым Траутмэном кавказский спецназ отступал, унося раненых.

Рота грузинских солдат умылась. Траутмен у которого в голове одни бицепсы, не подозревал, что за пятьдесят метров, с первого выстрела, я перебиваю телеграфный провод. Моим тренером был чемпион Советского союза по стрельбе. Траутмэну надо было принимать иное решение, чем бесславная атака в лоб.

Снимая отступающих короткими, в два патрона, очередями, я взглянул на своих спутников. Сулико лежала, заткнув уши. Айбабин стрелял в белый свет, как в копеечку.

После отступления грузинских агрессоров наступила ночь и затишье.

Ночью заминировал, прихваченными у сванов двумя противопехотными минами и тремя растяжками от гранат Ф-1, единственный, ведущий к нам, горный гребень. Ушли мы тотчас. За ночь оторвались от преследователей часов на десять. Без собак выследить в горах нас было очень и очень трудно.

8. Расставание с Сулико

По дороге лишнее оружие прятал в известных местах, на всякий случай. Вскоре у меня осталась не то самозарядная винтовка, не то с дробовик, фирмы "Спешиал Сервиз Армз". Это было оружие "Кроссфайр" с 7,62-х миллиметровым нарезным стволом и гладким стволом 12-го охотничьего калибра. Ружьё было с оптическим прицелом, с магазином в двадцать 7,62 миллиметровых патронов, и с магазином в семь патронов 12-го калибра. На поясе у меня висел кольт, снаряженный разрывными пулями - старый "Браунинг Лонг 07", времён второй мировой войны. В заплечном рюкзаке лежал "Браунинг Хай Пауэр".

Сулико я отпустил, когда спустились с высоты двух километров. Сулико не прочь была уйти со мной в Россию. Заплаканное лицо Сулико стояло перед глазами, когда она скрывалась в ущелье.

Подняв глаза к небу, обращаясь к Господу, стал молить о прощении, думая об убитых:

"Прости, прости их господи, они не ведали, что творили. И помоги, господи, русским рабам уверовать в себя".

9. Расставание с Владимиром Айбабиным

Выполнив долг в молитве перед грузинами, перед рабами, вдвоём продолжили путь. Через некоторое время оказались в более цивилизованной стране, в Абхазии - родины знаменитейшего и талантливейшего чекиста - Лаврентия Павловича Берии.

В Очамчирском районе с Владимиром Айбабиным расстался. На прощание посоветовал Владимиру спрятать снайперскую винтовку. Подарил русскому пленнику браунинг "Хай Пауэр" Мк2, где в двухрядном магазине находились тринадцать девяти миллиметровых патронов.

10. Генацвали, я вернулся!

Через двое суток я добрался до Сочи. Купив на бензоколонке десяти литровую канистру с бензином, зашёл на минуту, в любимое кафе "Лиле", в гости к Георгию Полифешвили.

Минуту выбрал такую, когда кафе закрывалось. Полифешвили отдыхал один. Георгий сидел за столиком, усталый после рабочего дня, рабовладелец пил чистый гранатовый сок.

Присев напротив мафиози, положил перед ним на стол серебрянный кинжал, зарезанного мною, Полифема. Приложил "Браунинг Лонг 07", отнятый у рабовладельцев. Полифешвили выпучил агатовые, с голубою блевотой глаза, вскочил и завертелся вокруг столика вьюном-половым. Завертелся пойманным за хвост вострозубым кавказским шакалом.

– Вы что, то, то же-желаете?
– зыркая по сторонам в поисках выхода, с паузами и заиканиями заговорил горец, - я, я, за всё заплачу. Много. Очень.

– Слушай, Георгий, ты ходил сегодня в сортир?
– равнодушно потянулся я к браунингу.

– Н-не понимаю. Хо-ходил. Не-нет, не ходил. Почему? А что?

– Сходи. Ещё раз сходи.

– За-зачем? Там за-замочишь? Как ваш Путин?

– Нет, - отвечал я, - если ты вольготно, как рабовладелец в России живёшь, то президент Путин не наш.

– Тогда за-зачем сор-сортир?

– Потому что когда вас, поганых грузин, когда вас горских сванов-свиней режешь, вы гадите, дрищете, как телята.

Полифешвили выронил стакан с соком, бледный, как смерть, он упал на колени,

– Не убивай, брат! Не убивай!!!!

Обнажённый ствол теперь не грузинского, а моего браунинга смотрел в лоб пойманному кавказскому шакалу.

– Я тебе не брат, сука черножопая!

Через несколько минут, после сухого выстрела моего автоматического пистолета, сванско-свинское кафе вспыхнуло весёлым бензиновым огнём.

Глава 33. На приёме у генерального прокурора Владимира Устинова

1. Ульяна Гринёва мой очаровательный психиатр; 2. Почему русских называют свиньями; 3. Заявление в прокуратуру; 4. Бойтесь Данайцев, дары приносящих.

1. Ульяна Гринёва мой очаровательный психиатр

<