Шизофреник на капитанском мостике
Шрифт:
Обоюдоострое оружие заставило молиться богу Святовиту. Святовит - главный бог славян. Святовит бог войны и победы! Святовит, как я, утверждал, что четыре лица у сущего! У Святовита четыре лица!
Оберег славянского Стрибога я носил сверху православного крестика.
Оберег разрешал убивать.
Во время войны с дикими племенами убивать разрешается.
Коварный шпион, доктор Даргавс, сетуя о скудости питания, подогревал недовольство экипажа. Устраивал скандалы, и заглядывал мне в глаза. Вероятно, пытался усугубить диагноз психического состояния старпома. Чувствуя себя не совсем уверенно, я всё-таки старался подводить итоги более-менее беспристрастно. Погрузку "Каялы" обещали начать
2. Редедя с теплохода "Касожская даль"
Печальную прогулку по причалам порта Белен прервал высокий красивый моряк, с золотыми зубами, с широкой искренней улыбкой честного человека. В начале моряк попросил у меня закурить. Увидя надпись на пачке сигарет "Camel", пошутил: "самец"?
Почему этот "самэц" был моряк? "Самэц" был в парадной форме русского моряка торгового флота, форме, которую редко можно видеть в повседневной носке. Молодой моряк поразил меня мужественной красотой. Это был черноглазый человек, с усами чёрного цвета, с кожей, опалённой тропическим солнцем; его лёгкая, пружинящая походка говорила о том, что он также быстр, как и силён. В руке у златозубого болтался увесистый чемодан-дипломат. Металлическая обшивка чемоданчика вынуждала называть его кейсом.
– Ты с "Каялы"?
– ослепительно улыбаясь, и выпуская дым в мою сторону, с музыкальным, красивым кавказским акцентом спросил моряк.
– С неё, родимой, - отвечал я с такой же улыбкой, разгоняя дым левой рукой, и разглядывая пришельца.
– Quo vadis? Камо грядеши?
– спросил я кавказского морехода.
– Это по-каковски?
– притупил он улыбку.
– По-японски, - отвечал я, тоже загашая улыбку, - зачем пожаловали?
– Ишь ты! Японский знаешь, - завистливо и уважительно отвечал моряк, - я к вам от капитана теплохода "Касожская даль". Нужна консультация по проходу канала Дрогден пролива Эресунн.
– Зунд, - мысленно поправил я "касога", отмечая про себя, что кавказский моряк чётко выговаривает сухопутное слово "Эресунн". Вслух спросил,
– В Питер идёте? Милости прошу на борт.
– Нет, - отвечал моряк, шагая за мной, - идём в Эстонию, в Таллин, в Ревель, как его раньше называли, до оккупации Россией.
– "Свободолюбец в шкуре оккупанта", - мысленно окрестил я "касога", заворачивая его в каюту капитана Магасова.
В капитанской каюте златозубый вытащил из кейса свёрнутую вчетверо морскую карту Зунда и толково, но как-то заученно, стал задавать вопросы моряка-штурмана. Капитан деловито, но лениво отвечал. Рядом крутился Гиппокрит - Даргавс.
Свободолюбивого косожского оккупанта я мысленно перекрестил в "Редедю", и никак не мог отделаться от какого-то несоответствия в его поведении. Беспокойство не давало мне стронуться с места, и уйти из капитанской каюты, на что безвольный капитан-зомби уже намекал. В Редеде заключалась непонятная неправильность. Я не мог разобраться, в чём тут дело.
3. Мера понятия
– Морскую карту вчетверо-то не сворачивают, - наконец врубился твой непокорный слуга, любезный умный читатель. Глупой читательнице напомню, что морские карты моряки трубочкой под мышкой носят.
– Вот так дела-а!
– присвистнул я в душе.
– Редедя такой же штурман-моряк, как Гиппокрит-Сильвер благодетель человечества, - разворачивал я информацию в мозгу, стараясь сообразить, как поймать "касога",
чтобы убедиться наверняка.– Замок Гамлета с какого борта будешь оставлять: с правого, с левого или по корме?
– пошутил я, и удивлённо заметил, что привёл Редедю в замешательство.
– Имей в виду, - затараторил я, "куя железо, пока горячо", - эллипс средней квадратической ошибки советских радаров, при определении места судна, в канале Дрогден выходит за пределы бровки канала! Здесь нужна иная мера! В тумане лучше использовать японский радар. У вас какой, "Самсунг" или "Сейко"?
– "Сейко", - бормотал Редедя, глядя на свои часы марки "Сейко", - впрочем, не помню....
Капитан-зомби беспомощно крутил головой, пытаясь что-то сообразить.
Вмешался доктор Даргавс. Хитрый Гзак почувствовал подвох. Даргавс-Сильвер внимательно посмотрел на меня и буркнул,
– Хватит о делах, обедать! Гостя надо покормить!
Глава 8. Полумесяц, серп и молот. Звезда Давида, свастика, кремлёвский горец, араб Бен Ладен и какой-то имам
1. Ожидание в засаде; 2. Старпом-философ по прозвищу скорохват; 3. Контрабанда в 100 миллионов долларов; 4. Вопросы.
Тучи подымаются от моря
На четыре княжеских шатра.
Чтоб четыре Солнца не сверкали
Освещая Игореву рать,
Быть сегодня грому на Каяле,
Лить дождю и стрелами хлестать!
"Слово о полку Игореве"
1. Ожидание в засаде
Кейс Редедя прихватил с собой. Двигаясь вместе с лихой кавказской троицей в кают-компанию, я твердил себе, что их разговор надо обязательно послушать. Но как? Как подслушать моих подозреваемых? Может они не причём? Может они не поганые вовсе?Быстро пообедав, оставив капитана, доктора и гостя в кают-компании, я поднялся на мостик. Вахтенный штурман корректировал карты. Предупредил вахтенного третьего штурмана, что ложусь отдыхать, прошу не беспокоить. Покинул мостик и прошмыгнул в капитанскую каюту. Осмотрел помещения, и встал за дверью капитанского сортира.
Помещение туалета капитанской каюты находилось поблизости от "совещательной комнаты", где я предполагал будущий разговор контрабандистов. Но после обеда люди в туалет ходят! Если захотят в туалет - я пропал. Стук сердца выдавал моё волнение. Подняв глаза вверх, помолился на извещатель пожарной сигнализации, - не выдай дружок! Дверь туалета оставил открытой, прижавшись к переборке капитанского сортира.
Оставалось ждать.
2. Старпом-философ по прозвищу скорохват. Редедя, Гзак, Кончак и поганый Кобяк
Через некоторое время в каюту вошли четверо: судовой врач Даргавс, повар Шамиль, гость - квазиморяк красавец Редедя с кейсом, и хозяин каюты - странный кавказский капитан-зомби. Четвёрка уселась за стол.
Доктор изнутри запер дверь каюты на замок, проверил подсобные помещения и шкафы, отворяя двери настежь. Туалет Даргавс также проверил, прижав меня к переборке открытой створкой. Я вытянулся в струнку, ожидая, что вот-вот меня обнаружат. Но за дверь осетин не заглянул. Сквозь щель у дверной петли я видел, как он уселся за стол.