Школа Добра
Шрифт:
У двери в мою комнату Александр вдруг обернулся ко мне и, облокотившись о стену рукой, преградил дорогу.
– Пришли, – зачем-то сообщила я и скосила глаза ему за спину.
– Я знаю, – сказал, как мне показалось, раздраженно, а потом, окончательно лишая меня дара речи, наклонился, поцеловал в щеку и шепнул:
– С днем рождения!
Ну, я в ответ только моргнула, открыла рот, закрыла, открыла еще раз и только для того, чтобы спросить:
– Э-э-э-э, а ты как узнал?
– Сорока на хвосте принесла, – рассмеялся Александр и, видимо, чтобы окончательно добить мой умирающий мозг, без труда подтянул
Ну и ночка!
Впрочем, и утро не порадовало утомительным однообразием. Не успели мы с Авророй проснуться и привести себя в порядок, как в нашу дверь настойчиво забарабанили.
– Да что ж такое! И в субботу не дают нам покоя! – возмутилась Могила в лицо стоявшему за порогом одногруппнику.
– Волчок, в АД! – буркнул тот и смылся в сторону кухни.
А Аврора мне путь своей идеальной грудью перекрыла и говорит:
– Э, нет! Так не пойдет! Полночи где-то шлялась. Ничего не объяснила, про эпическое сражение не рассказала... Имей совесть! Я же погибну от любопытства!
Ну, я в извиняющемся жесте руки сложила, мол, от меня-то что зависит, я же не виновата! Могила подозрительно прищурила правый глаз, губы бантиком сложила и постановила:
– Ладно. Иди. Но учти: по возвращении тебя ждет допрос с пристрастиями!
"Да пожалуйста! – подумала я. – Все равно про Темного Бога я никому даже под пытками не признаюсь".
И я убежала в АД, недоумевая, кому я там могла понадобиться.
В приемной вместо Ирэны обнаружился Вельзевул Аззариэлевич. Он нервно мерил комнату шагами, о чем-то размышляя. Заметил меня, обрадовался:
– Ну, наконец-то! Идем скорее!
Повинуясь жесту ректора, я почти бегом проследовала за ним в его кабинет, добежала до распахнутого шкафа и испуганно остановилась у высокого зеркала.
– Ой! – пискнула я шокированно, когда поняла, что зеркало отображает не меня, а гостиную в нашем родовом поместье, а в гостиной маму, папу и Сандро. Причем у мужчин в центре лба стояло по аккуратному круглому красному клейму с красивой буквой "П".
– Ой! – повторила я, когда поняла, куда улетела вторая пуговица.
– Ой-ой-ой! – и за ректора попыталась спрятаться, когда папа поднялся с дивана и наклонился вперед, и на какой-то миг мне показалось, что вот сейчас он выступит из зеркала прямо в приемную и та-а-ак мне всыплет...
– Явилась... – Сандро зажмурился и стал похож на большого довольного кота.
– Помолчи! – бах! – и папа старшему сыну подзатыльник отвесил. – И так уже наворотил дел, остолоп!
"То есть, меня что, ругать не будут?" – я даже испугалась.
– Вот это что такое? – а нет, все нормально, будут – и папа, глядя на меня сквозь тонкое стекло зеркала ткнул длинным пальцем в свой идеальный лоб, а мама осуждающе головой покачала.
– Детка, у нас же прием завтра...
– Эля, не сейчас! – папа бросил на маму хмурый взгляд. Может, и ей тоже подзатыльник достанется, а?..
– Юлчонок, ты как это сделала?
– Я разозлилась очень... И вот...
Нет, а что я должна была ответить?
Особенно, когда папа смотрел на меня так, как смотрел, а? Рассказать о том, как мне обидно стало? Да ни за что в жизни!..Но папа, кажется, не особо интересовался моими мыслями по поводу произошедшего и моим же видением проблемы. Он неожиданно улыбнулся и подмигнул мне. Так ласково, так дружески... И я почти улыбнулась ему в ответ, но тут он сказал:
– Принцесса, вернись домой!
Меня шатнуло назад. И даже на минуту я, кажется, забыла, как дышать. А папа продолжил, не замечая моего состояния:
– С этим надо разобраться. Ты не понимаешь, но это твое заклинание – это что-то удивительное! Твоя пуговица... она...
Папа поднял с пола небольшую баночку, в которой что-то мельтешило, суетилось и дзинькало. И при ближайшем рассмотрении я убедилась, что это – золотая Александровская пуговица.
– Она какая-то агрессивная... – заметила мама, брезгливо скривив красивые губы.
– Просто она на тройственный цикл завязана, пап, – пояснила я. – По логике, не успокоится, пока не завершит три круга...
– Да? – папа с интересом рассматривал обитателя стеклянной банки. – Очень интересно... Так, домой не вернешься?
– Нет.
Папа пожал плечами.
– Твой выбор.
Изображение в зеркале моргнуло, покрылось рябью, и уже через секунду я смотрела в свои растерянные глаза. Родители отключились.
Постояла еще минуту у шкафа, осмысливая произошедшее, борясь с собой. Точнее, даже не с собой, а со своими странными желаниями. Двумя. И в тот конкретный момент я думала о том, чего мне хочется больше: закричать надрывно и протяжно или удавиться. А потом в кабинет вернулся Вельзевул Аззариэлевич.
– Поговорили? – ректор подмигнул мне заговорщицки.
– Э-э-э... ну, да...
– Подвинься... – начальство оттеснило меня от шкафа, закрыло дверцы, пряча от меня зеркало, выдвинуло левый нижний ящик, покопалось в нем, раздраженно скрючив спину, и, наконец, извлекло на свет резную деревянную шкатулку.
– А вот и ты! – Вельзевул Аззариэлевич любовно погладил крышку и еще раз подмигнул мне.
Я окончательно растерялась, не ожидая от умудренного сединами руководителя Школы Добра такого панибратства в адрес обычной студентки.
– Всю жизнь собирал, так и знал, что пригодится однажды, – полушепотом поделился со мной ректор. – Короче, держи, Юлиана! С днем рождения! Поздравляю, желаю... в общем, все остальное сама себе додумай!
И он вручил мне коробочку.
Я с тоской подумала: "Интересно, в этом мире есть хотя бы один человек, кроме моих родителей, кто не знает о том, что у меня сегодня день рождения?"
– Спасибо!.. – ответила я, наконец, не очень радостно, решив, что удавиться всегда можно успеть и за пределами ректорского кабинета.
– Ну, открывай уже! – поторопил Вельзевул Аззариэлевич и устроился в своем кресле, не сводя с меня восторженного взгляда.
Подарок я вскрывала неуверенно. Почему так? А черт его знает, что там может внутри оказаться, если на крышке шкатулки вырезан жуткий оскалившийся череп. И глаза у этого черепа горели огнем, я бы сказала, рубиновым огнем. Точно, рубиновым. Не поддельным. Так что было мне неуверенно и страшно, но крышку я приподняла, чтобы замереть немедленно, изумленно подбирая слова.