Школа Литтлмена

— Вы тогда помяли бампер, Шериф, — сказал с ненавистью Литтлмен. — На нём ещё осталась кровь мальчика. Не так ли?

Шериф поперхнулся пивом и тоже встал из-за стола. За ним, будто боевой слон, вырос Гризли.

«Что он сказал, этот ублюдок? Или мне послышалось? Нет, он так и сказал: „кровь мальчика“… Но ведь о той истории, кроме меня и Гризли, никто знать не знает. Мы так тогда запутали следствие… И всё же этот тип что-то пронюхал…»

«Нельзя. Не связывайся. В самом деле, не для того тебя будил колокол», — остановил себя Литтлмен и тускло улыбнулся.

— Я пошутил, Шериф, — сказал он. — Психологический опыт, не более. Я раньше выступал с такими опытами…

— Мне твои опыты, приятель, не очень нравятся, — проворчал Шериф, но, по-видимому, решил, что лучше в самом деле превратить всё в шутку.

— Впрочем, я тоже люблю разные фокусы, — хохотнул Шериф и, подмигнув Гризли, протянул Литтлмену руку. Дескать, будь здоров, приятель. Он знал, что при желании может раздробить своей ручищей кисть любому хлюпику вроде этого придурковатого философа. Во всяком случае, сейчас этот тип взвоет.

Шериф привычно сложил пальцы Литтлмена в один ряд, даванул изо всей силы. На мгновение раньше тот понял уловку подонка. Он собрался было принять страшную боль, но мозг, принадлежащий уже как бы другому существу, поступил умнее: отключил какие-то свои рецепторы.

На лице Литтлмена не дрогнул ни один мускул.

Шериф, опешив, даванул во второй раз.

— Мне не болит, — сказал Литтлмен и, выдернув руку, направился к выходу.

«Нет, никогда больше… — думал он, без всякой цели обходя городок. — Никогда не стану заглядывать в чужие души. Не то я в конце концов возненавижу людей. Они недаром прячут в себе за семью замками всё скотское и страшное. Иначе мир давно бы задохнулся от страшной вони… Впрочем, нельзя из-за нескольких подонков винить всех подряд. Шериф и Гризли, конечно, преступники. Но, кроме них, есть, например, Руфь — чистое сердце, сотни, тысячи других нормальных людей. И всё же не буду больше заглядывать в чужие души. Не хочу разочаровываться».

Переулки были узкие, будто липучки для мух. Вдоль оград торчали низкорослые акации, и лишь кое-где над их унылостью возвышались ореховые деревья. На холме, справа от площади, среди кустарников и зарослей чертополоха виднелись развалины некогда большого и красивого здания. Так называемый дом Фроста.

Литтлмен свернул на тропинку, ведущую к развалинам. С высоты городок показался ему ещё более убогим. Что здесь можно найти? О том, что его кружение по городу имеет какой-то смысл, скрытый от него, Литтлмен догадался, как только поймал себя на «синдроме туриста»: вглядывается во всё подряд, рыщет по сторонам. А чего, спрашивается?

Он не понял, откуда появился этот живой вихрь. Детские головы, шорты, загорелые ноги и пёстрые футболки — всё это клубком перекатилось через тропу и с треском врезалось в лопухи. Над дерущимися приплясывал от восторга коротконогий веснушчатый мальчишка с выгоревшими волосами.

— Давай, Рэй, давай, — подбадривал он. — Коленом его прижимай! А ты, Уни… Тоже мне, чемпион… Дай ему как следует… Эх, мазила.

— Ребята, кто из вас верит в волшебников? — окликнул юных гладиаторов Литтлмен.

Драчуны прервали побоище, но друг друга не отпустили, а Рэй, пользуясь передышкой, дал веснушчатому секунданту пинка:

— А ты не суйся!

— Ваши руки наливаются свинцом, — замогильным голосом сказал Литтлмен. — Они становятся тяжёлыми, ещё более тяжёлыми. Они опускаются вниз. Вы уже не можете их поднять…

Руки мальчишек в самом деле опустились. Они переглянулись, попытались их поднять, но не смогли шевельнуть даже пальцем. Уилфилд побледнел от испуга, а Рэй засмеялся, засыпал Литтлмена вопросами.

— Ух ты, здорово! Вы нас загипнотизировали, мистер? Вы фокусник или в самом деле волшебник? Вас показывали по телику, мистер?

— Я возвращаю вам свободу, — улыбнулся Литтлмен и снял телепатическую блокаду с двигательных центров Рэя и Уилфилда.

— Подумаешь, — презрительно заявил веснушчатый, но на всякий случай попятился назад. — Я по телику ещё и не такой гипноз видел.

— Так всё-таки как насчёт волшебников? — Литтлмен сделал вид, что не услышал реплики Конни (он успел уже узнать имя третьего мальчика).

— В злых я верю, — сказал, подумав, Рэй. — Однажды сам дьявол зацепил мои джинсы за гвоздь. Голову даю наотрез — никаких гвоздей там раньше не было.

— Мой отец может даже дьявола посадить за решётку, — с гордостью вставил Конни. — Он шериф и с двадцати шагов попадает в монету.

— Мне домой пора, — вдруг вспомнил Уилфилд.

Литтлмен сделал в воздухе три загадочных пасса и вручил каждому из мальчишек по большому спелому яблоку. Этим он поразил даже скептичного Конни.

— Но ведь яблоки ещё не созрели, — прошептал тот, недоверчиво рассматривая сочный плод. — Мы все сады тут знаем.

— А ты ешь и слушай… Приходите, ребята, завтра к дому Фроста. На лужайку. Берите с собою своих друзей. Я научу вас, как стать настоящими волшебниками. Встречаемся после полудня.

Ребята убежали, а Литтлмен даже глаза прикрыл — вот оно, его предназначение. Его таинственная Миссия. Он создан, чтобы быть Учителем. Для этого и разбудил его колокол. Знания, большие или малые, не могут принадлежать одному. Чтобы не принести людям вред, они не должны оставаться тайными, спрятанными в государственные ловушки. Они должны идти в народ, стать общедоступными. И будь он проклят, если подумает или сделает иначе. Колокол разбудил его, чтобы он своё таинственное богатство раздал всем людям.

Литтлмен осмотрел ребячьи лица, мысленным взором коснулся биополя каждого — они показались ему лёгкими белыми облачками, и только у Конни клубилась там и мгла. Литтлмен пожалел мальчика — с таким отцом, как Шериф, трудно сохранить детскую непосредственность и чистоту. Не беда, он отмоет его, очистит от житейской скверны.

— Ребята, — сказал он, — я люблю вас и хочу сделать вас красивыми. Эта лужайка — не школа. Это место встречи друзей. Из всех искусств самое простое и одновременно самое сложное — быть человеком. Достойным, мудрым, сострадающим… У нас будет волшебная школа. Поэтому я хочу взять с вас клятву: нигде и ни при каких обстоятельствах не использовать во вред людям то, что вы узнаете от меня или чему здесь научитесь.

— Мистер Литтлмен, — перебил его Рэй. — Вы обещали, что наша школа будет самая нескучная, а пока только говорите.

Литтлмен рассмеялся.

— Ладно. Первый урок — концентрация внимания. Такое умение понадобится нам для совершенно сказочного занятия: усилием мысли вы сможете менять расположение атомов и создавать из ничего — а на самом деле из воздуха, воды, земли — всё, что вам заблагорассудится. Это называется материализацией.

— Такого не бывает, — усомнился Конни. — Тогда все наделали бы себе кучу добра и стали миллионерами.