Школа над морем (илл. В Цельмера)

Домой итти Гале не хотелось. Солнце светило, небо было голубым и безоблачным. Захотелось пробежаться по этому прозрачному зимнему саду, побродить между его деревьями, посмотреть с обрыва на море.

Галя медленно пошла по главной аллее. Под ногами чернела влажная земля и желтел песок — недавняя буря смела тонкую пелену неокрепшего снега. По краям аллеи зеленели сосны. Их ровные стволы казались рыжими, почти красными и горели, как медные, в солнечном свете.

Тем временем Василий Васильевич, отпустив Галю и уложив в портфель свои книги, вышел из учительской.

Он не дошел еще до запертых дверей, как увидел Сашка Чайку. Мальчик стоял перед ним с виноватым и убитым видом. Вертя в руках учебники, туго перетянутые ремешками, он несмело выговорил:

— Василий Васильевич, я хочу вам сказать… И замолчал.

— Что случилось, Чайка?

— Василий Васильевич, что же мне делать? Не хотел я вам жаловаться, но что же я сделаю, если Башмачный дразнится! И все драться лезет и все драться. И не то чтобы боксом или еще как-нибудь по-настоящему, а все норовит, чтоб повалить да сверху усесться. Да еще шуточки свои дурацкие горланит: «Поэт подо мною, поэт подо мною…» И так это, Василий Васильевич, мне стыдно… и так это мне… ну, просто не знаю как!..

— Так чего же ты хочешь? На собранье обсудить, что ли?

— Да нет! Может быть, как-нибудь по-другому можно. Я и сам не знаю. Только так стыдно, так стыдно

Василий Васильевич улыбнулся.

— Хочешь, дам тебе совет? Пристанет Башмачный, а ты не сдавайся. Возьми да и побори его. Понимаешь?

Разочарованье промелькнуло на лице Сашка. Совет хороший, да как его выполнить? Вот что!

— Да он сильный, Башмачный-то. Как ухватит, так и не пискнешь.

— Значит, и тебе надо стать сильным. Вот стихи ты любишь писать, правда? А физкультура, вижу, тебе как пятое колесо у воза. Возьмись по-настоящему за физкультуру. Через несколько месяцев не узнаешь сам себя. И пусть тогда Башмачный только попробует наскочить. А?

Сашко засмеялся:

— Василий Васильевич, а я возьмусь! Вот захочу и возьмусь!

— Ну и прекрасно!

Мальчик ушел удовлетворенный. Он шел по коридору и улыбался. Ему и вправду понравилась эта выдумка — стать самому сильным, сильнее всяких Башмачных, и дать хорошей сдачи Олегу. И вот пусть тогда посмотрит на него Галина. Пусть посмотрит!

Сашка вздрогнул. Ему вдруг показалось, что кто-то мимо него проскочил в шестой класс. Он даже услышал, как скрипнула дверь, а она всегда скрипит, когда ее закрывают. Заинтересованный, Сашко вошел в класс и подозрительно огляделся по сторонам. Никого! Может быть, кто-нибудь спрятался за доской или под партами? Нет, за доской тоже никого. Заглянул под парты — пусто!

«Верно, показалось!» подумал мальчик.

Он вышел на крыльцо и издали еще увидел знакомую фигуру Галины: Она была в саду, в самом конце широкой аллеи. Размахивая связанными книжками, Сашко побежал догонять Галю.

Девочка удивленно оглянулась на звук его шагов, и глаза ее сразу заблестели, полные нескрываемой радости. Сашко схватил Галю за локоть и остановился перед ней, задыхаясь от смеха и быстрого бега.

Галя, ты… не смеешься надо мной? Ну, вот за то, что меня Башмачный поборол… Дразнить не будешь?

— А ты что ж, не слышал, кого я дразнила? Ох, и не люблю я Башмачного! Он и на пионера даже не похож. Не такие у него привычки!

Они шли, взявшись за руки, шли по аллее к обрыву над морем. Море синело перед ними. На горизонте чернел дымок — шел пароход. Они сели на скамейку, не отрывая глаз от этого дымка. Сколько может быть километров до этого парохода? Сашка говорил — пятнадцать, Галя — пять; впрочем, такое расхождение особых споров у них не вызвало. И было спокойно И весело.

Стали бросать с обрыва камешки подальше. Камни падали в воду и поднимали хрустальные фонтанчики.

Возле скамейки рос молодой клен. Он был черным и голым, и только кое-где дрожали на нем сухие, желтые листочки. Один листок сорвался и, кружась, полетел с дерева. Галя подпрыгнула и поймала его на лету.

— Вот тебе, — протянула она листочек Сашку. — Давай загадаем. Потеряешь листок — я в море утону.

— Не хочу. Страшно.

Домой итти не хотелось. В лиловой дали садилось солнце. Стало холоднее. Сорвался ветер, и за их спинами тревожно загудели деревья.

— Галина, знаешь, что я придумал Давай вместе будем заниматься.

— Знаю, знаю зачем: боишься, чтобы я опять «плохо» не получила. Угадала?

— Вот и неправда! Просто так. Разве не хорошо будет? А заниматься можно у нас. Придешь ко мне У нас дед Савелий есть, и Ивасик есть, и щегольчик.

— Какой еще щегольчик?

— Ну как какой! Замечательный щегол. В клетке. За ним Ивасик ухаживает. У Ивасика еще морские свинки есть. Рыжие и черные! И еще всякие. Придешь, Галя, а?

— А в школе смеяться не будут.

— Ну и пускай смеются! Я на них в журнале такие стихи напишу, что сразу перестанут.

Стемнело. Надо было возвращаться. Да и есть уже хотелось не на шутку. Сашка спросил:

— Завтрак в школу берешь?

— Беру.

— И я беру. Пирожки с калиной и колбасу. А ты?

— И я тоже колбасу. И еще медовые пряники. Пряники очень вкусные. А ты осиный мед ел?

— Нет, никогда!

— Хочешь, дам?

И она щипнула его за руку.

— Вот тебе осиный мед. Вкусно? Другой раз не попросишь!

Сашко проводил Галю до самого дома.

— До свиданья! — крикнула она с крыльца.

— До завтра!

Лиловые сумерки опускались на Слободку.

С моря дул свежий ветер — «широкий».

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

О том, как закончились первые попытки Олега найти клад пана Капниста

Сашко не ошибся, когда подумал о том, что в классе кто-то спрятался. За последней партой, в самом углу, лежал мальчик. Сашко не увидел его и так и вышел из класса. Мальчик еще долго лежал на полу под партами, пока не убедился окончательно, что в школе больше не осталось никого.

Тогда он осторожно вылез из своего убежища в коридор. Это был Олег. Минуту он стоял неподвижно, прислушиваясь. Ни звука. Хорошо! Значит, кроме сторожа и Кажана, в школе нет никого! Но сторож сейчас у себя в комнате, а Кажан — на втором этаже. Позже придут уборщицы, и тогда Олегу придется удирать. Надо, значит, спешить, пока не поздно.

Сегодня Олег решил обследовать каморку под лестницей, ведущей на чердак. Наверное; эта каморка служила когда-то кладовой. На низкой двери висел ржавый замок — верный признак того, что в каморку давно уже никто не заходил. Теперь в нее, наверное, заглядывает только Кажан, но делает это лишь тогда, когда нету кругом ни души, а на дворе стоит глухая ночь.