Школа над морем

Вскоре после приезда Марины Чайки пришел домой и старший ее сын, пограничник Лаврентий. У него был трехдневный отпуск. Теперь в хате Чаек каждый день гремела гармонь, и каждый день приходили рыбаки послушать музыку и рассказы веселого краснофлотца.

Утром Сашко делал свои упражнения под заливчатые звуки гармошки. Лаврентий пощупал мускулы младшего брата и остался доволен.

– Будешь краснофлотцем!
– коротко констатировал он.

Для Сашка это была лучшая похвала.

Василий Васильевич недаром спросил Омелька Нагорного о его научной статье. Директор школы и руководитель класса ни за что не упустит случая, чтобы проверить на деле все «тайны», упомянутые в статье.

А дело было так. Омелько убедил Яшу Дерезу и Степу Музыченко устроить сеанс гипнотизма.

Самое главное было - это убедить Дерезу. Но, когда Омелько показал ему книжку «Гипнотизм», Яша тоже решил присутствовать на этом необычайном сеансе. Правда, делал он это с тайною мыслью посмеяться над Нагорным, Хоть и есть, говорят, такая наука, да уж не Нагорному загипнотизировать кого бы то ни было.

Участвовать в сеансе Омелько пригласил также Дмитра Озеркова, пылкого любителя театральных зрелищ и участника школьного драмкружка. Озерков охотно согласился. Больше того: он был даже согласен и на то, чтобы его загипнотизировали. Нагорный приказал ему захватить с собой белую простыню.

– Без этого реквизита и не приходи, - заявил «гипнотизер», - а то ничего не выйдет.

И, когда вечером ребята, все четверо, собрались в школьном саду, в руках у члена драмкружка белела простыня.

– Молодец!
– похвалил старательного Дмитра Нагорный. – Только не ты будешь сегодня режиссером, а я.

Место для сеанса было выбрано необычайно удачное: школьный чердак. Чудесное место! Тихое, спокойное и, главное, таинственное. Без таинственности здесь ничего не сделаешь, такое уж это дело - гипнотизм.

Само собой понятно, что выбор этого места целиком принадлежал Омельку Нагорному, Ребята не спорили, и только один Дереза попробовал протестовать, но Омелько быстро убедил его, заявив, что в другом месте сила гипнотизера может и не проявиться и тогда он, Омелько, снимает с себя всякую ответственность за неудачу сеанса.

В школу проникли через открытое окно. Вход очень неудобный, но – зато более или менее «таинственный». Надо сказать, что эта «таинственность» вообще не волновала только одного Яшу Дерезу. Как и полагается изобретателям мысль у него была трезвой и ясной. Он давно уже понял, что не тайна движет мотором и что машины не сделаешь без знания, без книжки, без работы.

«Ну, подожди-ка, гипнотизер несчастный! ­ думал Дереза.
– Вот не загипнотизируешь Озеркова, посмеюсь же я над тобой и над твоим гипнотизмом!»

Но надо сказать правду, что и у Дерезы были минутами кое-какие сомнения. А что, если Омелько и в самом, деле научился гипнозу? Ведь он же показывал книжку, настоящую научную книжку с картинками. Интересно! Очень интересно. Ну, а чердак, конечно, чепуха!

А между тем таинственность обстановки помимо воли начинала действовать и на Дерезу. Вечер, тени, далекая луна, пустая школа, шопот товарищей и чердак! И кроме того, самому старшему из ребят, Озеркову, - всего только четырнадцать лет!

На чердаке было тихо и пусто. В маленькое, круглое оконце заглядывала полная луна.

– Ребята, а из этого оконца море видно, ­ тихо сказал Степа Музыченко.
– Посмотрите, как блестит. Я люблю рисовать море, когда на нем вот такая лунная дорожка.

Омелько нетерпеливо махнул рукой.

– Мы сюда не рисовать пришли, - отрезал он.
– Начнем, что ли? Ну, Дмитро, надевай простыню.

– Для чего?

– А это уж я знаю. Надо.

Музыченко, Нагорный и Яша Дереза присели на корточки, а перед ними на деревянный ящик встал Озерков, закутанный в простыню.

– Стой и не двигайся!
– приказал ему Омелько.

– Ну; а дальше что ?
– шопотом спросил Яша Дереза.

– А дальше я его загипнотизирую. Десять минут я буду смотреть на него не отрываясь. А может, и двадцать, не знаю. И все время буду думать – вот так, с напряжением.

И Омелько наморщил лоб, чтобы показать, с каким именно напряжением.

– Подожди! А что же ты будешь думать? Мы тоже должны знать !
– вмешался Степа.

– А я вам скажу.

Омелько наклонился к товарищам и зашептал :

– Я буду думать так:«Озерков, сейчас же сбрось простыню и пойди посмотри в оконце! Озерков, сейчас же сбрось простыню и пойди посмотри в оконце!» И снимет, увидите - снимет!

– А может, ты сговорился с ним? Я несогласен!
– запротестовал Яша Дереза.
– Пусть лучше снимет простыню и наденет на тебя. Хорошо?

Нагорный согласился. Озерков стоял неподвижно, весь в белом, как привидение. Лунный свет освещал всю группу участников сеанса.

– Ты не слышал, что мы говорили? – спросил у «привидения»Нагорный.
– Не слышал? Ну, тогда начнем.

Три пары глаз впились в закутанную фигуру Озеркова. Тишина. Где-то пискнула мышь, и снова все стихло. Минуты шли.

– Мне страшно!
– прошептал Музыченко. ­ А что как в самом деле...

– Тсс!..
– Ткнул его в бок Нагорный. ­ Смотрите, начинает шевелиться.

И тут ребята услышали какой-то странный звук. Будто кто-то крикнул, или вернее, хотел крикнуть, зажав рот ладонью.

Нагорный первый увидел, как из четырехугольного отверстия высунулась чья-то голова. В ту же минуту эту голову увидели и Музыченко и Яша Дереза.

Мы знаем, кто помешал ребятам окончить их «сеанс». Когда Олег Башмачный, испуганный белым привидением и тремя незнакомцами, стремглав удирал из школы, на чердаке тоже начался переполох. Страшная голова исчезла, но, может быть, она ждет внизу? А у головы, как известно, есть и туловище, и руки, и ноги. Выходит, это человек. Но что это за человек? Кто?

– Может, это Кажан?- подал мысль Музыченко.
– Говорят же, что...

Но Дереза не дал ему договорить.

– Кто бы там ни был, а надо спускаться, - сказал он.

Больше всех был напуган Нагорный. С чердака он спустился последним: хорошо еще, что перепуганный Олег не уронил, убегая, приставленную лестницу. А это, конечно, могло случиться. Любитель таинственного, Омелько долго не мог опомниться. Он не мог забыть человеческой головы, которую он увидел в темном отверстии. И вот почему он так хохотал, когда Олег рассказал ему о приключениях «одного хлопца из нашего класса». Впрочем, Олегу вовсе не нужно было обижаться за этот безудержный смех. На этот раз Нагорный смеялся над самим собой.