Школа суперменов

Она осторожно шагала к воротам, стараясь не вляпаться в грязь и недовольно хмурясь по этому поводу.

— Я зайду с тобой, — сказала она Мезенцеву.

— Я буду очень рад, — ответил он, глубоко вздохнул и постучал в железную дверь сторожки.

— Чего надо? — спросили из-за двери, и по голосу было очень трудно понять, повезло Мезенцеву или нет.

— Это я, — сказал Мезенцев. — Рома, открой.

— Какой я тебе Рома?! Роман Степаныч, блин, только так и не иначе... Рома... Скажет тоже...

— Он пьяный, — пояснил Мезенцев Инге.

— Я догадалась, — презрительно фыркнула она.

— Но он сейчас откроет.

— Посмотрим.

Рома долго боролся с замками, но потом все-таки открыл.

— Кто тут шляется? — рявкнул он с порога, и тут уже у Инги не осталось ни малейших сомнений, что сторож пьян. Дело было не в характерном запахе, а в том, что, свирепо сверля глазами поздних визитеров, он обеими руками натягивал на голову солидных размеров кепку, зажав между коленями ствол дробовика. Ствол смотрел чуть выше и левее головы Инги, и по ее лицу стало понятно, что Инга не одобряет такое безответственное отношение к оружию.

Наконец сторож Рома надел кепку и перехватил поудобнее ружье. Где-то между двумя этими сложными действиями он признал Мезенцева.

— О, Женя, — сказал он. — А ты что так рано? Время-то еще... — Он задумчиво посмотрел в черное ночное небо, не нашел там циферблата и сделал обобщающий вывод: — Время-то еще не то. Люди в такое время на дачу не ходят. Хотя если с такой бабой... — оценил он Ингу. — Тогда можно. Тогда можно в любое время.

— Мы пройдем ко мне на участок, — сказал Мезенцев. — Я, девушка и еще двое тех балбесов.

— Пикник, что ли?

— Типа того.

— Ну ладно... Сейчас я вам открою.

— Я сам открою, ну зачем ты будешь бегать туда-сюда? У тебя небось спина опять болит... Давай мне ключи, я сам все сделаю.

— Заботливый ты, Женя, — сказал сторож, разглядывая Ингу. — Про спину мою вспомнил. Там такая спина... Что с ней сделаешь в моем-то возрасте... Слишком уж запущено все.

— Главное, что ты вовремя спохватился. Все еще можно вылечить.

— Может, и так... — Рома вытащил из кармана ватника связку ключей. — Держи... Спохватился... Я спохватился, когда мне уже четвертый десяток пошел. Разве это не поздно?

— Нет, — сказал Мезенцев. — Можно и на четвертом десятке загасить болезнь. Если правильно все делать.

Рома хотел еще что-то сказать, но потом просто махнул рукой и закрыл за собой дверь. Мезенцев показал Инге связку ключей.

— Вот и все.

— Очень долго, — недовольно проговорила Инга. — Эта трогательная забота о его спине...

— Я вообще очень заботливый человек, — сказал Мезенцев открывая ворота.

— Я заметила. Сначала ты застрелил Генерала, а потом позаботился о его дочери.

— Вот это ты зря сказала. — Мезенцев обернулся и увидел тонкую усмешку на ее губах.

— Главное, — почти ласково прошептала Инга, — чтобы никто не сказал об этом Лене Стригалевой. Это для нее будет такой неприятный сюрприз. Ну что ты стоишь? У тебя такое лицо, как будто ты обиделся. Пошли, пошли. У нас еще куча дел.

4

Центральная дорожка была узкой полоской серого асфальта, которую подсвечивала редкая цепочка невысоких фонарей. По левую и правую сторону от этого маршрута все тонуло в темноте; кусты, деревья, ограды участков и крыши дачных домиков сливались в массу с неопределенными очертаниями, которая скрипела, шелестела и выла на ветру.

Мезенцев шел первым, вплотную за ним двое его «соседей», и замыкала процессию Инга. Водитель остался в «Саабе», поскольку тут запросто могли обойтись и без него. Все очень просто: забрать папку, потом пристрелить Мезенцева, благо в глубине дачного товарищества условия для таких дел почти идеальные. Там же можно и закопать, если будет время и желание. На обратном пути желательно убрать сторожа, поскольку тот хоть и пьяный, но свидетель. А профессионалы, как сообщила Инга, свидетелей не оставляют.

И после этого можно садиться в машину и ехать... Куда они могут поехать? К тем, кому так до зарезу понадобилась эта папка? Наверное. К большим людям, которые все про всех знают... Все? Минутку.

Он остановился и тут же получил толчок в спину от «соседа».

— Чего встал?

— Инга...

— Что?

— С чего ты решила, что это я убил Генерала? Ведь ты валялась тогда без сознания, со сломанными ребрами. Ты не могла этого видеть.

— Но ты ведь его убил? Убил. Неважно, откуда я это знаю. И вообще этот разговор ни к месту.

— Шагай, — толкнул Мезенцева «сосед».

Мезенцев медленно двинулся по дорожке.

— Инга, а почему Лену нужно было оставить именно в Волчанске?

— Ты задолбал уже, — возмущенно заявил «сосед». — Почему, почему...

— Потом может не найтись времени для вопросов, — пояснил Мезенцев свое любопытство. Он не видел выражения лица Инги, когда это сказал, но услышал ее слова:

— Почему именно в Волчанске? Потому что там есть кому о ней позаботиться.

— А зачем она вам теперь? Папка уже практически у вас, и нет смысла держать Лену в заложницах...

— Хватит заботиться о других, — раздраженно бросила Инга. — Позаботься лучше о себе.

— Смешно, — сказал Мезенцев.

— Что тебе смешно?

— Что ты сказала это именно сейчас.

— Я всегда это говорю. Позаботься сначала о себе...

Инга осеклась на полуслове. Кто-то из двоих «соседей» яростно выругался. А другой потом вскрикнул.

Мезенцев, как ему и советовали, позаботился о себе.

5

Когда-то давным-давно, когда у Евгения Мезенцева еще было нечто похожее на семью, то женщина, официально именовавшаяся женой Мезенцева, регулярно высказывала ему свое неудовольствие тем обстоятельством, что все друзья Мезенцева — идиоты и козлы. Или козлы и идиоты. Короче говоря, люди с придурью. Мезенцев не то чтобы соглашался с этим, просто спорить было глупо. Те несколько человек, которых Мезенцев считал своими друзьями, стали таковыми в Приднестровье в начале девяностых. А война, как ни крути, людей портит. Выворачивает им мозги, населяет кошмарами сны... Много чего плохого делает с людьми война. И все мезенцевские друзья были немножко с прибабахом, тут уж ничего не поделаешь.

После того как дружба с Темой Боксером закончилась в кабинете Мезенцева выстрелом в голову, таких старых прибабахнутых друзей у Евгения осталось совсем немного. И одним из них был Рома Акопян, недоучившийся инженер, пиком послевоенной карьеры которого стала должность сторожа в дачном кооперативе. У Ромы были свои странности и недостатки, из-за которых он и докатился до нынешнего положения, однако кое-что в Роме осталось не поколеблено ни временем, ни алкоголем.

Этим кое-чем были его рефлексы. Военные рефлексы. А на войне Рома был разведчиком. И «позаботиться о спине», то есть о прикрытии его группы, — это были для Ромы слова столь же родные, как «мама» и «папа». Забыть подлинный смысл этих слов Рома мог лишь в особых обстоятельствах — когда он упивался на полную катушку.