Школа ужасов

Разумеется, Корнтел не мог не понимать, что все его личные мучительные признания не очистят его от подозрений. Даже если Линли сумеет найти другого виновника преступления, как он распорядится конвертом с фотографиями? У Корнтела были все основания ожидать, что снимки лягут на стол директора. Даже если Корнтел не виновен в гибели Мэттью, только Локвуд вправе решить его профессиональную судьбу. Таковы, в конце концов, обязанности директора.

Однако Линли считал необходимым принять во внимание и иные соображения. Он еще не забыл Итон, не забыл, как валялся пьяный на постели, а Корнтел спасал его от исключения из школы. Он не забыл, как Джон, красноречиво проповедовавший в часовне и писавший удостаивавшиеся первых премий сочинения, с готовностью приходил на помощь не столь одаренным и легким на язык мальчикам. Он видел, как Джон Корнтел пробегает под аркой ворот, в модных брюках и визитке: он опаздывает на урок и все же останавливается помочь привратнику, сгружающему тяжелую посылку с грузовика. И эта быстрая, летучая улыбка, приветственные возгласы, раздававшиеся из всех углов школьного двора. Их связывает общее прошлое, они кое-что пережили вместе. Это неотменимо. Узы школьного братства.

Конверт с фотографиями во внутреннем кармане мешал ему, давил на сердце. Надо принять какое-то решение. Линли не был к этому готов.

– Инспектор! – Алан Локвуд ждал его у подножия лестницы. – Сегодня состоится арест?

– После того, как криминалисты…

– К черту криминалистов! Вы должны убрать Клива Причарда из школы! Сегодня вечером собирается совет попечителей, и к тому времени все должно быть улажено. Господь один ведает, когда родители Причарда надумают его забрать. Я не собираюсь держать его в школе до той поры. Ясно вам?

– Вполне, – ответил Линли. – К несчастью, на данный момент единственной уликой против него является кассета с его голосом. Мы не можем доказать, что он участвовал в похищении Мэттью Уотли, а Гарри Морант не желает уличить его как человека, регулярно над ним издевавшегося. Я не могу арестовать Причарда лишь на том основании, что Чаз Квилтер опознал его голос. Я могу только посоветовать вам, мистер Локвуд, не спускать с него глаз.

– Не спускать глаз! – выплюнул Локвуд. – Вы же знаете, это он убил парня!

– Я пока ничего не знаю. Для ареста требуются доказательства, а не интуиция.

– Вы подвергаете риску шестьсот учеников школы! Вы отдаете себе в этом отчет? Пока вы не уберете этого мерзавца из Бредгар Чэмберс, тут может произойти все что угодно. Я не могу взять на себя ответственность…

– Но вы несете ответственность, – перебил его Линли. – Вы сами должны это понимать. Клив знает, что он является главным подозреваемым. Вряд ли он решится сейчас на какой-либо опрометчивый поступок, к тому же он рассчитывает, что мы не сможем инкриминировать ему убийство Мэттью Уотли.

– Что же вы предлагаете мне делать, пока вы соберете улики для ареста?

– Заприте его в комнате и приставьте надзирателя, чтобы он не мог покинуть помещение.

– И этого, по-вашему, достаточно? – настаивал Локвуд. – Черт побери, это же убийца, и вы это знаете. А что с этим? – Он ткнул пальцем в конверт с фотографиями. – Вам удалось выяснить происхождение этих снимков, инспектор?

Оказывается, не так уж трудно принять решение – другой вопрос, насколько оно разумно.

– Мисс Бонд нашла эти фотографии у себя в классе, – солгал Линли. – Кто-то из школьников забыл их. Ей неизвестно, кто именно. Она хотела их сжечь.

– Хоть у кого-то еще сохранился здравый смысл! – фыркнул Локвуд.

Когда сержант Хейверс припарковала принадлежавший Линли «бентли» возле часовни, вновь зарядил дождь. Хейверс резко надавила на тормоз, машина скакнула вперед и немного в сторону, расцарапывая бок о голые ветки кустарника. Линли, содрогнувшись, поспешил навстречу коллеге.

Барбара доедала пакетик уксусных чипсов, обсыпая крошками и солью свой пуловер.

– Это мой ланч, – воинственно пояснила она, стряхивая остатки пищи на пол и вылезая из машины. – Два пакетика чипсов и стакан «швеппса». Мне полагается надбавка за прифронтовые условия. Кошмарная машина, – продолжала она, захлопывая дверцу. – Так и рвется из рук. Я чуть было не врезалась в телефонную будку в Киссбери, а возле школы врезалась в старый милевой столб. Надеюсь, во всяком случае, что это был именно столб. Твердый такой и вроде неживой.

– Я тоже надеюсь, – подхватил Линли, вновь открывая дверцу и доставая с заднего сиденья свой зонтик. У Хейверс зонта, по-видимому, не было. Она предпочла нырнуть под предоставленную ей Линли крышу.

– Так что вы выяснили в Киссбери?

Они двинулись в сторону «Калхас-хауса». Колокол сзывал учеников на вечерние уроки. Мимо замелькали сине-желтые формы– под дождем ребята быстро разбегались на занятия. Хейверс заговорила только тогда, когда они остались вдвоем на подъездной дорожке:

– Насколько мне удалось понять, алиби Клива подтверждается, сэр. Бармен из «Меча и подвязки» видел его возле мусорного ящика поздно вечером в субботу. Он не знает точно, чем именно был занят Клив, но отзывается примерно так: «Что уж он там ни делал, его пташке это пришлось по душе».

– Возле мусорного ящика есть фонарь? Хейверс покачала головой:

– Бармен не сумел описать наружность парня, он заметил только его рост, а девушку он и вовсе не рассмотрел, так что, в принципе, это мог быть и кто-то другой, а не Клив.

– Другой ученик Бредгара, – уточнил Линли. Барбара с энтузиазмом подхватила его мысль, она явно думала о том же с тех самых пор, как выехала из деревни.

– Допустим, Клив знал, что кто-то из ребят в субботу вечером тайком отправится на свидание с девушкой. Возможно, этот парень потом хвастался перед Кливом своими победами и рассказал все подробности, в том числе и насчет мусорного ящика.

Но Линли видел слабое место этой гипотезы.

– Боюсь, Хейверс, что в итоге Клив сообщит нам имя своей подружки и она подтвердит его алиби. Вернемся на исходные позиции. В котором часу бармен видел их?

– Сразу после полуночи. – Хейверс в задумчивости приостановилась и добавила: – В этом что-то есть, сэр. Клив очень хитер. Вон как он ловко подсунул нам эти фотографии. Он вполне мог отправиться в Киссбери, чтобы обеспечить себе алиби, а потом вернуться и убрать тело Мэттью Уотли. Он утверждает, что увидел Эмилию Бонд, когда перелез через стену, вернувшись с ночной прогулки. А что, если он вернулся гораздо раньше, смотался на автобусе в Стоук-Поджес, бросил там тело, а Эмилию Бонд увидел, когда возвращался во второй раз? Она-то его не видела! Это Клив утверждает, что заметил учительницу, слезая со стены. Фрэнк Ортен пошел гасить огонь около трех часов утра. Это дает Кливу достаточно времени.

– Слишком это сложно, Хейверс.

– Самую малость. Он мог это сделать, инспектор, мог! Этот парень вполне сумеет организовать достаточно сложное преступление. Да он еще в колыбели говорил: «Сверим часы». Нам нужно одно: добыть улики в той комнате над сушилкой и в микроавтобусе, и тогда с Кливом Причардом будет покончено.

Нахмурившись, Линли взвешивал слова Хейверс, она же, не дожидаясь ответа, продолжала:

– Я видела в деревне Джин Боннэми, она ходила на почту. Накрасилась, словно ждет кого-то к ланчу.

– Вряд ли это так уж подозрительно, сержант.

– Да, конечно. Просто, когда она приведет себя в порядок, она не такая страшненькая, инспектор. Интересно, а как она выглядела пятнадцать лет назад? Как она выглядела в глазах восемнадцатилетнего юноши?

– Эдварда Хсу?

– Ведь это вполне возможно, верно? Она жила в Гонконге, унаследовала от отца любовь к Востоку. Она вполне может оказаться биологической матерью Мэттью Уотли, Может быть, она все эти годы издали следила за его жизнью, может быть, она-то и настояла, чтобы «Добровольцы Бредгара» направили мальчика к ней. Джилс Бирн уверял, будто мать Мэттью была лживой, корыстолюбивой сучкой, но он мог и соврать.