Школьная королева

– Чрезвычайно интересно, Китти, – улыбнулась мисс Хонебен. – А что у вас были за дела?

– О, мисс Хонебен, вы не знаете, что это значит для ирландских детей – для мальчика и девочки: нам так хотелось взглянуть на призрак. В нашей семье он всегда является в виде семнадцатилетней девушки. Конечно, лицо у нее очень неясное. Никто не может хорошенько разглядеть ее, но она так красива и грациозна! Волосы у нее удивительные, падают ниже колен. Мы были очень заинтригованы; Джек говорил, что если дядя Нед умрет даже не в эту ночь, а в следующую, то наш призрак, наверное, придет в замок печалиться.

Потом мы стали обдумывать, где он может появиться. Джек предположил, что, вернее всего, в самой старинной части дома – там, где очень старый бальный зал с шатающимся полом.

Мы сговорились провести там ночь и очень волновались. И что же?! Взяв потихоньку из кладовой большой кусок пирога с мясом, пирожные со сливками и другие вкусные вещи, около десяти часов вечера мы прокрались в бальный зал, сели в уголке и положили ужин рядом с собой. Так сидели, держась за руки и крепко прижавшись друг к другу. Сначала мы молчали, потому что немного боялись; но через некоторое время Джек расхохотался. Я спросила:

– Джек, чему ты смеешься? – а он сказал:

– Ничему, ничему… – и заговорил очень тихо, печальным тоном, как любят призраки. Ну мы ждали, ждали, а никто не появлялся, и мне стало холодно. Джек потрогал мою руку, сказал, что я дрожу и, наверное, простужусь насмерть. Он сказал, что призрак, вероятно, не появится до тех пор, пока луна не поднимется высоко, тогда свет ее проникнет в разбитое окно. Конечно, я знала, что он прав. Джек предложил принести мне большую меховую шубу, а себе меховое пальто отца, чтобы нам укутаться хорошенько. Потом он сказал:

– Мне не нужно спрашивать тебя, Китти, не боишься ли ты, потому что О’Донованы никогда ничего не боятся.

Конечно, я сказала, что не боюсь.

– Только не заставляй меня дожидаться слишком долго, Джек, – прибавила я.

Он обещал и убежал. Я рассчитывала, что он вернется минуть через десять. Прошло минуть пять; я сидела, скорчившись в углу, как вдруг услышала какой-то шум: сердце у меня забилось так, что я думала, будто оно разорвется; потом в окне мелькнула какая-то тень и я увидела – это истинная правда! – что в окно заглядывает какая-то высокая фигура с массой распущенных по спине волос; она издала тихий стон, самый ужасный звук, какой только можно себе представить, и… и я попробовала заглянуть ей в лицо, но увидела только какое-то темное пятно; она снова застонала, а я громко, страшно закричала. Мне было стыдно самой себя, но я не могла сдержаться: мне было так страшно. Как только я закричала – как вы думаете, что случилось? Окно распахнулось, фигура вскочила в комнату и пошла прямо ко мне.

– Прочь! Ради Бога, прочь! – крикнула я. Тут я услышала голос Джека; оказалось, что это он. Ну не дурно ли это было с его стороны? Он сделал так нарочно, не мог устоять от искушения. Как я рассердилась! Но в то же время почувствовала облегчение. А Джек просил меня простить его, целовал, обнимал. Никакого призрака и не было, все это Джек придумал, чтобы испугать меня.

– Должна сказать, что это было очень жестоко с его стороны, – заметила мисс Хонебен неодобрительным тоном.

Но Китти не позволила сказать и слова неодобрения про своего любимого двоюродного брата.

– Это было так похоже на мальчика-ирландца, – заступилась она, – все они таковы. Они любят проказы.

– А твой дядя умер, милая?

– Нет. Выздоровел. На следующее утро мы получили хорошие известия, шторы подняли. Мы не сказали ничего папе о том, что поджидали призрака в бальном зале.

Мисс Хонебен встала.

– Благодарю тебя Китти, – сказала она. – Ты очень хорошо рассказала мне эту историю, а теперь ложись и засыпай. Сегодня ничего больше не случится, и нам остается только верить и молиться, чтобы Бог пролил свет на это дело.

Пока мисс Хонебен слушала рассказ Китти о призраке, Клотильда и Елизавета вели серьезный разговор в комнате Клотильды.

– Садись, Елизавета, – предложила Клотильда, – мне нужно сказать тебе кое-что очень важное.

– Что такое? Не думаю, чтобы ты могла чем-нибудь успокоить меня, Клотильда. Видишь, даже среди нас есть те, кто против нее; значит, эти четыре девочки могут оказать влияние на остальных. Что можем сделать мы, три, против них?

– Будь их хоть сорок, мы можем, в конце концов, одержать победу, – заявила Клотильда. – Слушай меня, Елизавета, я расскажу тебе, что случилось. Ты знаешь, как я стала подозрительна после моего разговора с Мэри Дов.

– Знаю, – ответила Елизавета, – но это ни к чему не привело.

– Мэри Дов подкупили, чтобы она не рассказывала.

– Если это и так, то она ничего не скажет, – заметила Елизавета, – а если не скажет, то мы ничего не можем сделать для Китти. Я не вижу другого исхода для бедной Китти, как перенести осуждение. Эти четыре девочки уже теперь восстановят школу против нее. Припомни, какую силу имеет Генриетта и как она ненавидит Китти; вспомни, какую силу представляют, вернее, начинают представлять собой три сестры Купп! А потом Мэри Дов. В настоящее время в школе есть большая партия против нашей маленькой Китти и в пользу этой ужасной Генриетты.

– Позволь мне сказать, – попросила Клотильда. – Ты знаешь мою идею. Она пришла мне в голову, как только я серьезно обдумала это дело. Тут есть какой-то обман. Китти не писала этого письма. Между тем письмо было написано; значит, кто-нибудь да написал его. Теперь нам остается узнать, кто именно. Мои мысли сосредоточились на Мэри Дов и на Мэри Купп; но у меня не было раньше никаких доказательств ни против одной из них. Теперь, мне кажется, у меня есть доказательства.

– О чем ты, Клотильда?

– Сейчас скажу. Ты знаешь, как девочки Купп привязаны к своему брату Полю?

– Да.

– Ну так вот, сегодня утром пришло письмо от Поля к Мэри. Разве ты не заметила, как взволновалась Мэри, когда получила это письмо?

– Я не особенно смотрела на нее, – отмахнулась Елизавета.

– Ты менее проницательна, чем я, дорогая Бетти, – заметила Клотильда. – А я несколько раз внимательно поглядывала на нее и поняла, между прочим, что письмо сильно расстроило ее и что она не решалась прочесть его в присутствии других учениц. Ее сестры, Матильда и Джени, были очень рассержены, так как считают, что их брат Поль принадлежит также и им. Как бы то ни было, маленькая Джени просила, умоляла Мэри открыть письмо и сказать, что написано в нем. Мэри отказалась. Я заметила, что Мэри взглянула на бедную Китти и при этом сильно побледнела, как будто что-то в выражении лица Китти причинило ей боль.

Я вышла из дома, чтобы посидеть в кустах рощи и подумать немного. Я медленно шла по лужайке, когда увидела трех сестер Купп; по-видимому, они разговаривали о письме, полученном Мэри, потому что были в хорошем настроении – очевидно, полученные ими новости были отличными. Я не обратила на это особого внимания. Должна признаться, что эти девочки не нравятся мне. Я прошла на опушку, прислонилась к стволу дерева среди кустов и задумалась. Потом я услышала шаги. Кого же увидела? Мэри! Мэри, совсем одну. Она стояла на маленькой поляне. Сначала я была уверена, что она должна видеть меня, однако этого не случилось. Я вспомнила потом, что на мне зеленое платье, как раз под цвет листьев, так что оно сделало меня незаметной. Я находилась на некотором расстоянии от Мэри, но не так уж далеко: я слышала ее и видела каждое ее движение.