Школьные годы
Шрифт:
Я былъ очевидцемъ, какъ съ отъздомъ Пирогова изъ Кіева оживилась польская пропаганда, и преобладаніе польскаго элемента въ университет сдлалось замтне чмъ прежде. Поляки, вообще очень проницательные въ политик, давно разгадали въ Никола Иванович самаго опаснаго своего противника; да и кром того, присутствіе въ кра такого крупнаго русскаго человка, такого блестящаго представителя русской національности, было для нихъ очень стснительно. Я увренъ, что со временемъ обнаружится очень значительная роль польскаго
Подъемъ польскаго элемента въ университет съ 1861 года сталъ особенно замтенъ благодаря тому, что какъ разъ въ это время была отмнена студентская форма. Явились тотчасъ національные костюмы, подъ которыми отличать поляка отъ малоросса было гораздо легче, чмъ подъ форменными сюртуками. Видъ аудиторій и корридоровъ совершенно измнился. Прежде, между студентами, бросались въ глаза молодые люди достаточныхъ семействъ, одвавшіеся у лучшаго городского портного, умвшіе въ своей форменной одежд обнаружить щегольство и претензіи на свтскость. Поляки, сыновья богатыхъ мстныхъ помщиковъ, особенно старались отличаться аристократическою вншностью и манерами. Съ отмною формы вс эти господа куда-то исчезли. Отчасти ихъ унесли быстро назрвавшія въ Варшав событія, такъ какъ большинству изъ нихъ предстояло играть видную роль въ предстоявшей, по существу своему чисто аристократической революціи; отчасти, можетъ быть, они были запуганы преобладающей массой срыхъ и рыжихъ свитокъ, чамарокъ, смазныхъ сапоговъ и лохматыхъ головъ, наполнившихъ аудиторіи вслдъ за отмной формы. Университетъ демократизировался какъ бы по мановенію волшебнаго жезла – и не по одному только вншнему виду. Въ польской партіи, державшейся до сихъ норъ неизмнно самыхъ непримиримыхъ шляхетскихъ тенденцій, обнаружилось замчательное явленіе: горсть молодежи, сблизившись съ украйнофилами, съумла отршиться отъ этихъ тенденцій и выступила съ радикально-демократической программой, оскорбившей самымъ чувствительнымъ образомъ старую польскую партію. Во глав отщепенцевъ стоялъ студентъ Рыльскій, очень энергическая и интересная личность, одна изъ тхъ личностей, которыя какъ будто нарочно созданы для того, чтобъ вобрать въ себя что-то новое, еще незамтное для другихъ, и дать ему форму. Не знаю, какая судьба постигла впослдствіи этого замчательнаго человка – говорили, что онъ принялъ православіе и женился на простой казачк,– но роль его въ кіевскомъ университет въ 1861-63 гг. была очень вліятельная: онъ какъ-бы продолжалъ дло, похищенное изъ рукъ Пирогова. Ненависть къ нему поляковъ была безпредльная; разсказывали, что его хотли убить. Энергія, съ какой онъ изобличалъ шляхетскую подкладку зачинавшагося движенія, безъ сомннія не мало содйствовала тому, что съ 1861 года взаимныя отношенія поляковъ и русскихъ въ стнахъ университета приняли чрезвычайно острый характеръ. Дло
доходило до угрозъ вареломеевской ночью, и я помню, что мы одно время принимали серьозныя мры предосторожности, собирались на ночь большими группами, и баррикадировали двери и окна… Въ аудиторіяхъ, въ сборной и читальной залахъ, поляки и русскіе держались, какъ два враждующіе лагеря; готовилась борьба за обладаніе университетомъ, противники косились другъ на друга, выжидая событій…Съ конца 1862 года университетъ сталъ быстро пустть. Еще раньше, по-одиночк, поляки начали куда-то исчезать; передъ зимними каникулами дезертирство усилилось, а посл новаго года большинство поляковъ не возвратилось. Рыльскій и украйнофилы, оставшись на покинутыхъ позиціяхъ, торжествовали.
Близь зданія университета находился большой, извстный всему городу манежъ ветерана старыхъ польскихъ войскъ, Ольшанскаго. Если не ошибаюсь, онъ преподавалъ верховую зду казеннокоштнымъ студентамъ-медикамъ, готовившимся на должности военныхъ врачей.
Онъ былъ любимцемъ польской аристократической молодежи, сходившей съ ума отъ его старо-уланскихъ, длинныхъ блыхъ усовъ и восторженныхъ разсказовъ о возстаніи 1830 года. Въ конц апрля, или въ начал мая, въ чудную весеннюю ночь, небольшія группы всадниковъ выхали одн за другими изъ воротъ манежа и направились мимо университета на житомирское шоссе. За Тріумфальными воротами всадники остановились, поджидая товарищей и строясь въ походную конную колонну. Это были запоздалыя жертвы польской идеи, юноши и мальчики, студенты и гимназисты, сформировавшіе единственную, цликомъ выступившую изъ Кіева конную банду.
Въ дом моего отца стояли на посто драгуны. На разсвт я услышалъ, что они сдлаютъ коней. Затмъ ихъ срые силуэты, въ походной форм, тихо промелькнули мимо моихъ оконъ. Я одлся, вышелъ на улицу и узналъ, что ночью выступила изъ города банда, и что эскадронъ драгунъ и казачья сотня пущены вслдъ за ней. Я бгомъ вернулся домой, веллъ закладывать лошадей, и полчаса спустя догналъ нашъ отрядъ.
Въ 14 верстахъ отъ города, у д. Борщаговки, банда была настигнута. Казаки обскакали ее съ двухъ сторонъ, драгуны завязали перестрлку. Минутъ двадцать пули свистали, ломая пушистыя втви ивъ; затмъ импровизированные польскіе кавалеристы стали поодиночк прорываться сквозь казачью цпь. Крестьяне собрались со всхъ сторонъ ловить ихъ. Одинъ драгунъ и двое казаковъ были убиты; ихъ потомъ съ печальною торжественностью похоронили въ Кіев.
Я въ эти дни сдавалъ свои послдніе университетскіе экзамены. Школьные года кончились…