Школы и мастера фехтования. Благородное искусство владения клинком
Шрифт:
Савиоло придает большую важность положению руки с кинжалом, которое, как он считает, должно быть очень устойчивым, и положению острия, которое должно быть направлено вверх или вниз в зависимости от того, как атаковал противник – снизу вверх или сверху вниз.
Савиоло рекомендует и третью стойку с мечом и кинжалом, она такова: левая нога впереди, рука с кинжалом выставлена далеко вперед на уровне плеча, костяшки пальцев наружу, рука с мечом у правого бедра, острие на уровне кинжала.
Этих нескольких отрывков хватит, чтобы показать, хоть тут и нет ничего оригинального, что Савиоло вполне оправдывал свою славу. Фехтование на рапире, каким бы грубым оно ни показалось современным фехтовальщикам, настолько превосходило старинное фехтование на мечах и щитах и настолько лучше отвечало потребностям дворянина, что первые добившиеся успеха учителя чужеземного искусства неизбежно оказывались в центре внимания в елизаветинском обществе. Причудливость иностранных
Для английского здоровяка было нечто удивительное и невиданное в таком описании драчливого щеголя: «О, это – герой хороших манер! Дерется он, как поет песенку – по нотам; соблюдает темп, расстояние, меру. Вздохнуть не даст – раз! два! – а три! уж в твоей груди!.. Прокалыватель шелковых пуговиц! Дуэлист, дуэлист! Барич самой кровной породы! Второго позыва ждать не станет! О, дивное пассадо! Отбивай! Ara!» [101]
Понятия «герой хороших манер», «хвастун, который дерется по правилам арифметики» явно навеяны школой какого-нибудь последователя Каррансы, но «прокалыватель шелковых пуговиц» может относиться только к известному нам случаю, пересказанному в «Краткой заметке о трех итальянских мастерах нападения».
101
«Ромео и Джульетта».
У писателей того периода встречается множество упоминаний Винченцо как модного учителя фехтования; его имя так же было у всех на устах, как имя Анджело лет шестьдесят назад. Следующий отрывок говорит сам за себя:
Держись подальше! Марций подступает,Кто об одних дуэлях рассуждает,О контрударах, каверзных пассатах,О страмазонах и прямых стоккатах,О переменах с круговой мандриттой,О карикадах, пунтах, имброккатах.Кто фехтование не почитает,Тому он снова уши изнуряет:Речет о рукоятках и клинках,Защитах, чужеземных мастерах [102] .102
Марстон. Бич злодеяний, сатира XI, книга 3.
Общество охватило повальное увлечение рапирой, и естественно, что утонченные и образованные классы приходили в восторг от научного фехтования. Но иностранные порядки всегда встречали большое сопротивление основной массы английского народа, консервативной, приземленной, предпочитающей сидеть на месте, а не ездить по миру.
«Ну, сэр, – говорит Шэллоу, услышав о том, что француз ловко владеет рапирой, – я бы еще большее мастерство мог показать вам. Теперь вы очень считаетесь с вашими пассадами, эстокадами, не знаю, уж как они там называются. А дело в сердце, мистер Педж, в нем дело, в нем дело! Видывал я такое времечко, что от моего длинного меча вы четверо запрыгали бы у меня, как крысы» [103] .
103
«Виндзорские насмешницы», акт I, сцена 1. (Перевод М.А. Кузмина.)
Но самую большую ненависть влияние заморских учителей вызывало именно у местных мастеров фехтования, как о том свидетельствует едкая биографическая зарисовка в книге Джорджа Сильвера о Рокко, Савиоло и Джеронимо.
Не сумев победить Савиоло с мечом в руке, Сильвер решил покончить с ним с помощью пера и по всем пунктам разделаться с итальянской школой в своих «Парадоксах защиты», которые, чтобы не отстать от Савиоло, посвятил «достопочтенному и редчайшему, доброму моему лорду Роберту, графу Эссекскому и Юскому» и т. д. и т. п.
«Фехтование в наш век, увлекающийся новомодными нелепицами, подобно нашим модам напоминает хамелеона, который меняет цвета, принимая любой, кроме белого: так фехтование меняет стойки, принимая любые, кроме верной… Искать истинной защиты в неверном орудии – все равно что ловить рыбу на суше, а зайцев в море… А если мы хотим иметь истинную защиту, мы должны искать ее там, где она есть, в коротких мечах и дубинках, полупике, протазанах, копьях или подобных орудиях совершенной длины, а не в длинных мечах, длинных рапирах или кинжалах, годных только на то, чтоб протыкать лягушек… Английские мастера защиты – полезные члены общества, если они преподают старинное английское оружие подобающего для защиты веса и удобной длины, разумея сложение и силы человеческие.
Но
рапиру, если судить здраво, не должно ни иметь, ни преподавать, потому что она внушает человеку страх, подвергает его опасности в поединке и делает его слабым и непригодным в войне…Чтобы доказать это, я написал мои «Парадоксы», отличные, должен сознаться, от образа мыслей наших чужеземных учителей…
Мы, подобно распутным сыновьям, забыли, как достойно отцы наши владели своим оружием, и вожделели, как больные лихорадкой, чужих пороков, присущих итальянским, испанским и французским фехтовальщикам, едва ли помня, что их обезьяньи игрушки не смогли спасти Рим от разграбления Бренном, ни Францию от завоевания Генрихом V.
Эти итальянские фехтовальщики учат нас не обороняться, а нападать.
Они учат людей кромсать друг друга у себя дома и в мирное время, а врагов своих в чужой земле и на войне ранить не могут. Ибо вашей светлости хорошо известно, что, когда войска сходятся в атаке, им не хватает места, чтобы вынуть из ножен свои вертела. А если и вынут, что им делать с этакими вертелами? Могут ли они пронзить вражеские доспехи острием, могут ли сбить с него шлем, ударить под пикой стоккату, риверсу, дритту, страмазон или другое громозвучное слово вроде этих?
Нет, эти игрушки годятся не для мужчин, а для детворы, для отбившихся мальчишек на привале, чтобы резать кур, а не для благородных людей, чтобы воевать с врагами… Они убивают наших друзей в мирное время, а не могут убить наших врагов на войне».
Считая себя человеком, опытным в любой технике владения оружием, Джордж Сильвер советует соотечественникам «беречься от того, как они предаются в руки итальянских учителей, но придерживаться доброго старого оружия. Наши пахари одолели их, как и мастеров защиты в школах и странах, где взялись за школьные трюки и цирковые фокусы, отчего у селян в обычае стало говорить: приведите мне фехтовальщика, и я выбью из него все трюки хорошим прямым ударом, заставлю его позабыть про трюки. Я не говорю ни против мастеров защиты – их следует почитать, – ни против науки – она благородна и, по моему мнению, стоит на втором месте после богословия. И больше того, владение оружием утишает боль, горести и недуги, дает совершенную рассудительность, прогоняет меланхолию и злое тщеславие, дает человеку совершенное дыхание, здоровье и долгую жизнь. К тому же бывает ему самым дружелюбным и удобным спутником и, когда он одинок, имеет при себе только свое оружие, избавляет его от всех страхов.
А что касается такого благородного и сильнейшего народа, как англичане, их добрый нрав всегда очень нежен, надежен и готов защищать и тешить незнакомцев; но чтобы через этот добрый нрав их снова не обманывали чужаки и ложные учителя, я смиренно предостерегаю их, чтобы отныне, прежде чем учиться от тех чему-нибудь, сначала достаточно испытать, таково ли превосходное их умение, как они о том говорят, или нет. Испытание должно быть обязательным и разумным, таким, какому бы я и сам всецело подвергся, если бы мог взять и поехать в их страну, чтобы учить тамошний народ драться. И вот каково это испытание: пусть дерутся таким оружием, которому, как они говорят, научают, по три боя на каждое оружие с тремя из лучших мастеров защиты, и по три боя с тремя неопытными, но отважными людьми, и по три боя с тремя решительными мужами, полупьяными. Если тогда они смогут защититься от этих мастеров защиты и ранить и освободиться от остальных, их следует почитать, любить и разрешить им наставлять, как добрым учителям, из какой бы страны они ни происходили. Но если кто из них потерпит неудачу, тогда они несовершенны в своем занятии, их бой ложен и сами они ложные учителя, обманщики и убийцы и должны понести соответственное наказание, однако худшего наказания им не желаю, чем то, какое они найдут в испытании.
Есть четыре особых признака, свидетельствующие о несовершенстве итальянского боя и о том, что итальянские учителя и авторы книг о защите никогда не достигали совершенства истинного боя.
Первый признак в том, что они редко дерутся у себя в стране без доспехов, обычно надевая латные перчатки и добрую кольчугу. Второй признак в том, что и сами итальянцы, и лучшие их ученики, когда дерутся, получают тяжкие раны, а то и погибают как те, так и эти. Третий признак в том, что ни ученикам своим, ни в книгах о защите они не указывают наилучшей длины оружия, без чего невозможно надежно драться против наилучшей длины. Ибо если оружие слишком коротко, то время слишком длинно, а расстояние слишком широко для обороны, а если оружие слишком длинно, то это тем опаснее для жизни при любом скрещивании [104] , случайном либо по умению, поскольку из-за чрезмерной длины рапиры скрещивание нельзя разорвать в должное время, а только отступлением назад. Но отступление всегда дольше, чем время движения руки, поэтому каждый должен выбирать оружие согласно своему росту…
104
Защита, например, соединением или контратакой.