Школяр

А тетке Лютобора, живущей под Мурманском, не до племянника из-за серьезнейших проблем со здоровьем. Он сам тоже нигде не всплывет — при попытке сбежать из приемника-распределителя Рязани он сделал несколько глупостей, из-за чего в данный момент тихо доживает последние дни в некой частной клинике. Теперь пару слов о его характере: этот парень крайне неохотно идет на контакт с кем бы то ни было, не верит никому, кроме себя, молчалив и скрытен. Мелкие подначки и оскорбления пропускает мимо ушей, а из-за крупных взрывается. Причем забывает обо всем на свете, включая чувство самосохранения. Что, при наличии довольно серьезных навыков владения ножом и заточками, может выйти боком. Болезненно самолюбив, ненавидит ложь, лицемерие, подлость и трусость во всех их проявлениях. Довольно честолюбив: если верить досье, то лет с восьми мечтал перебраться в Великий Новгород и выбиться в люди. Это стремление — не просто слова: до побега из дому Лютобор считался лучшим учеником школы за всю историю ее существования. Хотя нормальная учеба и родители-алкаши сочетаются не так хорошо, как хотелось бы. Что еще? Ах, да: на дух не переносит обращение «Лютик» и отбил привычку так себя называть даже у взрослых односельчан. Не любит и свое имя — в восемнадцать лет собирается его поменять. Прозвище «Лют» терпит, хотя и без энтузиазма: считает, что у нормальных людей слово «лютый» ассоциируется с насилием, а ему хочется, чтобы его уважали за человеческие качества, знания и навыки…

Подобных фактов было много. Большая часть так или иначе сочеталась с моим характером, а меньшая действовала на нервы, скажем так, терпимо. В отличие от необходимости окать, глотать некоторые гласные, заменять «бм» на удвоенное «м» в словах типа «обман» и т. д., сплевывать под ноги, чесать затылок, отращивать ноготь на левом мизинце и что-то там еще. Но совет «Голоса» постепенно изживать дурные привычки пришелся ко двору и в какой-то момент помог смириться с новой реальностью. А потом анонимный то ли друг, то ли бывший сослуживец матушки перешел к рекомендациям по поведению в ближайшие часы, и мне пришлось укладывать в памяти довольно большие объемы информации. Этому меня тоже учили, так что следующие несколько минут я привычно выстраивал ассоциативные ряды, облегчающие запоминание, и мысленно повторял то или иное действие в придумываемых ситуациях. При этом ни о чем другом не думал вообще, поэтому на резкую смену темы «лекции» отреагировал с небольшим запозданием:

— С остальным, по уверениям Снежаны, ты должен справиться сам. Ей, вне всякого сомнения, виднее, так что пожелаю тебе удачи. А перед тем, как исчезнуть из тво-… Так, стоп, чуть не забыл: учебные курсы, затребованные твоей матушкой, я залил в твой браслет выживальщика. Его перенес на правую щиколотку и прикрыл качественной иллюзией, так что захватов за запястья и случайных прикосновений можешь не бояться. Далее, твое обучение в этой школе-интернате оплачено на два года вперед неким частным меценатом, к слову, не имеющим никакого отношения ни ко мне, ни к твоей родительнице, соответственно, без особо веских причин никто тебя не отчислит. И последнее: постарайся не строить ненужных иллюзий, ладно? Кровников у вас много, ликвидация самых высокопоставленных из них — задача нетривиальная и, по определению, требует серьезнейшей подготовки, а твоя мать в принципе не умеет торопиться. Говоря иными словами, между ее акциями будут периоды очень долгого затишья, а вся Большая Охота затянется как минимум на год, если не на все два. В общем, не создавай себе проблем судорожными поисками новостей в Сети, не рви душу лишними переживаниями и не надейся ни на кого, кроме себя. А для того, чтобы было чуточку легче, можешь зарубить на носу мое мнение: Снежана — профи, каких поискать. Поэтому-то награду за ее голову уже подняли до двух миллионов, после первой же «трагической смерти» увеличат снова, а потом обвинят эту девочку во всех смертных грехах и объявят во всеимперский розыск…

…Целительский паралич спал как-то сразу. К этому времени меня уже трясло от желания наведаться в туалет, поэтому залеживаться я и не подумал — нащупал край медицинской кушетки, опустил правую ногу на пол, убедился в том, что «Голос» не соврал хотя бы в этом, и достаточно уверенно встал. К двери, которая должна была находиться в четырех метрах за «изголовьем», добрался, касаясь ладонью стены, нащупал ручку, закрыл глаза, мягко толкнул створку от себя и чуть-чуть приподнял веки.

Коридор подвала, в котором, как и было обещано, слабо светили лампы аварийного освещения, оказался пуст,

так что я сходу повернул налево, уже на четвертом шаге увидел вожделенную табличку с буквой «М» и ускорился еще чуть-чуть. А уже через пару минут, облегченно выдохнув, ткнул в сенсор на удивление чистого бачка, под журчание смывающейся воды вышел из кабинки и уставился на свое отражение, появившееся в целом зеркале над аккуратным и достаточно современным смесителем.

Ну, что я могу сказать? Целитель, перекроивший мое лицо, определенно был художником-перфекционистом с серьезным сдвигом по фазе, а «донору» этой внешности нельзя было обижаться на прозвище «Лютик», ибо остальные, напрашивавшиеся сами собой, звучали бы еще… хм… омерзительнее. Ведь с его… а теперь еще и с моей физиономии можно было смело писать иконы! Нет, тяжелый взгляд, которым я когда-то гордился, никуда не делся. Но рубленые скулы и «рубленый» подбородок смягчились, нос лишился легкой «аристократической» горбинки, ноздри стали заметно уже, губы ощутимо «припухли», а левая щека обзавелась ямочкой! Хорошо, хоть шея, регулярно раскачиваемая на борцовском «мосту», осталась прежней, и никуда не делся мышечный корсет — превращения в мальчика-зайчика я бы точно не пережил. А так оглядел это «великолепие» недовольным взглядом, заметил, что синяя радужка стала ярко-зеленой, и… как-то резко успокоился. Ведь этот цвет, ассоциировавшийся с глазами матушки, по-настоящему любил.

Само собой, оценил и новый прикид, пришел к выводу, что шмотье, в которое меня переодели вроде как за счет «некоего мецената», хоть и дешевое, но новое и добротное, а ботинки очень даже ничего и не давят даже в подъеме, который у меня был высоковат. Потом задрал правую штанину аж до колена, не увидел никаких признаков присутствия браслета, сложился пополам, ткнул пальцем в передний край большой берцовой кости и уперся в шероховатую поверхность одной из «чешуек». Обрадовался со страшной силой. А через миг нащупал рукоять тычкового ножа, расположенного правильно, и мысленно поблагодарил «Голос» за заботу.

Его подарок — примитивные, но функциональные «вечные» спортивные часы, обнаружившиеся на левом запястье — изучать не стал: оглядел потертый металлический ремешок и небольшой экран с царапиной вдоль верхнего края, согласился с тем, что отжимать такую «драгоценность» никому и в голову не придет, пару раз глубоко вдохнул и решительно вышел в коридор.

«Черную» лестницу нашел без труда, благо, эту часть инструкций еще не забыл, неторопливо поднялся на третий этаж, попал в область действия фотоэлементов, перешагнул через порог и на полном автомате ушел в сторону, чтобы не попасть под ноги парню лет шестнадцати, которого угораздило подойти к двери именно в этот момент.

Не знаю, почему, но первым делом оценил форму его лица и пришел к выводу, что в этом интернате не голодают. Потом обратил внимание на состояние повседневной форменной одежды и тоже не разочаровался — светло-синяя водолазка была чистой и выглядела ни разу не дешевой, штаны сидели, как положено, то есть, не болтались, не жали и не открывали щиколотки, а беговые кроссовки приобретались не в магазине уцененных товаров.

Увы, не успел я закончить анализ внешнего вида этого учащегося, как услышал сразу несколько весьма экспрессивных восклицаний.

Первое, сорвавшееся с уст невысокой, плотной, очень широкобедрой, но практически безгрудой девицы года на три-четыре постарше меня, заставило мысленно застонать:

— Ух-ты, какой милашка! Хочу-хочу-хочу…

Второе и третье, озвученные девчонками из свиты «доски», тоже не обрадовали, ибо отличались от первого только формулировками.

Четвертое слегка напрягло, так как процентов на семьдесят состояло из мата. А пятое… его я пропустил мимо ушей. Ибо «оратор» не ограничился вопросом, кстати, заданным в стиле четвертого, и потянулся ко мне. Вроде как, собравшись приподнять пальцем подбородок и разобраться, «кого это к ним принесло».

Палец я поймал и сломал. Потом, не ослабляя захвата, заставил орущее тело опуститься на колени и равнодушно уставился в глаза:

— Следующий раз начни с поясного поклона и обращения на «вы».

О том, что не мешало бы «включить» онежский акцент, вспомнил уже потом. Затем сообразил, что настоящий Лютобор не отличался говорливостью, мысленно пообещал себе больше не тупить, прервал матерную тираду жертвы собственного любопытства еще одним шевелением ее указательного пальца и уронил аж две короткие фразы. На этот раз с правильным говором: