Шмели и термиты

Воздух и крылья

РИКРЫТОЕ сверху сплошным, без единой щелочки, панцирем, живет в земле своей невидимой жизнью гнездо. Чаще всего где-то глубоко под сводами купола, отделенная от него целыми лабиринтами лазеек и переходов, связывающих этажи, лежит небольшая, плоская, почти двустворчатая, подобно раковине-перламутренице, камера. Она одна в хрупкой сердцевине гнезда одета в прочные, как бы армированные, стенки. Беспорядочная сеть узких кривых коридоров связывает эту камеру с паутиной ходов внутри термитника.

Здесь обитают два старейших термита колонии, ее основатели и родоначальники. Это отец и мать всей семьи, сколько бы насекомых она не насчитывала. Сооружение, занимаемое ими в термитнике, по сию пору именуется царской ячейкой. Так оно названо еще в те времена, когда первые исследователи термитов по простоте душевной видели в самке, являющейся матерью семьи, царицу, а в ее супруге — царя. Теперь ни один серьезный натуралист, разумеется, так не думает. И хотя за минувшее время с лица земли успели исчезнуть если и не все еще, то уже большинство монархий с их царями и царицами, королями и королевами, в науке о термитах все еще слышно эхо давно отшумевших времен.

Попробуем тем не менее подробнее рассмотреть этот пережиток.

Если, как можно осторожнее действуя, раскрыть створки раковины, о которой только что шла речь, глазу представится необычное зрелище.

— Опять мешанина… — морщится брюзга. — Скопище мягкотелых, ползающих один по другому бесцветных насекомых, и сквозь это месиво просвечивают контуры разбухшего жирного червяка, занимающего чуть ли не всю камеру.

— Великолепная, сказочная находка! — восторгается поэт. — Грубые, снаружи шершавые, как асбест, темные створки миндалевидной раковины изнутри безупречно отчищены, отглажены, но не отполированы, они матовые. На их черном, как копоть, фоне лежит редкостной красоты брошь. Не всякий ювелир с таким вкусом подберет драгоценные камни, так соразмерит и разместит их. В середине — продолговатый молочно-дымчатый, мерцающий опал с золотыми — червонного золота — поперечными жилками по верхней грани. Вокруг со всех сторон, образуя сплошной млечный фон, рассыпаны небольшие светлые жемчужины, с золотыми родинками. А весь овал по внешнему краю окаймлен редкими темными янтарными каплями… Разве не прелесть?

И снова оба — и нытик и мечтатель — ходят только где-то около правды.

В ячейке, о которой идет речь, обитает родительская пара знаменитых африканских воинственных термитов — Термес белликозус, или Белликозитермес, как их еще называют.

Первым в 1781 году сообщивший основные сведения об этом виде Генри Смисмен писал: «…брюшко самки увеличивается до такого непомерного объема, что у старой царицы оно в полторы-две тысячи раз превосходит объем остальных частей тела и в двадцать или тридцать тысяч раз превосходит тело простого рабочего. Эти отношения выведены мною из тщательных измерений и взвешиваний».

Царицы Анакантотермес ангерианус, как мы уже знаем, далеко не столь громоздки, и неповоротливыми их нельзя назвать. В гнезде этих термитов и особых царских камер, видимо, нет, а царицы, хотя их брюшко и тяжеловато, пробираются по широким ходам в центре колонн из камеры в камеру и то в одной, то в другой оставляют склеенные гроздьями пакеты свежеотложенных яиц, вокруг которых суетятся термиты-няньки…

Несущая яйца самка Белликозитермес — единственная мать колонии — всей тяжестью своего чудовищно крупного брюшка всегда неподвижно лежит на дне ячейки. Здесь же прячется и во много раз меньший по размеру самец.

Все исследователи нравов воинственных термитов единодушно отмечают, что царь довольно пуглив. Во вскрытой камере его можно и не обнаружить, так как он, особенно смолоду, в случае малейшей тревоги покидает на произвол судьбы царицу и спасается бегством в глубь гнезда.

Царица при всех условиях не движется с места. Никуда не бегут из камеры и термиты, которых здесь полно. Множество их суетится вокруг головы самки. Они то и дело подбегают к ее раскрытым жвалам, отрыгивают и передают корм, чистят, облизывают голову, челюсти, передние ноги. Другие усиками и щупиками поглаживают, а жвалами теребят и обкусывают оболочку брюшка, сочащуюся выделениями. Третьи копошатся в противоположном конце камеры, где не утихает суета вокруг последнего сегмента брюшка, из которого одно за другим появляются на свет яйца.

Ни один участок поверхности брюшка ни на миг не остается спокойным: то приподнимается, то опадает, то колеблется под мягкой оболочкой; все внутри непрерывно переливается, все колышется, все бурлит.

Каждое новое яйцо сразу же подхватывается одним из термитов. Он берет его жвалами и относит в сторону, обмывает слюной, чистит, передает другому или сам уносит дальше, чистит снова и уходит еще дальше в одну из соседних ниш. Другие остаются в камере, облизывают и поглаживают конец брюшка самки, извергающей следующее яйцо.

Описывая впервые добытую в Эритрее родительскую камеру Белликозитермес, исследователь отметил, что масса рабочих термитов в свите царицы — все ее кормилицы, повитухи и няньки — окружены извне кольцом солдат. Они стоят не плотно сомкнутой шеренгой, а реденькой цепочкой на некотором расстоянии друг от друга, но все обязательно головами вперед, как бы в позиции, занятой, чтобы отразить возможное нападение.

На основании пересказываемого здесь описания и был сделан до сих пор переходящий из книги в книгу рисунок, изображающий внутренний вид царской ячейки Белликозитермес. Он выглядит, что и говорить, сказочно. Однако все наиболее важные факты теперь подтверждены многими наблюдателями, которые, кроме того, обратили внимание на ряд неизвестных прежде подробностей.

Из их числа отметим хотя бы две.

Первая: царская пара всегда занимает одно положение — головой на восток, концом брюшка на запад. Когда целое гнездо устанавливали на вращающуюся платформу и поворачивали ее, то через несколько часов оказывалось, что и царская пара соответственно изменила положение и вновь ориентирована по прежней оси восток — запад. (Заметим в скобках, что теперь известно немало и других примеров, когда насекомые с помощью каких-то до сего времени не обнаруженных органов безошибочно ориентируются в пространстве, словно обладают подобием некоего магнитного компаса — диполя, действующего вдоль оси тела.)

Вторая: царская камера связана с остальными частями гнезда множеством ходов, всегда настолько узких, что самке с ее брюшком сквозь них никак не пройти. Да и возможно ли, чтобы это грузное насекомое способно было перемещаться? Самка так громоздка, что трем парам ее хилых для этого огромного тела ножек и с места не сдвинуть тяжелую, рыхлую тушу и уж подавно не протащить ее ни в один из узких проходов, ведущих из царской ячейки.

Конечно, невероятно, чтобы царицы покидали свою резиденцию и перебирались или переселялись в новую, большую камеру в том же термитнике. Но как в таком случае получается, что самок меньшего размера исследователи неизменно находили в меньших ячейках, б'oльших — в б'oльших, больш'uх — в больш'uх, огромных — в огромных?

Царица с ее свитой лежит в ячейке чуть ли не как устрица в створках раковины. Родительская камера всегда по росту, по мерке самке.

Но может быть, царица термитов обладает той же особенностью, что и самки кочевых муравьев? У муравьев рода Эцитон кладка яиц происходит только на привалах, причем муравьи усиленно раскармливают здесь самку — ее брюшко разбухает до огромных размеров. Позже, когда приближается пора походов, самке перестают скармливать пищу, специально предназначенную для периода, когда откладываются яйца, и ее брюшко так быстро и резко уменьшается, что царица муравьиных амазонок вновь становится вполне подвижной и может опять отправляться в поход.