Шофер господина полковника
Шрифт:
— У меня нет.
— Ее сколько угодно поблизости.
— Я заметил, конечно.
Парень говорил сам с собой; беря верх, они так говорят всегда. Пелтола отложил тряпку и пошел к киоску. Собеседник хихикнул вслед. Пелтола повернулся и посмотрел на него, пробуя искромсать его взглядом.
— Это только мои дыхательные мышцы шевельнулись, — понятливо отозвался парень.
— Хочу пить, — сказал Пелтола. Это был камешек, подложенный им под колесо, но камешек был так мал, что его и пальцами не достать из земли.
Черноволосая девчонка сидела, как отдыхающая спортсменка: нога на колене, руки свисают за перила, голова назад,
— Могу я получить бутылку этого? — спросил Пелтола и показал пальцем. — Красного.
— Этого? — Девочка дотронулась до пробки зеленой бутылки. Она встала во весь рост. Ее грудь украшала камея, изображающая даму в стиле рококо.
— Красного.
Девочка сорвала тонкую жестяную пробку, которую и полагалось отрывать, и поставила бутылку на выступающую наружу часть стойки. Открытая бутылка слегка дымилась.
— Тридцать пять пенни, — сказала девочка.
Пелтола нашел деньги без сдачи и положил на стойку, девочка не подставила ему ладони. Она не стала их подбирать, дала им побыть на месте столько, чтоб убедиться, не задымят ли они.
— Какое холодное, — подивился Пелтола, — можно взять в машину? Или надо пить здесь?
— Если принесете бутылку обратно.
— Непременно.
Пелтола сошел с крыльца. Владелец красного мопеда не пытался сделать ему подножку. Он не пробовал пугнуть его. Он ничего не затевал, только забрался в машину. Свой мопед он поставил на опору. Пелтола прибавил шагу, открыл переднюю дверь и посмотрел на парня, опасаясь выдать себя взглядом. Лоб и затылок его похолодели, а также и правая рука, но это от бутылки.
— Не вздумайте ничего трогать, — сказал он.
— Я и не трогаю.
— Лучше бы вышли. Гражданским лицам быть здесь запрещено, это военная машина.
— Дерьмовая военная тайна. Знаю я не одни такие дрожки. Могу такой же сделать, и не нужны мне для этого модели, я знаю эту игрушку с тех самых пор, как она на свет появилась.
— Независимо от этого.
— Потому что, чтобы, когда, как.
— Выходите сейчас же. Позор, если полковник придет и увидит, что вы трогаете машину! Он призовет весь ад.
Парень не шелохнулся. Он только рассматривал приборы.
— Какой штуковиной открывают капот?
— Полковник живет на острове? — спросил Пелтола. Он надеялся, что парень выйдет из кабины показать.
— Да.
— Далеко?
— Нет, так близко, что туда дорога не длинная.
— Как близко?
— Я не мерил.
— А кто-нибудь?
— Отшельник. Знаешь отшельника?
— Нет.
— Он измерял, зимой мерил циркулем по льду все расстояния и летом рассказывал. Не застал его?
— Нет.
— Тебе надо бы. Он бы рассказал тебе. А другой, кто знает, — бог. Они мерили вместе.
— Откуда вы это знаете?
— Говорят, что тот знает про все дела.
— Может, он знает и без измерений.
— Не мое дело.
— А долго ли оттуда грести?
Пелтола заметил, что
мопед оказался позади него. Он знал, чем можно выманить парня из машины. Если толкнуть подпорку и повалить мопед, это подействует. Он начал пить из бутылки. Половину одолел, не больше. Защекотало в носу. Это мешало держать все в поле зрения. У парня были резиновые тапочки, он не мог ими разбить ничего, разве что пальцы на ногах.— Если выйдешь, тут в бутылке нашлось бы питье, — сказал Пелтола. Он решил победить его добром.
— Сейчас неохота.
Пелтола поставил бутылку на песок и вырыл для нее углубление. Потом он обошел машину, сел рядом с упрямцем в положении А — на место «смертника». Притянул дверь. Борьба один на один могла начаться, знать бы какая. Было б перо, можно бы дуть на него взапуски: на чью одежду сядет, тому и выходить. Но никакого перышка не было. Разве что идти просить взаймы у маленькой птички. Пелтола начал пристально смотреть в лицо парня. Он решил пялить глаза на него до тех пор, пока тому не стало бы тошно; тогда он вышел бы, и его бы вырвало на дворе, и он бы взял свой мопед и убрался домой так осторожно, что на дороге бы и следа не осталось.
Он смотрел слишком пристально, и в конце концов у него начало резать глаза и ему показалось, что волосы парня превратились в черные и выросла черная борода. Солнечный свет стал слепяще желтым, а в песке появилось множество шестерен.
— Можно посмотреть мотор? — спросил парень.
— Что это даст?
— Ничего, конечно. — Он не был раздражен пристальным разглядыванием Пелтолы. Его, конечно, осматривали всеми возможными способами сверху, снизу, сбоку, рентгеном и под микроскопом. Кто знает, может, и полиция. Мать смотрела на него. Ритва Алтонен глазела. Учитель всматривался. Он был сыт рассматриванием приборов; он обернулся, чтоб осмотреть машину внутри. Подложил правую ногу под себя и навалился подмышками на спинку сиденья.
— Подушки есть? — спросил он.
— Нет.
— Плед есть. Что он, обертывает себя?
— Нет.
— Чистишь ему сапоги?
— Нет.
— Только эту машину?
— Иногда.
— Много ли платят?
— Дневное денежное содержание, как положено.
— Дает он тебе деньжат от себя?
— Нет.
— А приводит сюда женщин?
— Нет.
— А говорит с тобой?
— Иногда.
— О чем?
— О жизни, большей частью.
— Есть ли здесь пепельница?
— Есть, но в нее нельзя сыпать пепел. Он не курит. Он кладет в нее ватные затычки из ушей.
— Чего?
— Когда холодная погода, он закладывает вату в уши.
— Видел его голым?
— Нет.
— У тебя свой банный день?
— Да.
— Радио здесь есть?
— Нет.
Парень примолк. Его высшего образования не хватало на дальнейшие расспросы.
Он вышел из машины. Пелтола вышел следом и захлопнул дверцу. Машина еще качалась. Парень поднял ногу на капот и завязал шнурок. Остался отпечаток тапочки. Пелтола стер его рукой. Пачкун не заплатил за эту честь. Он встал в трех метрах перед машиной и распахнул руки. Его нервы требовали небольшой встряски. Ему нужно было попасть в автомобильную катастрофу. Машина со скоростью сто двадцать шла на него. Было достаточно и трехсекундного фильма. Он повернулся спиной, сунул руки в карманы и навел там порядок: что-то укладывал, отрывал и осторожно клал на место. Карман — ненадежная рукавица, потому что у него нет большого пальца.