Шотландская сага

Мердо Росс нахмурился.

— А я бы попытал счастья на каторге. По крайней мере там будет чем дышать. Я не могу представить ничего хуже, чем сидеть в этом набитом битком месте, как червь в земле.

— Не волнуйся, парень. Тебя поведут на свежий воздух — и сегодня же. Вы выбрали плохое время для визита к нам. Когда уйдет ночная смена охранников и прибудет дневная, нас всех высадят на берег на работу! Надеюсь, что вы хорошо справляетесь с дроблением камней, потому что именно это вам и предстоит. Разбивать камни и бросать их в реку, чтобы получился волнорез, вот там, у доков.

— А как же наш отец? У него только одна рука. Он не сможет разбивать камни…

— Ему придется научиться держать молот своей единственной рукой — каждый должен делать, сколько ему положено. Никому не удастся увильнуть от работы, по крайней мере пока я отвечаю за камнедробильную бригаду, — вступил в разговор большой человек с выбритой головой и налитыми кровью водянистыми глазами.

— Я буду делать, сколько положено, но не больше.

— Я прослежу, в противном случае ты можешь потерять и последнюю руку.

На смех великана эхом откликнулось несколько других заключенных.

Он переключил свое внимание на Катала и неожиданно протянул руку и ущипнул Катала за щеку.

— Ты — красивый мальчик. Как тебе понравится быть прикованным ко мне вместо этой унылой компании? Я прослежу, чтобы о тебе позаботились. Ты никогда не будешь голодным — и тебе всегда достанется чарка или две. Да… Я думаю, тебе лучше придти ко мне под крылышко.

Его хватка стала нежным поглаживанием, и Энгус Росс быстро шагнул вперед. Прежде чем великан смог угадать его намерение, он размахнулся и манжетом кандалов ударил его сбоку по челюсти. Великан упал на колени от неожиданности, оглушенный, но помотал головой, издал яростный вопль и стал подниматься, не сводя глаз с Энгуса. Он так и не увидел удара, который нанес по его лысой макушке Мердо Росс, сжав обе руки в кандалах.

Великан рухнул без сознания на грязную солому, разбросанную тут и там по деревянному полу.

В сопровождении маленького жителя Глазго три горца отступили в глубину камеры, поскольку несколько заключенных двинулось на них, другие, подняв его под мышки, потащили его по камере туда, где в углу стояла большая бочка с водой.

Чарли Кемпбелл был в ужасе.

— Вам не следовало этого делать, с Биллом Блоксомом лучше не связываться. Даже тюремщики пытаются поддерживать с ним хорошие отношения. Он здесь всех держит в страхе.

— Он — задира, — откликнулся Энгус. — В армии таких полно, но я еще не встречал ни одного, кто бы не отступил, если понял, что ему могут дать сдачу. — Энгус поднял свою единственную руку и ударил кандалами о деревянную стену. — Они такие же тяжелые, что и у Блоксома. Он не один раз подумает, прежде чем подойти к нам снова.

Чарли Кемпбелла это не убедило.

— Все равно, вам нужно быть очень осторожными. Он будет мстить.

В восемь часов утра заключенных с «Ганимеда» вывели из трюма и, после того как они были скованы по четыре человека, поместили в лодки и перевезли на берег. Четверки были выбраны случайно, по мере того как люди выбирались из трюма, но Чарли Кемпбелл умудрился присоединиться к трем Россам.

Скоро стало очевидно, что Билл Блоксом собирался сделать жизнь горцев настолько трудной, насколько он мог. Он был как бы негласным надзирателем, присматривал за бригадами, которые дробили камни, сам же не участвовал в тяжелой физической работе, хоть и был в кандалах, как все. Пока охранники сидели и пили чай и играли в карты на некотором расстоянии, Билл Блоксом прогуливался среди своих сокамерников с тяжёлой палкой в руках. Его задачей было определить заключенных на работу, а потом следить, чтобы они не отлынивали. Россов он поставил на самую большую кучу камней и провел целый день неподалеку от них, следя, чтобы они не смогли воспользоваться недозволенной передышкой.

Во второй половине дня Мердо Росс случайно уронил свой тяжелый молот. Когда он поднял его снова, то на мгновенье остановился, чтобы вытереть тыльной стороной ладони пот со лба. Блоксом тотчас же оказался рядом, крича, чтобы он приступил снова к работе, и замахнулся палкой. Мердо — горячая голова — рванулся было к великану, но Энгус остановил его.

— Забудь об этом, Мердо. Не давай ему повода нажаловаться на тебя тюремщикам. Ты все равно ничего не докажешь, даже если и прав.

— Вот это правильно, однорукий, ты дал ему отеческий совет, и запомни — если хоть один из вас переступит черту дозволенного, я буду рядом, будьте уверены.

— Лучше уж будь уверен в чем-нибудь другом, Блоксом, если не хочешь быть мертвецом. — Он поднял свою руку в кандалах. — Я ударил тебя вчера этими наручниками. Но крюк вместо моей другой руки может сделать в любой тупой голове большую дыру. Если пристанешь к кому-нибудь из нас, это будет твой череп, обещаю.

Билл Блоксом снова поднял свою палку, как будто хотел ударить Мердо, но вместо этого неожиданно развернулся на каблуках и зашагал к другой группе заключенных, которые слушали их перепалку. Прохаживаясь среди них, размахивая своей палкой, он кричал, чтобы они продолжали работать, пока он не крикнул охранников.

Выражение лица Катала светилось гордостью за своего отца, и он сказал:

— Ты прав, па! Он и вправду боится, что может получить.

— Это еще не значит, что он от этого менее опасен. В будущем нам нужно очень тщательно следить, за Биллом Блоксомом. Он не упустит возможности отомстить семье Россов.

Следующие несколько дней были для семьи Россов действительно тяжелыми. Каждый день они сходили на берег на работу, которую как всегда распределял Билл Блоксом. Он ставил их на самую большую кучу камней для разбивания. Им приходилось работать, не разгибая спин, усерднее, чем все остальные заключенные. Тем не менее в их адрес не было больше никаких угроз. И в воскресенье, только шесть дней спустя после их прибытия на борт «Ганимеда», по судну разнеслась волнующая весть.

На следующее утро прибывает транспортный корабль, который повезет их в Австралию. Эта весть была принята всеми в изумлении, поскольку заключенным дали понять, что корабля не будет по крайней мере еще месяц.

Хотя новость была встречена со смешанными чувствами, заключенные в ту ночь были сильно возбуждены. Разработанные и практически неосуществимые планы побегов были отброшены — к огромному облегчению тех, кто был вынужден принимать в них участие. Для заключенных, которые пребывали на судне долгие месяцы, снова вспыхнула надежда, почти уже умершая в них. Другие, сидя на корточках на полу и щурясь от слабого света, писали своим любимым, которых они больше никогда не увидят.

Катал был среди тех, кто писал письма. Он писал своей матери, брату и сестрам и адресовал письмо Хью Маккримону. Он писал им, чтобы они не отчаивались и смотрели в будущее с надеждой. Россы известны своим трудолюбием и упорством, они еще покажут себя на новых землях и, как только будут освобождены, заработают деньги и пошлют их оставшимся членам семьи. У них будет возможность начать все сызнова на незнакомой земле, начать новую жизнь вместе.

Это было обнадеживающее письмо, письмо молодого человека. В нем не было тех опасений, которые не давали покоя Энгусу Россу, когда он лежал без сна в грязном трюме большую часть этой нескончаемой ночи. Он боялся за будущее своих двух сыновей, которые лежали рядом с ним, и за жену и младших детей, оставшихся в Шотландии. Разве они смогут обеспечить себя?! У него не было глупого оптимизма, что они когда-нибудь встретятся снова. Все, что он мог, это молиться за них и надеяться, что младший — Энди — окажется лучшим кормильцем для семьи, чем их отец.