Шоу для адмирала

Зинка Гриб, так же как её покойная прабабка, любила в одиночестве устроиться перед играющим пламенем камина с бутылкой лёгкого вина со своего виноградника, и в неровном свете перелистывать дорогие листы фамильных альбомов семейства Жан Жак Оливье. Угадывала степень родства. Просто любовалась на старинные фото импозантных, чопорных, красивых и не очень симпатичных, а порой просто смешных господ. Фото то в ателье, то на фоне каких-то замков, стен, увешанных геральдическими знаками и оружием. В тайниках души она надеялась встретить в архиве Жан Жака какой-нибудь документ, свидетельствующий не только о старинности рода Оливье, но и о его знатности. Чем чёрт не шутит, а вдруг, кто-то, когда-то был кем-то из них! Например, виконтом, или маркизом, а то и графом! Представляете, как можно было бы шикарно представляться: графиня Гриб-Мюллер д» Оливье! Блеск!

Специальных поисков титулованных родственников Зинаида Аркадьевна не затевала, но всё ж, когда перебирала семейный архив своего покойного мужа, мысль случайно нечаянно стать какой-нибудь баронессой, изредка тревожила её душу.

Пока Зинаида Аркадьевна оставалась без титульной особой. Страсть к разбирательству архива принесла в её жизнь неожиданные результаты. Поверить в них просто невозможно.

В один из предновогодних вечеров она обнаружила в архиве и извлекла на свет божий пачку пожелтевших от времени писем, перевязанных чёрно-оранжевой георгиевской лентой.

Какими судьбами они попали в семейный архив Жан Жака Оливье, и с какой целью, абсолютно не понятно. Ни поясняющей записки, ни письма, сопровождающего это собрание эпистолярного жанра, Зинаида Аркадьевна не нашла. Она твёрдо знала, месье Оливье письменный русский язык, и уж, тем более в его дореволюционной транскрипции, не знал. Шансов прочесть это письмо самостоятельно Жан Жак не имел. Скорее всего, он их, вообще, не собирался читать. Покойник читать не любил. Кроме цен на вино и оливки. При его небрежном отношении к архиву о наличии этих писем мог и не знать.

Так или иначе, но Зинаида Аркадьевна, со всеми предосторожностями, с трудом развязала тугой узел георгиевской ленточки и горстка пожелтевших листков рассыпалась. Осторожно, стараясь дышать в сторону, она развернула первый, грозивший развалиться прямо в руках, лист. Напрягая зрение, начала медленно разбирать каллиграфическую вязь славянских букв… Какой-то барон, поручик фон Шнитке обращался в письме, видимо, к невесте, либо к молодой супруге. Называл её «милый друг», «душа моя», «радость всей моей жизни». У «милого друга» оказалось, есть имя, «Натали». К ней адресованы все письма.

Словосочетание «фон Шнитке» и «барон» ласкали слух Зинаиды Аркадьевны, будоражили мечты. Она в нетерпении хотела прочитать сразу все письма. Однако, глядя на их ветхое состояние, приняла благоразумное и верное решение. Отдала их на реставрацию и в дальнейшем изучала только фотокопии писем. Оригиналы держала в сейфе швейцарского банка.

Для человека, не знающего истории России письма поручика фон Шнитке не представляли ровным счётом никакого интереса. Так, пустая болтовня о том, о сём. О знакомых, о родных, о походных трудностях.

Первые письма от поручика фон Шнитке помечены годами первой Мировой войны и адресовались всё той же Натали. Из них Зинаида Аркадьевна узнала, барон служил при штабе легендарного генерала Брусилова. Участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве. Возглавил атаку пехотного батальона вместо убитого командира. За проявленную в бою храбрость, получил орден и немецкую пулю в грудь. Правда, в обратном порядке. Сначала от немецкой руки получил пулю в грудь и по выздоровлению от имени российского самодержца Николая орден.

На этом письма поручика российской армии барона фон Шнитке Вильгельма Оттовича с первой Мировой войны обрываются. Информационный провал простирается до 1918 года. Видимо, поручик счастливо залечил боевые ранения и воссоединился с любимой Натали.

Революционный шабаш, взбаламутивший Россию, закинул барона, всё так же в звании поручика, в штаб армии адмирала Колчака…

Зинаида Аркадьевна, как стакан, захватанный десятками рук, хранила следы образованности своих любовников. Кто из бывших её мужчин оставил в памяти сведения об Александре Васильевиче Колчаке, она не помнила. Не важно, кто сподобился приправить измену супружескому ложу авантюрными историзмами. Батюшка ли «Святотроицкой Церкви» или Эраст Фёдорович – ректор Универа. В сознании Зинаиды Аркадьевны имя адмирала Колчак прочно связалось с пропавшим золотым запасом царской России. В деталях, эту полную драматических загадок историю, она, естественно, не знала. Вины её в этом нет. Постельные лектора, озабочены в основном хамским тыканьем в её молодой цветущий организм и народным просвещением занимались спустя рукава.

Кто-то из них рассказал Зинаиде Аркадьевне, что в годы первой Мировой войны император всея Руси Николай , опасаясь взятия Петербурга немцами, распорядился эвакуировать золотой запас России от греха подальше в глубокий тыл страны, в город Казань.

Большевики развязали гражданскую войну и вся страна стала сплошной линией фронта.

Генерал Владимир Оскарович Капель, один из лидеров белого освободительного движения, с боями взял Казань и вывез золото в Омск, в ставку главнокомандующего адмирала Колчака.

Дальнейшую судьбу золотого запаса России, прочно связанную молвою с именем Александра Васильевича Колчака, проследить очень трудно.

По одной из версий золото отправили по Транссибу в Японию. В районе озера Байкал состав потерпел крушение. Часть золота ушла на дно, другая большая часть попала в Японию.

По другой версии золото захватили белочехи и отправили в Европу.

По третьей версии барон Унгерт вывез золотой запас России в Маньчжурию.

Версий, слухов, сплетен, а то и банального вранья, вымыслов вокруг золота Колчака предостаточно. Фактически по настоящее время местонахождение золота Колчака остаётся тайной.

Тайной для всех, но не для Зинаиды Аркадьевны. Она в собственных руках держала фотокопию письма колчаковского боевого офицера, поручика барона фон Шнитке. В нём Вильгельм Оттович неизменно обращается к своей любимой Натали, и сетует на превратности судьбы и на несправедливое отношение к нему лично его превосходительства адмирала.

«Душа моя!» – писал поручик – «Адмирал, против обыкновения, со мною сух и краток, до обидного. Назначил меня начальником охраны тылового обоза. Право слово, не знаю за собой вины, чтоб меня, боевого офицера, в обозники определили. Письмо отправляю с оказией. Приятель мой штабс-капитан Вахрамеев через своего знакомца направит письмо в Екатеринбург, а там, бог даст, оно и до тебя дойдёт. Будет ли возможность отписать тебе, не знаю. Конечная точка обозного маршрута содержится в секрете. Кроме полковника Зотова никто не ведает цели нашей обозной колонны, но он человек из контрразведки. У него слова лишнего не вытянешь. Штабс-капитан торопит. Передавай привет маменьке. Целую. Люблю. Твой Вилли.»

Письмо, как письмо. Никаких тайн. Однако любопытная Зинаида Аркадьевна задалась рядом вопросов:

Почему адмирал Колчак лично организовывал обоз и назначил начальником охраны офицера с большим боевым опытом, проверенного в прошедших военных компаниях, а начальником полковника, контрразведчика Зотова?

Ясно, секретность продвижения обозной колонны связана с перевозимым грузом. Что охранял поручик со своими людьми?

Куда перевозился, несомненно, ценный груз? Где конечная точка маршрута?