Шпага чести

Пять дней девушка, не считаясь ни с какими расходами, потчевала пострадавшего любимыми им яйцами всмятку и блинами. Лоран был на седьмом небе от счастья. К концу лечебного отпуска он спросил Риту:

— Ты согласилась бы стать моей женой?

— Сейчас война, Саша. Кроме того, ты — иностранец.

— А в мирное время мы могли бы быть супружеской четой?

— Давай, Саша, вернемся к этому разговору позже.

Зима снова начала допекать французам. Когда новички говорили Альберу, Риссо, де ля Пуапу, что им морозы не страшны, у них-де есть уже закалка, те отвечали:

— Чтобы привыкнуть к русской зиме, надо прожить здесь сто лет.

Правда, ветеранов-«нормандцев» утешало отсутствие их бывших механиков. За них-то больше всего приходилось переживать. Сейчас совсем другое дело. Русским ребятам стужа нипочем. Никто еще не обморозился, не заболел, хотя морозы доходили и до тридцати пяти градусов. Особо следует отметить: еще не было случая, чтобы самолет к назначенному времени оказался не готовым к вылету. В хозяйстве Агавельяна все шло четко и слаженно. Правда, давалось это нелегко. Ведь поломка следовала за поломкой.

Молодой, задорный, острый на язык Франсуа де Жоффр, как и многие другие, сказал, что имеет немалый налет. Заместитель комэска Лефевр, скептически относившийся к подобным заявлениям, почему-то поверил де Жоффру на слово. И вот они, как ведущий и ведомый, взмыли в первый тренировочный полет. Попали в снегопад. Срочно развернулись, пошли на посадку. И Франсуа «приземлился» прямо на Ла-5, выруливавший на старт. Никто не надеялся на спасение летчиков, но они остались живы.

— Хорошо же ты начинаешь! — зло прошипел Лефевр.

Пуйяд приказал своему заместителю больше никому не верить на слово, самым строгим образом проверять навыки пилотирования каждого «нормандца» из пополнения и соответственно налаживать обучение. Лефевр, таким образом, превратился в «штатного» летчика-инструктора с правом допуска новичков к самостоятельным вылетам, что накладывало на него исключительную ответственность.

Жак Андре, Рене и Морис Шалль, Морис де Сейн, Леон Кюффо, Робер Марки и другие вошли в строй сравнительно быстро. У них чувствовалась хорошая летная школа. Новая машина и совсем другие условия полетов не вызывали у них напряженности, скованности, растерянности. Правда, службе Агавельяна и они подбрасывали работенки, но это было ничто по сравнению с такой заботой, какую принес Франсуа де Жоффр.

Инженер полка категорически отказался списывать разбитый истребитель и взялся за его восстановление.

Это обошлось почти всему техническому составу в несколько бессонных ночей, однако де Жоффр смог вскоре возобновить полеты на своем истребителе.

Пуйяд откровенно восхищался золотыми руками механиков, не знал, как благодарить их руководителя — Сергея Давидовича. Но нашел нужным и предостеречь его:

— Скоро к нам прибудет еще пополнение. Можно ожидать новой рубки дров. Так вы, Агавельян, поберегите своих парней: не беритесь в безнадежных случаях за ремонт самолетов.

— Слушаюсь, товарищ командир. Прошу только одно: разрешите мне самому определять степень безнадежности машины.

— Это право остается за вами.

Через несколько дней действительно прибыли новые летчики — Банер, Бурдье, Брией, Лебра, Мартело, Муане, Ирибарн, Пьеро. Все они разными путями пробились в «Нормандию», о которой уже шла большая слава в ВВС «Сражающейся Франции». А самая интересная судьба была у летчика Андре Муане. Еще в 1940 году вместе с полковником Мармье он комплектовал в Африке группу «Эльзас». Затем сражался с фашистами в небе Англии, откуда и прибыл в Россию. Теперь не де ля Пуап, а он стал самым молодым по возрасту летчиком полка.

И что еще важнее — Лефевр убедился: прибывшие схватывают все правила пилотирования с первого полета. Лефевра назначили командиром звена, в состав которого вошел и Франсуа де Жоффр.

Лефевр, Альбер, де ля Пуап, Риссо, Беген продолжали «вывозить» молодежь.

Как-то в разгар летного дня на аэродроме приземлился Ли-2. Пьер Пуйяд, ожидавший гостей из Москвы, поспешил на джипе к самолету, из которого уже выходили генералы Пети, Шиманов и Левандович. Поздоровались.

— Как идут полеты?

— Сегодня нормально.

— Редко бывает «нормально»?

— К сожалению, да.

— В чем же причины?

— Главная — недоученность летчиков. Они скрывают это, а потом расплачиваются.

— Какие меры принимаете?

— Тщательно проверяем каждого вновь прибывшего и обучаем по специально разрабатываемым индивидуальным программам.

— В этом, пожалуй, единственно правильный выход, — согласились генералы.

Они некоторое время понаблюдали за ходом полетов, прошлись по стоянке, посмотрели, как трудятся авиаспециалисты.

— Как обстоит дело со снабжением горючим, запасными частями? — спросил у Агавельяна генерал Левандович.

— С бензином проблем нет, с маслами тоже. А вот лимит запасных частей не мешало бы увеличить.

— До меня дошли слухи, что вы кое-что сами изготовляете.

— Слухи преувеличены, товарищ генерал. Когда дело идет о прокладках, шайбах и другой мелочи — обходимся, но не все сделаешь своими руками.

— А вы подбросьте шайб и прокладок восемнадцатому полку взамен дефицитных частей.

— Так уже все, что могли, выменяли у них, — улыбаясь, чистосердечно признался Сергей Давидович.

— Хорошо. Вашу просьбу постараемся учесть. Но смотрите, чтобы на складах не залеживались запчасти, — хитро подмигнул Левандович.

На что Агавельян твердо ответил:

— Наш полк — единственный в своем роде, товарищ генерал, а мой долг — обеспечить его нормальную боевую работу.

— Молодец! — не удержался Эрнест Пети, слушавший разговор. — С таким инженером наши летчики могут не беспокоиться за технику.

— Мы знали, кого направить сюда, — отозвался генерал Шиманов.

Сергей Давидович слушал похвалы, а сам соображал, какую бы еще пользу извлечь для полка из доброго к нему отношения высокого начальства. И уже собирался обратиться с просьбой о присылке нового оборудования для ремонтной мастерской, но тут Пети сказал подошедшему Пуйяду;

— Пьер, дело к обеду, прекращай полеты, строй весь личный состав.

Через час в морозном воздухе над летным полем, под трепетание на ветру французского и советского флагов торжественно зазвучала «Марсельеза», а затем — Гимн Советского Союза. Они исполнялись в честь награждения летчиков полка.