Шпана
Шрифт:
— Ты чего это, а, Дятел? — спросил Калабриец; глаза его смеялись при виде этого жвачного животного.
— Да чтоб они сдохли! — взвился Дятел. (От крика и напряженной работы челюстей его мордочка вся пошла морщинами.) — Трахаться не хотят!
— Да ладно лапшу-то вешать! — усомнился Башка, а Калабриец чуть не лопнул со смеху.
Дятел поднялся, встряхнулся, и, оборотясь к пустырю, приложил ко рту ладони.
— Су-уки!
— Перо! — приступил к делу Калабриец.
Дятел глянул на него невидящим глазом.
— У меня что, серьга в носу? —
— А чего ты им покажешь? — поинтересовался Башка.
— Чего покажу-у? — переспросил Дятел, не переставая жевать и шмыгать носом. — Хрен им покажу, вот чего! На, держи. — Внезапно смягчившись, он сунул что-то в ладонь Калабрийцу.
Калабриец взял перо и стал рассматривать его на свет.
— У кого стибрил? — спросил Кудрявый.
— Да там у одного, на окружной, — пожевал губами Дятел.
— То есть как? — удивился Башка. — Ты же говорил, у американца.
Дятел и ухом не повел.
— А на кой оно тебе? — не унимался Кудрявый.
— Ты что? — вскинулся Дятел. — Да его за полтыщи загнать можно!
— Ну прям! — не поверил Кудрявый.
— А ты бы сколько дал? — с вызовом приступил к нему Калабриец.
— Да нисколько. Смех один!
— Айда по стакану! — вдруг предложил Дятел и, словно проснувшись, вихрем слетел с ограды.
— У него денег полно, — заметил Калабриец.
— Скажешь тоже — полно! — потянул носом Дятел. — У меня всего три сотни.
Кудрявый и Сырок сидели на заборе и ждали развития событий.
— Пошли! — Дятел, пошатываясь, направился к Порта-Пинчана.
— А что, пошли, — повторил Башка и потащился следом.
Кудрявый и Сырок не тронулись с места.
— Идете, чумазые? — вполоборота спросил Башка.
Уже под арками Порта-Пинчана они встретили Негра в компании коротышки с одутловатой бандитской рожей и стеклянными глазами. Этот тип из Аква-Булликанте по прозвищу Плут был известен всей римской шпане.
— Так, — подытожил Башка, — двое из Тибуртино, один из Булликанте, двое из Примавалле, один без роду без племени и Дятел из Валле Д’Инферно… Объявляется бандитский сбор всех римских окраин!
Они отправились в пиццерию против вокзала Термини и на деньги Дятла взяли бутыль вина. Потом, окосев, по виа Венето вернулись на Вилла-Боргезе, по дороге не упуская случая прицепиться к расфранченным богачам. Парк почти опустел. Из “Казина-делле-Розе” еще доносились звуки скрипок.
Возле манежа Дятел, словно очнувшись, вдруг начал вопить во всю мощь натруженных легких:
— Су-уки!
Потом перелез через ограду, шмякнулся мордой в пыль и мгновенно заснул.
— Черт возьми, — изрек Кудрявый, — какие бабочки на виа Венето!
— Пошли, может, каких свистушек тут подцепим, — встрепенулся Сырок.
— Быстрый какой! — возразил Калабриец, — На них башли нужны.
— А у нас что, башлей нету?
При
таком заявлении все сразу навострили уши.— Тогда пошли, — подытожил Негр, отбрасывая со лба кудри и плотоядно ухмыляясь. — Чего ж мы ждем?
Под луной они пересекли поляну, дошли до манежа и огляделись, но проституток уже и след простыл.
— Небось замели всех, — с видом знатока предположил Калабриец.
— Ну и ладно. — Сырок выбросил вверх два пальца. — Без них обойдемся.
Плут из Аква-Булликанте шутливо шлепнул его по ягодицам.
— Как не обойтись, вон какая у тебя жопка!
— Кому жопка, а кому хренопка! — уточнил Сырок.
— Иль твоя хренопка до задницы достает?
— А то! — гордо приосанился Сырок. — Еще и до твоей достанет.
— Один — ноль, — изрек Негр тоном, каким произносят “аминь”.
Они поднялись по склону с другой стороны поляны и вышли на аллею, где встретились прежде. Но там было еще слишком людно, чтобы устраиваться на ночлег. Блуждая меж деревьев парка, добрели до Казина-Валадье, каждый облюбовал себе скамейку и разлегся на ней.
Ночь минула быстро: еще дозорные не начали ходить под Муро-Торто и весь Рим нежился в предутреннем сне, а солнце уже поливало деревья и лужайки, ограды, клумбы и статуи Вилла-Боргезе лучами слепящей белизны.
Кудрявый проснулся от странного холода в ногах. Малость поворочался на скамейке, готовый снова провалиться в дрему, но вдруг поднял голову поглядеть, что же там у него с копытами. Солнечный луч, косо падавший сквозь густую листву, освещал его дырявые носки.
— Я что, башмаки давеча снял? — вскочил Кудрявый. И тут же сам себе ответил: — Да нет, вроде не снимал. — Он тупо уставился на траву меж расставленных ступней. — Сырок, эй, Сырок, у меня обувь свистнули! — отчаянно вопил Кудрявый, тряся за плечо приятеля.
— Кто? — не открывая глаз, осведомился Сырок.
— Ботинки, говорю, сперли! И деньги тоже!
— Кудрявый лихорадочно шарил по карманам.
Полусонный Сырок тоже обследовал карманы — ни шиша!
— Да чтоб они сдохли все! — буйствовал Кудрявый.
Остальные проснулись и смотрели на них издали.
— У меня ни лиры не было, — сказал Плут, усаживаясь на скамье.
А Калабриец повернул к пострадавшим одутловатое со сна лицо и качал головой, словно хотел сказать: знаем, но молчок!
Кудрявый и Сырок удалились, даже не попрощавшись с новыми знакомыми, а те невозмутимо проводили их взглядами, придав заспанным лицам недоуменное и озабоченное выражение — попробуй-ка, обвини их в чем! На всей Вилла-Боргезе, залитой теплым утренним солнцем, не было ни души. Друзья спустились на заросший травой манеж, пересекли его. В глубине площадки еще лежал ничком Дятел в бело-голубых башмаках из кожзаменителя, разлезшихся по швам и с одной дырявой подметкой.
Кудрявый потихоньку стащил их с Дятла и напялил на свои ножищи. Ботинки оказались тесноваты, но не до жиру. Таким образом, наполовину решив обувную проблему, они направились к Порта-Пинчана.