Шпион для Германии
Шрифт:
Водитель от перенесенного им потрясения аж позеленел. Обернувшись ко мне, он произнес заикаясь:
— Вы все видели, сэр. Я не виноват. Женщина выскочила прямо под машину. Я сделал все возможное, чтобы предотвратить наезд на нее.
— Да, это так, — подтвердил я.
Собралась толпа. Водитель отъехал к тротуару. Люди все подходили. Какой-то молодой парень снял свою куртку и положил ее под голову пострадавшей. Подбежали двое полицейских. Проезд по улице был перекрыт. Толпа все увеличивалась.
Надо действовать, сказал я сам себе. Если я замешкаюсь, полиция включит меня в список свидетелей, потребовав, соответственно, от меня,
Несколько метров я прошел неторопливым шагом. Когда же выбрался из толпы зевак, то кинулся бежать, стремясь как можно быстрее покинуть место происшествия. Меня заметила какая-то женщина. Приняв меня, по-видимому, за водителя, который-де решил попросту смыться, она закричала пронзительно:
— Вон он! Держите его!
Сзади меня раздались свистки. В толпе поднялся гвалт. Какой-то мужчина попытался перегородить мне дорогу, но я, наскочив на него, оттолкнул его локтем в сторону.
Может быть, все же лучше было бы оставаться на месте, чем нестись, расталкивая прохожих, по улице, и к тому же средь бела дня.
Отбежав на четыреста—пятьсот метров от злосчастного для меня места, я свернул за угол, перешел сначала на левую, потом снова на правую сторону улицы, остановил такси, которое через какое-то время сменил, затем зашел в универмаг, купил там лимоны, наручные часы, новую шляпу и направился в буфет, где перекусил бутербродами.
Меня никто не преследовал. Еще раз мне удалось уйти от возможных неприятностей…
Не торопясь, соблюдая осторожность, направился в гостиницу. Билли в номере не было. На моей кровати лежала записка:
«Пошел прогуляться и немного выпить. Полагаю, что ты не будешь возражать. Через два часа вернусь».
Я прилег на постель. Все необходимое для сборки радиопередатчика у меня уже было.
Полежав некоторое время, я встал и расшифровал адрес некоего нью-йоркского предпринимателя, который должен был свести меня с людьми, работавшими в атомной промышленности. Запомнив адрес и имя наизусть, сжег записку. Походив по комнате, заказал в номер виски, выпил, но избавиться от охватившего меня беспокойства так и не смог.
Напротив гостиницы, чуть в стороне, находился небольшой кинотеатр. Я отправился туда. В течение полутора часов пришлось смотреть картину, в которой немецкие солдаты жестоко расправлялись с русским населением. Женщина, скрывшая у себя партизана, рожала, лежа на куче навоза. Вокруг нее стояли немецкие солдаты, отпуская скабрезные шуточки. Молодая блондинка, возлюбленная капитана вермахта, уединилась с ним в комнате и, занимаясь любовью, торопливо говорила, кого следует расстрелять. Фильм был пронизан безвкусицей и цинизмом, являясь американским эквивалентом киноленты Байта Харланса «Еврей Зюсс».
Возвратившись в гостиницу, я выпил несколько двойных порций виски и лег спать. Внезапно проснувшись, посмотрел на часы. Было уже три часа ночи. Кровать Билли была пуста. Сон мой как рукой сняло. Встав, я оделся, не включая свет.
Может, его арестовали? Предаст ли он меня — сознательно или сам того не ведая? Какими методами пользуется ФБР, чтобы заставить говорить человека?
Я вышел из гостиницы. Никто меня не заметил. Перейдя на другую сторону улицы, вошел в дом, парадная дверь которого оказалась незапертой. Из окна
коридора стал наблюдать за происходившим у гостиницы, размышляя о возможных действиях ФБР…Вполне вероятно, что оно пошлет Билли ко мне назад одного. А может, его сотрудники учинят в гостиничном номере обыск. Не исключено также, что они установили уже наблюдение за гостиницей и кто-то из них находится рядом со мной.
Я курил одну сигарету за другой, прикрывая огонек ладонью.
Чемоданы находились в моей комнате. Со мной была лишь небольшая кожаная сумка, совсем немного денег и пистолет. Наблюдательный мой пост не был, конечно, идеальным. В любой момент кто-нибудь мог выйти из квартиры или войти в дом. Незнакомый мужчина, стоящий в три часа ночи в неосвещенном коридоре, сразу же вызовет подозрение.
Половина четвертого… Четыре часа… Ночи, казалось, не будет конца. Билли по-прежнему не видно. Я представил себе, как его потрошат в каком-то полицейском участке. Я видел его лицо близко и отчетливо — покрытое потом, беспокойное, искаженное страхом. Вдруг передо мной возникла другая картина: на его коленях в баре сидит какая-то блондинка, а он засовывает ей в декольте свернутую пятидесятидолларовую купюру.
Что же было истинным из того, что отражала моя фантазия?
Пять часов утра. На город спустился туман. Может, выйти из укрытия и походить по улице? Нет, это не то, сказал я тут же себе. Тогда я обращу на себя внимание всей улицы, а не только жильцов этого дома.
Секунды отсчитывались одна за другой, из шести десятков получалась минута, из шестидесяти минут — уже час. Трудно представить себе, как долго тянется время для человека, стоящего неподвижно, потерявшего покой, одолеваемого мучительными сомнениями, преследуемого самыми фантастическими картинами, мелькающими в разгоряченным мозгу, беспрерывно курящего и ждущего, ждущего, уставившись в темноту, пока глаза не начинают слезиться, а сознание воспринимать шорохи и движения, которых в действительности нет.
Пять тридцать. Туман понемногу рассеивается. На улицах возобновляется движение. Скоро начнут пробуждаться ото сна люди, — во всяком случае, самые ранние из них птахи…
Вот уже четыре дня, как я в Америке. Удалось ли «U-1230» незаметно проскочить сквозь американское береговое оцепление?
Я не знал еще тогда, что в эти самые минуты в океане происходила трагедия, ответственность за которую несколько позже, уже в ходе судебного разбирательства, была возложена на меня.
Капитан-лейтенанту Хильбигу удалось, проявляя исключительную осторожность и избегая излишней поспешности, выйти из залива Френчмен и взять курс к берегам родины. А через два дня он сумел уйти незаметно от целой флотилии эскадренных миноносцев, катеров-охотников и вспомогательных судов береговой охраны, поскольку те не включали свои радарные установки: шел декабрь 1944 года, и никто уже не думал о возможности появления вражеских подводных лодок вблизи американских берегов.
Капитан Хильбиг отошел уже в глубь океана на триста с лишним километров. Шноркелю, который он применил для освежения воздуха в лодке, оставалось поработать еще с полчаса. На горизонте появились первые светлые полоски наступающего утра. В отсеках звучит любимая песня команды «Родина, звезды твои…». Обычно радист ставил на проигрыватель пластинки в соответствии с очередностью заявок, независимо от звания и должности тех, от кого они поступали.