Шпион, который спас мир. Том 1

Еще в Анкаре новый резидент КГБ Вавилов, назначенный на место Ерзина, сделал жене Пеньковского Вере недвусмысленное предложение. Это очень задело Пеньковского^{70}. Любовные связи внутри советской колонии в среде дипломатов и разведчиков были обычным делом. Считалось, что безопаснее переспать с кем-нибудь из своих, чем на стороне с иностранцами, которые могут быть потенциальными агентами. (У Пеньковского был роман с женой Вавилова. В одном из разговоров Пеньковский сказал Вавиловой: «Прими ванну, я скоро приду»^{71}.)

— Итак, джентльмены, я проработал там до ноября. Я снова анонимно позвонил в турецкую контрразведку и сказал, что помощник куратора вместе с болгарскими агентами выкрали некое военное пособие с турецкой военной выставки. Офицер, с которым я говорил по телефону, сказал на чистом английском, что я должен зайти к нему и переговорить, но я отказался, поскольку в то время еще ничего окончательно не решил. Если бы уже в то время мне было предъявлено обвинение в отношении моего отца и выражено политическое недоверие, я, возможно, никогда бы не вернулся в Советский Союз. Последний раз я позвонил 4 ноября 1956 года, накануне суэцкого кризиса. Вы можете это проверить, поскольку разговор был официально записан [19] .

19

Этот телефонный разговор с турками проверен не был, несмотря на просьбу Джеймса Энглтона, начальника контрразведки ЦРУ, поскольку в то время побоялись, что подобная справка может больше создать проблем, чем решить, и подставит Пеньковского.

Пеньковский позвонил туркам, чтобы выдать своего коллегу Ионченко и отомстить начальнику, генералу Рубенко. Если бы Рубенко обвинили в несоответствии занимаемой должности, его могли бы отозвать в Москву и назначить на его место Пеньковского. В то время Пеньковский обдумывал свое решение обратиться к полковнику Пику и узнать, как выйти на ЦРУ, но пойти до конца он все еще не решался.

6 ноября 1956 года Пеньковский с женой уехали из Турции. По приезде в Москву он ощутил на себе давление со стороны начальства.

— Этот Рубенко, по всей вероятности, их близкий друг. Он завалил их подарками, и не раз они вместе выпивали. Начальство в Москве недоумевало, почему такой «сопливый» молодой полковник так себя вел по отношению к генералу. Они решили, что я хотел подсидеть генерала, чтобы стать в Турции военным атташе. По правде говоря, когда я был военным атташе, все было организовано куда лучше, чем при генерале, да и агентурная сеть действовала более эффективно.

Но клянусь вам, что не это было причиной, пусть даже я и очень хотел стать военным атташе^{72}.

В этот момент принесли бутерброды и сухое белое немецкое вино «Либфраумилх», единственный алкогольный напиток, который мужчины пили во время разговора. После такого «выступления» Пеньковскому нужно было немного отдохнуть. Он чувствовал, что беседа прошла нормально. Что касается англо-американской команды, то рассказ Пеньковского на них произвел большое впечатление. Кайзвальтер, эксперт по ГРУ, нашел, что все даты и сведения о людях, о которых в этот раз говорил Пеньковский, совпадают с действительностью. Команда удостоверилась, что перед ней профессиональный разведчик, и снова договорилась с Пеньковским о встрече.

Глава четвертая Жизнь и времена

Во время перерыва Пеньковский рассказал членам спецгруппы о своей жизни в Москве. Хотя он был привилегированным представителем офицерского класса и в конце второй мировой войны ему предоставили квартиру улучшенной планировки, повернуться там было негде, сказал он. Уединиться было вообще невозможно, особенно с тех пор, когда к ним переехала его мать. Бьюлик попросил Пеньковского рассказать о том, как и где он живет, как работает, как проводит день.

— Я живу на набережной Максима Горького, 36, квартира 59. Вход со двора, третий подъезд, третий этаж — если бы не было никакого наблюдения, я бы всех вас пригласил к себе домой на чай. В доме есть лифт, старенькая вахтерша. — Любой иностранец, приглашенный в 1961 году в гости к советскому человеку, оказался бы под подозрением. И все началось бы с той самой старенькой вахтерши у лифта, которая сообщила бы о гостях Пеньковского районному офицеру КГБ.

Бьюлик не замедлил спросить о высоте здания. Спецгруппе нужна была полная картина того, как он жил и чем занимался каждый день, поскольку это могло стать оперативно важным в разработке плана выхода с ним на связь. Знание подробностей его будничной жизни помогло бы составить реальную картину его образа жизни и роли в советском обществе. Это позволило бы придумать пути выхода с ним на связь через американских и английских агентов или агентов третьих стран.

Пеньковский сказал, что живет в девятиэтажном сером блочном здании с балконом на последнем этаже. Дом построен в 1944 году.

— Там живут большие люди, — сказал Пеньковский, объяснив, что дом расположен недалеко от штаба Московского военного округа, который отвечает за военную безопасность столицы и близлежащих районов. Кайзвальтер вынул карту, чтобы определить местонахождение дома Пеньковского, который стоял как раз напротив Кремля на другом берегу Москвы-реки.

Бьюлику нужно было знать, сколько семей жило на каждом этаже дома Пеньковского. Из четырех квартир на этаже две были двухкомнатными, две — трехкомнатными. В каждой квартире жило по одной семье, что было, безусловно, лучше, чем коммуналки, еще очень распространенные в шестидесятых годах, когда несколько семей пользовались одной кухней и ванной. Пеньковский жил в двухкомнатной квартире площадью в 35 квадратных метров с женой, дочерью и матерью.

— Двухкомнатная квартира вполне приемлема для двоих, — объяснил Пеньковский, но его дочь и мать спали в гостиной, где у Пеньковского стоял стол с самодельным замком. Здесь же, в гостиной, стоял и телевизор. Во второй комнате находилась спальня Пеньковского и его жены, которая ждала второго ребенка. Они редко приглашали к себе гостей, ходили в основном в рестораны и Большой театр; от Госкомитета Пеньковский получал средства, на которые мог развлекать иностранцев.

Пеньковский сказал, что обычно ложится спать рано и встает в 6 утра. В 8 утра уходит на работу и с 2 до 3 часов обедает. Воскресенье у него выходной, и он часто отвозит семью на дачу к дяде своей жены. Семья не знает о его намерении поставлять разведданные для Запада, сказал он.

Команда проработала дневное расписание Пеньковского, нанеся на карту его путь до работы пешком и на автобусе. В хорошую погоду он переходил через Москворецкий мост на Красную площадь и оттуда доходил до дома 11 по улице Горького, где находился Госкомитет по координации научно-технических работ. В плохую погоду он ехал на автобусе по набережной Максима Горького мимо посольства Великобритании, через Каменный мост и выходил на Арбате.

Пеньковский объяснил, что по утрам ему надо отмечаться в Госкомитете, но также он должен был появляться и в ГРУ, Генеральном штабе Министерства обороны недалеко от улицы Фрунзе, куда он ходил пешком. Он подчеркнул, что входит в подъезд номер пять, в тот же, что и министр с его заместителями.

— Обычно министр въезжает на своей «Чайке» в ворота с улицы Грицевец, — пояснил Пеньковский, давая понять, что понимает, что подобная информация может представлять оперативный интерес^{73}.

По дороге с работы Пеньковский проходил мимо храма Вознесения, куда изредка заходил помолиться. Напротив церкви находились общественные бани и ларек, где он иногда останавливался выпить пива. Время от времени ходил в ресторан или театр и тогда возвращался домой далеко за полночь. Он сказал, что у него были романы с секретаршами из Министерства обороны и одной продавщицей. А жене говорил, что задерживается на работе^{74}. Такое поведение считалось вполне нормальным среди военных офицеров и партийной элиты. Обычно перед тем, как вернуться домой, Пеньковский встречался со своими друзьями или подружками. Он следовал этому правилу, за исключением тех случаев, когда приезжали зарубежные делегации и ему приходилось сопровождать их и развлекать их руководителей. Он должен был сообщать о возможности использования или вербовки иностранцев в интересах ГРУ.