Шпион на батарейках

– Да, Сергеич, неправильно я сказал. Ухи у домушника – это не инструмент, это прибор.

Ага, подумал я, локатор. И не ошибся. А Жора продолжал с увлечением описывать свои прежние приключения. И при этом почему-то частенько начинал говорить о себе в третьем лице. Как о постороннем человеке. Потом я понял: он как бы подчеркивал, что с прежним жуликом Жорой покончено навсегда, и он, нынешний Жора, не имеет к нему никакого отношения.

– Жора – он какой? Он очень тонкий человек. Он никогда без разведки квартиру не брал. Сперва – как? Сперва – наблюдение. День наблюдаю, два. Вечер наблюдаю, три вечера. Чтоб без ошибки было, чтоб на хозяев не нарваться. Изучаю ихний распорядок дня. Замечаю: муж с женой на работу в восемь уходят, дитенок в школу – еще пораньше, бабка по магазинам начинает с одиннадцати шастать. Или по-другому смотрю: два вечера подряд света в квартире нет, соображаю – хозяева в отъезде. В общем, Сергеич, полный анализ ихнего образа жизни. – Жора, рассказывая, обращался преимущественно к Алешке, будто хотел передать ему свой богатый опыт. – А дальше что? Квартиру выбрал. Подбираюсь к ней. Все проверено и готово. Последний шаг: прислушиваюсь. Стану под дверью, ухом к ней приложусь и слушаю. В прежнее время двери-то тонкие были, все слыхать. Это щас броней отгородились. Но для Жоры и броня не преграда, золотые руки... Да, значит, ухом приложусь и слушаю. В квартире – тишина, голосов нет, радио молчит, вода не плещет. Хорошо, можно совершать незаконное в нее проникновение. Вот на этом-то я, Сергеич, и прокололся. Взяли однажды меня, стали раскручивать. Я в сознанку не иду, утверждаю: не было в этой квартире моей ноги. А следователь мне: «Значит, утверждаете, что к квартире не подходили?» – «Ни-ни!» – «Значит, утверждаете, что к ее двери своего уха не прикладывали?» – «Ни-ни! Очень мне надо, гражданин следователь, свое ухо к чужой двери прикладывать. У меня и своя дверь есть». – «Не прикладывали, значит? Не прислушивались?» – «Ни-ни, гражданин начальник».

Надо сказать, что не только мы с Алешкой с интересом слушали воспоминания Жоры, но даже Сеня заслушался, приоткрыв рот, в котором дымился потихонечку окурок сигареты, прилипший к губе.

– Вот тут-то и на тебе! – Жора шлепнул себя по коленям. – Кладет он на стол два листочка. На одном отпечаток уха и на другом отпечаток. И третий листочек кладет...

– Заключение экспертизы, – догадался Сеня.

– То-то и оно-то! Один отпечаток с моего живого уха, другой – с двери. Вот так я прокололся. – Жора жизнерадостно рассмеялся. Будто не уличили его в краже, а подарили большую конфетку. – С этого момента они меня и раскрутили по полной программе. Деваться Жоре некуда – в сознанку пошел. Семь своих краж признал. Вот так вот! И началась у меня после отсидки спокойная жизнь. Бросил я свое воровское ремесло. Освоил новое. Теперь в нашем ЖЭКе слесаря лучше Жоры нет. Да и то сказать – руки-то золотые. – И он показал нам свои золотые руки.

– Это ты интересно рассказал, – Сеня выбросил окурок. – Только у мальков наших интерес-то другой.

– Им полезно послушать. Воспоминания ветерана. – Жора самодовольно улыбнулся. Будто он вражеские самолеты сбивал, а не чужие квартиры «обносил». – А в чем интерес-то?

– А в том, – ответил Сеня. – Вот этот коттеш, – он показал большим пальцем за спину, где замер в ожидании нашего штурма пока еще неприступный особняк Хорькова. – Вот этот коттеш на твоем участке обслуживания?

– Мой коттеш. Но с ним возни мало. Там вся сантехника из Италии, надежная. Ни тебе протечек, ни срыва кранов, ни капели из вентилей. Другое дело – у него своя коммуникация. Вода и канализация вон от тех домов подключены. И по коллектору – в дом. Потому – перебои бывают. В основном с водоснабжением. Однова, правда, их канализацией залило. Но Жора справился.

Сеня помолчал, обдумывая его слова, а потом спросил:

– И в другой раз справишься?

– А что? – удивился Жора. – Чтой-то намечается?

– Намечается.

– Неуж авария системы водопровода?

– А это тебе видней, – как-то весомо произнес Сеня.

Жора долго молчал.

– Очень надо? – спросил он нас с Алешкой.

Мы согласно закивали головами.

– Дело-то доброе? – осторожно уточнил Жора.

– Злое, – честно сказал Алешка. – Злое против зла. В честь добра.

Вот это загнул! Даже сообразительный Жора вылупил глаза.

– Кой-чего я понял. Один мой коллега, из прошлой биографии, он так по квартирам работал. Одевался в спецовку, брал чемоданчик вроде как с инструментом и звонил в дверь: мол, заливаете нижних соседей, протечка у вас сильная, слесарь я из ЖЭКа. Хозяин, оторопевший весь, в панике: «Не может быть, у меня все в порядке». – «Проверим!» И давай ходить по квартире – в ванную, в туалет, на кухню. Строит из себя озабоченного: мол, ничего не пойму. А после вроде как догадался, в лоб себя хлоп! «Хозяин, ну-ка открывай оба крана в ванной. Открыл? Горячий теперь закрой, – из комнаты командует. – Теперя наоборот. Холодный открой, горячий закрой!» И так по многу раз. А пока хозяин в ванной этой гимнастикой занимается, мой коллега из прошлой биографии в свой чемоданчик чего-нибудь приличное покидал – и к дверям. «Хозяин, все в порядке! Запирай за мной!»

– Ты к чему это гнешь? – спросил Сеня. – Мы ничего там хватать приличное и в чемоданчик сваливать не собираемся.

– А я так и не думал про вас! – обиделся Жора. – Вы люди порядочные, по всему видать. Особенно Сергеич. Я думаю, вам внимание нужно отвлечь. Легкую панику создать. Сделаю! Жора сделает так, что никому хорошему вреда не будет, а плохому...

– Все! – сказал Сеня и хлопнул Жору по плечу. – Заметано!

– Заметано. Мое слово золотое! – Оказывается, не только руки. – Дату сообчи и час с минутами. И телефончик запомни, в ЖЭК.

На том мы и расстались.

Дома у нас все шло по-прежнему. Будто наша с Алешкой война проходила где-то далеко-далеко, в чужой неведомой стране. Мы с ним волновались, задумывались, тревожились, а дома – безмятежность.

Может быть, это и хорошо. Уверенно делаются те дела, в том числе и опасные, когда ты знаешь, что у тебя за спиной надежный тыл. Где тебя, усталого и взволнованного, успокоят, покормят, дадут в руки пылесос или сумку для продуктов, чтобы ты опять почувствовал себя членом семьи. Где ты не только нужен и полезен, но и находишься под надежной защитой и заботой своих родителей. Которые, конечно, могут и подзатыльник отвесить, если ты его заслужил, но пусть попробует кто-нибудь чужой замахнуться на твой затылок. Тут уж этот чужой долго будет почесывать свою битую репу.

Словом, дома у нас все шло по-прежнему. «Уроки сделали? Это ужас какой-то! Руки помыли? Покажите. Марш в ванную! Где ваши дневники? Ну кто так учится? Я была все десять лет отличницей! Папа...» – «Про папу не надо, – смущенно говорит папа. – Я учился по-разному. Иногда отлично, иногда прилично». – «Отец, когда это ты учился отлично? Что-то я не помню!» – «Не помнишь, конечно. Когда я учился отлично, ты еще в детский сад ходила. Пешком под стол». – «Я под стол пешком никогда не ходила. Я под стол ездила на трехколесном велосипеде».

Тут вмешивается Алешка и начинает расспрашивать, что такое трехколесный велосипед. И почему на нем нужно кататься под столом. Что это за вид спорта? Алешка, когда осваивал скейт, и то под столом не катался. И под холодильником тоже.

Тут родители начинают дружно вспоминать свое счастливое детство. Какие у них были интересные игры и прекрасные отметки. И как папа долгое время не замечал маму. Хотя она была отличницей и гордилась примерным поведением. А папа примерным поведением не гордился. Пока не влюбился в маму. И первое свидание у них было почему-то не в кино и не в парке под белыми акациями. А в зоопарке, возле вольера с крокодилами. И там они вдруг полюбили друг друга. Наверное, от страха. И они всегда говорят: как хорошо, что мы в этом большом мире (в зоопарке, что ли?) нашли нашу любовь, иначе не получились бы в этом большом мире такие прекрасные дети, как мы с Алешкой.

– Нужно только их драть ремнем почаще, – говорит папа.

– Зачем? – волнуется мама.

– Чтобы они были еще лучше.

– Куда уж лучше, – мама даже всплескивает руками. – Алешка, между прочим, на этой неделе исправил три двойки на две тройки.

– По нулям, значит?

– Как это?

– Ну, три двойки – это шестерка. Так же как и две тройки.

– А ты, между прочим, в третьем классе... – вспыхивает мама. – Ты в третьем классе...

– Ой, мам, – вмешивается Алешка, – расскажи поподробнее, как папа плохо учился и хорошо хулиганил.

– Пусть сам расскажет. Вы его тогда сразу разлюбите.

А может, и наоборот. Мне иногда кажется, что наши родители ревнуют друг друга к нам. Пусть, нам это только на пользу.

В общем, все идет хорошо, все очень мило. Иногда, правда, раздается звонок из нашей родной школы. То директор звонит, то Алешкина учителка, то моя классная. И они начинают учить наших родителей, как воспитывать нас – Диму и Алешку. Иногда мне кажется, что они, наши школьные наставники, тоже нас ревнуют. К нашим родителям. Они, наверное, хотят, чтобы наша школа стала нам роднее нашего родного дома. Чтобы мы не только там проводили полдня, но и ночевали в учительской.