Шпион поневоле

На следующий день была суббота и мы не просыпались до одиннадцати. Затем я надел её халат и спустился на три лестничных пролета к входной двери. Там я подобрал газеты: мою "Гардиан" и её "Мейл", а также три письма, адресованных мне. Медленно поднимаясь вверх по лестнице, я их распечатал. Первое письмо было от моей матери, которая отдыхала с друзьями неподалеку от Нассау. Второе - от телевизионной компании, и в нем говорилось, что я должен им за три месяца по две гинеи в месяц. Третье было официальным посланием без обращения в темно-желтом конверте и я приведу его полностью.

Уничтожить немедленно после прочтения.

Относительно связников:

Ваши связники подойдут к вам и скажут,

– Вы - брат Валерии, не так ли?

Или в другом случае они могут сказать,

– Я не встречал вас однажды с Джульетой? Джульетой, которая вышла замуж за Себастьяна.

Или, если случится, что связник будет вам знаком,

– Мир тесен, не так ли, дорогой?

Очень важно, чтобы связник произнес эти фразы очень точ но, слово в слово. Пожалуйста, запомните их.

Я сделал это в туалете, а затем сжег письмо и развеял пепел. Существовал ещё один возможный выход из этой ситуации. Меня, независимо от того, что сказал бы дорогой Руперт, могла отвергнуть "Интернейшнл Чартер". Я начал радостно обдумывать мысль о том, чтобы умышленно оказаться непригодным. Все, что мне нужно было бы сделать, - так это продемонстрировать ужас во время одной из бесед, когда они вскользь упомянут о том, что я должен совершать незаконные действия. Но затем, когда я подумал, эту мысль пришлось немедленно отбросить. Руперт наверняка узнает об этом и я был уверен, что единственное, что в таком случае сможет утолить его ярость, - это заключение меня в камеру смертников.

Пришлось вновь вернулся в постель к Веронике. Время ускользало от нас и я хотел максимально насладиться им и ею. Казалось, что ей это тоже очень нравится, хотя она и не могла знать причин моей неожиданно вспыхнувшей страсти.

4. Отчет

Я припарковал мой старый джип в тени и вошел в здание, где размещалась штаб-квартира компании "Интернейшнл Чартер". Было очень приятно оказаться в помещении с работающими кондиционерами, и я не спеша поднялся на лифте на третий этаж и двинулся к кабинету руководителя операций. Его секретарша, весьма аппетитная маленькая фрейлен с прямыми белокурыми волосами, спускавшимися до талии, убедилась в том, что великий человек свободен, и после этого проводила меня в кабинет. Он весь был выкрашен белой краской и украшен множеством фотографий, на которых был изображен великий человек и его однокашники в добрые старые времена Люфтваффе.

Фриц Ноландер вовсе не соответствовал представлениям о том, как должен выглядеть бывший нацистский воздушный ас. Он был довольно маленького роста, его черные волосы быстро покидали голову, особенно на макушке. Он совсем не был похож на тевтонского маньяка с лицом, словно вырубленным из камня и белокурыми волосами. Он также явно толстел, но все это я мог бы ему простить, если бы не его настойчивая привычка рассказывать мне истории из своих военных лет. Ну хорошо, он был героем и сбил Бог знает сколько самолетов противника. И получил рыцарский крест с дубовыми листьями, скрещенными мечами и все такое прочее. Но все эти военные воспоминания напоминали мне о Стаффорде, другом великом любителе рассказывать всяческие военные небылицы, и этого мне было вполне достаточно. Честно говоря, все эти старые вояки были одинаковы, независимо от того, на чьей стороне воевали.

– А, Филипп. Садись. Я бы сказал, что ты выглядишь усталым. Налить тебе немного прекрасного шотландского виски, привезенного из вашей страны?

– Нет, спасибо, генерал.
– Ему нравилось, когда его называли старым титулом.
– Я принял бензедрин перед тем как взлететь... его действие заканчивается и, если я сейчас выпью, то сломаюсь.

Он радостно улыбнулся, демонстрируя дорогостоящие золотые пломбы, и налил себе большую порцию великолепного виски. Затем достал несколько кубиков льда из стоящего в углу холодильника, снова уселся за свой стол и приветственным жестом поднял бокал.

– Бензедрин. Как много это мне напоминает.
– Я не застонал вслух, но был близок к этому.
– В 45 году, когда Люфтваффе были уже изгнаны с неба, когда, ты же знаешь, при каждом вылете на нас набрасывались целые стаи истребителей союзников, мы жили только на бензедрине. Это единственное, что нас ещё как-то поддерживало. Сейчас я думаю, что это было важнее, чем патроны для пулеметов. В моем подчинении была эскадрилья, я тогда уже был генералом, но у меня осталась только эскадрилья. "Мессершмидт-262", первые в мире реактивные истребители...

Я дал ему возможность поразглагольствовать о сумерках Третьего рейха. Теперь, когда он находился в полной безопасности и был достаточно богат, ему доставляло удовольствие возвращаться в мыслях к тем временами, когда его жизнь не стоила и ломаного гроша и лишь его реакция позволила ему не попасть в прицельную рамку чьего-то пулемета. Чтобы скоротать время, я погрузился в воспоминания о последних шести месяцах.

Как и было предписано, я откликнулся на объявление. В нем просто приглашались пилоты, обладающие лицензиями любого рода и желающие работать как в самой Греции, так и в окружающих районах. Первая беседа проходила в люксе гостиницы "Хилтон". Они изучили мою летную лицензия, а мне пришлось заполнить большую анкету, охватывающую почти все, чем я занимался с момента зачатия.

После этого мне задали несколько вопросов. Сейчас, вспоминая об этой беседе, я прихожу к выводу, что лишь один из них имел какое-то значение.

Спрашивающий: - Как вы, мистер Макальпин, относитесь к вопросу лояльности по отношению к своим работодателям?

Макальпин: - Ну, в моей работе в промышленной разведке лояльность была на уровне инстинкта, она служила защитой, по крайней мере, для меня. Нужно объяснять дальше?

Спрашивающий: - Да, конечно.

Макальпин: - Для меня лояльность была просто жизненно важна. Дело не в том, что я считал британскую компанию электрических бытовых приборов, в которой работал, лучшей компанией из всех, или в том, что я восхищался ею, просто если я сохранял лояльность, то абсолютно точно знал, на кого работаю. Я знал, кому могу солгать, и кому должен говорить правду. Я точно знал свое место в компании. А теперь предположим, что продолжая там работать, я тайно начал сотрудничать с другой фирмой, стал своего рода двойным агентом. Исчезла бы основа уверенности. Наступила бы неразбериха. Пришлось бы выстраивать различные цепочки лжи для разных людей. Я должен точно знать, на кого я работаю. Иначе я безнадежно запутаюсь. Вот что я имею в виду, когда говорю, что лояльность является естественным условием для моей собственной защиты.

Еще они проверили мое знание французского и греческого и остались вполне довольны. И после этого сказали, что известят о результатах.

Вторая встреча произошла в помещении летного тренировочного центра пилотов, где мне предложили поработать на тренажере. Само это устройство представляет точную копию кабины конкретного самолета, данном случае двухмоторной "чессны". Устройства управления подсоединены к компьютеру, при перемещении штурвала или педалей механический мозг вычислял, как приборы должны были реагировать на это перемещение и приводил их в действие. Еще тренажер был снабжен визуальной системой. Небольшая телекамера, смонтированная на его основании, передавала изображение сельской местности с проходившей по ней железной дорогой. Движение органов управления самолетом приводило в движение и эту камеру, а изображение проектировалось на экран, установленный перед кабиной. Поэтому все выглядело так, словно вы летите на самом деле. Сам тренажер перемещался на гидравлических опорах, и сверх того на магнитную ленту были записаны звуковые эффекты. Все, чтобы добиться наибольшего эффекта, не покидая землю.

Они засунули меня в эту штуку и какой-то парень прочел мне пятнадцатиминутную лекцию на тему, за какой рычаг дергать и на какую кнопку нажимать. Потом я взлетел. Просто жуть, до чего все выглядело реально. Я сделал несколько кругов, чтобы прочувствовать самолет.

Потом меня попросили пролететь на минимальной высоте над контрольной башней. Пролететь так низко, насколько хватит смелости. Чертовски возбуждающее занятие, потому что я наполовину забыл, что нахожусь на твердой земле, и никакой возможности разбиться нет. Если в модели контрольной башни находились какие-нибудь маленькие модельки людей, они должны были харкать модельной кровью, когда я на скорости 250 миль в час пролетел в трех футах над башней.