Шпион, пришедший с холода
Шрифт:
Остаток пути он ехал очень медленно и опоздал на встречу с Карлом.
И с тех пор всегда, когда он вел машину, из глубин памяти всплывали мордочки детишек, махавших ему с заднего сиденья «фиата», и фигура их папаши, вцепившегося в руль так, как крестьянин держится за ручки плуга.
Шеф счел бы это симптомом болезни.
В самолете он сидел, скучая, в своем кресле над крылом. Рядом с ним расположилась американка в туфлях на высоких каблуках. На мгновение у него возникло искушение попытаться передать через нее записку своим людям в Берлине, но он тут же отказался от этой затеи. Она наверняка решит, что он с ней заигрывает, а Петерс сразу все поймет. К тому же какой вообще смысл что-то предпринимать? Шеф знал, что происходило.
Оставалось только гадать, что с ним случится дальше. Об этом Шеф ничего не говорил. Его волновала только тактика:
«Не выдавай им всей информации сразу, заставь их попотеть. Путайся в деталях, опускай отдельные подробности, повторяйся. Будь упрям и несговорчив, не облегчай им задачу. Пей как можно больше. И не поддавайся на идеологическую обработку – они тебе все равно не поверят. Они хотят иметь дело с человеком, который им продался, они хотят столкновения с бывшим врагом, Алек, а не исповеди фальшиво обращенного в их веру. А превыше всего они стремятся сами из всего делать выводы, использовать собственную дедукцию. Почва для этого унавожена, мы уже давно позаботились об этом – подбросили мелкие улики, незначительные обрывки информации. Ты станешь для них последней стадией поиска спрятанных сокровищ».
Ему пришлось согласиться на все: невозможно отступить в крупной игре, когда вся предварительная работа уже кем-то проделана за тебя.
«Могу твердо заверить тебя в одном: оно того стоит. Мы это делаем, исходя из высших интересов государства, Алек. Сумей все вытерпеть, и мы одержим великую победу».
Лимас сомневался в своей способности выдерживать пытки. Он вспомнил книгу Кестлера, где революционер готовил себя к грядущим мучениям, прижигая пальцы спичками. Читал он немного, но это прочел и запомнил.
Когда они приземлились в Темпльхофе, уже почти совсем стемнело. Лимас видел, как берлинские огни словно поднялись навстречу, почувствовал глухой удар шасси о посадочную полосу, увидел, как офицеры пограничной и таможенной служб приблизились к лайнеру, возникнув из сумрака.
На мгновение Лимас испугался, не попадется ли ему в аэропорту кто-нибудь из старых знакомых. Но они с Петерсом прошли бок о бок нескончаемыми коридорами, миновали поверхностную проверку паспортов и багажа, но нигде не мелькнуло ни одного знакомого, никто не повернулся, чтобы поздороваться с ним. И тогда он понял, что на самом деле это был не страх, а надежда – смутная надежда на то, что его молчаливое согласие продолжать игру вдруг придется пересмотреть под давлением неожиданных обстоятельств.
Ему показалось примечательным, что Петерс больше не делал вид, будто они путешествуют по отдельности. Все выглядело так, словно для Петерса Западный Берлин был уже безопасной территорией, где бдительность и осторожность не особенно требовались, – так, всего лишь последняя стадия пути на восток.
Они шли через большой зал терминала к главному выходу, когда Петерс вдруг, как показалось, передумал, резко сменил направление и повел Лимаса к небольшой двери сбоку, выходившей на парковку и стоянку такси. Здесь Петерс задержался ненадолго, стоя под фонарем, подсвечивавшим дверь снаружи, поставил свой чемодан рядом на тротуар, демонстративно вынул газету, сложил ее, запихнул в левый карман плаща и снова взялся за ручку чемодана. В тот же момент фары у одного из автомобилей на автостоянке включились, мигнули и погасли.
– Пойдемте, – сказал Петерс и быстро зашагал по асфальту. Лимас шел сзади и чуть медленнее. Когда они поравнялись с первым рядом машин, задняя дверь черного «мерседеса» распахнулась, и внутри включилось освещение. Петерс, ярдов на десять опережавший Лимаса, стремительно приблизился к автомобилю, тихо обменялся несколькими словами с водителем, а потом повернулся к Лимасу:
– Вот наша машина. Живее!
Это был старый «Мерседес-180». Лимас покорно сел на заднее сиденье,
Петерс разместился с ним рядом. Тронувшись с места, они объехали маленький «де-ка-вэ» [15] с двумя мужчинами в кабине. В двадцати ярдах на тротуаре стояла телефонная будка. Стоявший в ней и что-то говоривший в трубку человек внимательно проследил за их отъездом, ни на секунду не умолкая. Лимас бросил взгляд в зеркало заднего вида и увидел, что «де-ка-вэ» следует за ними. «Прием на высшем уровне», – отметил про себя он.15
Марка немецких автомобилей, выпускавшихся до 1966 г.
Ехали они не слишком быстро. Лимас сидел, положив руки на колени и глядя прямо перед собой. Ему не хотелось видеть Берлин в этот вечер. У него оставался последний шанс, и он отчетливо понимал это. Из того положения, которое он занимал сейчас, можно было нанести Петерсу сначала удар ребром правой ладони по горлу, а потом локтем в грудную клетку. Можно было выскочить из машины и бежать, петляя, чтобы не попасть под пулю из автомобиля сопровождения. И он будет свободен. В Берлине остались люди, которые бы о нем позаботились. Он еще мог уйти.
Но не сделал ничего.
Пересечение границы между секторами оказалось очень простым делом. Лимас даже не предполагал, что это может оказаться так легко. Правда, сначала минут десять они выжидали, и Лимас догадался, что на переходе им следовало оказаться в строго определенное время. Когда они уже приближались к западногерманскому посту, «де-ка-вэ» неожиданно обогнал их, надрывно взвыв не слишком мощным мотором, и остановился перед будкой полиции. «Мерседес» остался в тридцати ярдах позади. Через пару минут красно-белый шлагбаум поднялся, чтобы пропустить «де-ка-вэ», и под него проскочили обе машины, но теперь уже водитель «мерседеса» насиловал двигатель на второй передаче, откинувшись на спинку сиденья и нервно держа руль в вытянутых руках.
Пока они проезжали пятьдесят ярдов, разделявшие два поста, Лимас невольно заметил новые укрепления, возведенные с восточной стороны, – заостренные железные прутья поверх стены, которые прозвали «зубами дракона», вышки охранников и новые заграждения из колючей проволоки. К тому же подсветка сделалась ярче.
У второго поста «мерседес» даже не снизил скорости: шлагбаумы были подняты заранее, и они промчались мимо будки, где сотрудники Фопо лишь наблюдали за ними в бинокли. «Де-ка-вэ» сначала вроде бы вообще исчез, и только десять минут спустя Лимас снова заметил его позади. Теперь машины мчались на высокой скорости – Лимас предполагал, что в Восточном Берлине они сделают остановку, чтобы сменить автомобили и, быть может, поздравить друг друга с успешным завершением операции, но они продолжали пересекать город, держась восточного направления.
– Куда мы едем? – спросил он Петерса.
– А мы уже приехали. Это Германская Демократическая Республика. Здесь для вас подготовили жилье.
– Но я полагал, что мы продолжим путь еще восточнее.
– Так и будет. Но сначала мы проведем пару дней здесь. Мы подумали, что надо дать шанс и немцам побеседовать с вами.
– Понятно.
– В конце концов, большая часть вашей работы была связана именно с Германией. Я уже передал им копию ваших прежних показаний.
– И они попросили о встрече со мной?
– Конечно. У них же никогда не было никого и близко похожего на вас. Человека, столь хорошо… Столь прекрасно осведомленного. Мое руководство согласилось, что мы обязаны дать им шанс лично допросить вас.
– А потом? Куда мы отправимся из Германии?
– Дальше на восток.
– С кем я встречусь здесь?
– А для вас это имеет значение?
– Не слишком большое. Просто я знаю большинство людей из Абтайлунга по именам, и мне стало любопытно.
– А кого бы вы ожидали увидеть?