Шпионские и иные истории из архивов России и Франции
Шрифт:
Оказавшись во Франции и не найдя там применения своим способностям, подполковник Гедеонов в отчаянии решил предложить свои услуги правителю Египта Мухаммеду Али, реформировавшему тогда армию на европейский манер и потому искавшему опытных и грамотных офицеров. Намерения Гедеонова, как мы уже знаем, стали известны русскому посольству в Париже, которое получило приказ воспрепятствовать бывшему улану в осуществлении его намерения.
Нежелание Николая I видеть своего подданного в рядах армии Мухаммеда Али объяснялось тем, что египетский паша, союзник Франции, был непримиримым противником султана, которого тогда энергично поддерживал русский царь, опасавшийся установления преобладающего господства Франции на Ближнем Востоке. Дело дошло до того, что в разгар так называемого Египетского кризиса 1831 – 1833 годов царь, по просьбе султана, высадил на берегах Босфора русские десантные части, которые остановили продвижение египетских войск к Константинополю и спасли тем самым Блистательную Порту. Положение
Содержание прошения Федора Гедеонова, адресованного императору Николаю Павловичу, казалось, не оставляло сомнений в искренности его автора, который изъявлял готовность подчиниться любому приказу своего государя. Именно так оценили письмо Гедеонова в Петербурге, откуда последовало распоряжение российскому послу обеспечить «быстрейшее возвращение» Федора Гедеонова «на его родину».
«…Император соблаговолил ознакомиться с прошением подполковника Гедеонова… который в 1827 году уже был удостоен Его Высочайшей благосклонности, – читаем мы в письме вице-канцлера графа Нессельроде графу Поццо ди Борго от 4 августа 1834 года. – Его Величество расположен к тому, чтобы выказать новое благоволение к судьбе одного из своих подданных, но только в случае, если он вернется в Россию» 118 . Доведя до сведения Федора Гедеонова высочайшую волю, Поццо ди Борго, по всей видимости, не сомневался в том, что она немедленно будет им исполнена. Каково же было удивление посла, когда ему сообщили о нежелании Гедеонова возвращаться в Россию, несмотря на обещанные императором милости. «Господин вице-канцлер! – докладывал Поццо ди Борго 24 сентября 1834 года графу Нессельроде. – Я поспешил сообщить подполковнику Гедеонову содержание письма, которое Ваше Превосходительство имели честь направить мне 4 августа по его поводу. Этот офицер ответил мне, что ничто так не волнует его сердце, как желание вернуться в Россию, но что, к сожалению, он вынужден отсрочить свое возвращение до того момента, когда получит ожидаемые им средства для погашения образовавшихся здесь долгов. Желая облегчить ему возможность вернуться в Санкт-Петербург, в той степени, в какой это зависит от меня, – продолжал Поццо ди Борго в докладе вице-канцлеру, – я посоветовал ему договориться с его кредиторами, одновременно предложив ему средства отправиться в Россию через Гавр. Он с готовностью принял мое предложение, и я уже заказал для него место на корабле, как вдруг он сообщил мне, что никак не может выехать, поскольку не сумел полностью удовлетворить своих заимодавцев. Таким образом, – завершал свое донесение в Петербург Поццо ди Борго, – положение дел остается без изменений» 119 .
118
АВПРИ. Ф. Канцелярия. Оп. 469. Т. 1. 1834 г. Д. 146. Л. 287 – 288об.
119
Там же. Д. 145. Л. 280 – 280об.
Положение не изменилось и в дальнейшем. Под разными предлогами Гедеонов отказывался покидать Париж. Трудно сказать, каковы были истинные причины «невозвращенчества» Гедеонова – долговые обязательства во Франции или нежелание вновь оказаться изгоем в русском обществе. К сожалению, кроме тех сведений, которые он сам сообщил о себе в прошении императору, о Гедеонове почти ничего не известно. В его армейском «досье», хранящемся в РГВИА, нет даже обычного для офицера послужного списка; лишь служебная переписка на 7 листах по поводу «увольнения от службы Курляндского Уланского полка майора Гедеонова».
Остаются невыясненными и его родственные связи. Можно лишь предположить, что подполковник Федор Дмитриевич Гедеонов находился в родстве с известным деятелем николаевской эпохи, директором Императорских театров, действительным тайным советником и обер-гофмейстером двора Александром Михайловичем Гедеоновым. Зато достоверно известно, что Федор Гедеонов прожил в Париже еще сорок три года.
…22 января 1878 года парижский нотариус мэтр Гатин и г-н Адлер, атташе Императорского Российского Генерального консульства в Париже, в присутствии комиссара полиции Готье и мадемуазель Сежурнан, консьержки дома № 78 по бульвару Сен-Жермен, составили опись имущества, оставшегося после смерти российского подданного, подполковника в отставке Федора Дмитриевича Гедеонова, умершего 4 декабря 1877 года в занимаемой им квартире по адресу: бульвар Сен– Жермен, дом № 78, принадлежащий мадам Дюран. Судя по описи имущества, сохранившейся среди бумаг российского генконсульства в Париже, отставной русский подполковник в Париже не бедствовал, хотя и не имел особого достатка. Занимаемая им небольшая квартира из нескольких комнат была обставлена мебелью красного дерева. Стоимость принадлежавшего покойному имущества была оценена в 1571 франк, не считая обнаруженной в квартире наличности (140 франков
и 4 рубля 40 копеек). К этому можно добавить найденные у Гедеонова ценные бумаги на общую сумму 2141 франк 90 су 120 . Гедеонов жил в полном одиночестве, и потому было принято решение оставить его описанное имущество на временное хранение у консьержки, мадемуазель Сежурнан, вплоть до обнаружения возможных наследников Гедеонова в России, о чем была составлена соответствующая доверенность.120
Там же. Ф. Генеральное консульство в Париже. Оп. 561. 1878 г. Д. 390. Л. 1 – 15об.
Остается только гадать, что делал все эти сорок с лишним лет в Париже подполковник Гедеонов и чем зарабатывал себе на жизнь? Возможно, ответ на этот вопрос кроется в бумагах Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Известно, например, что другой тогдашний «невозвращенец», штабс-капитан лейб-гвардии Павловского полка Яков Толстой, в середине 30-х годов становится тайным агентом Третьего отделения в Париже и в течение тридцати лет будет служить для русского правительства важным источником информации о положении во Франции.
Итак, история горемычного подполковника Гедеонова, начавшаяся в 1827 году в России, завершилась в декабре 1877 года с его смертью в Париже. Он прожил долгую жизнь и, если судить по его «исповеди» перед Николаем I, не раскаивался в совершенном им доносе на своих товарищей по полку. Но что интересно: полагая донос долгом каждого верноподданного, Гедеонов тем не менее не рискнул вернуться в Россию, несмотря на высочайше обещанные милости. Это обстоятельство дает основание предположить, что вынесенное ему на родине общественное порицание имело для бывшего улана большее значение, чем даже благоволение государя.
В связи с этим делом любопытна судьба некоторых других доносчиков того времени.
Английский выскочка Шервуд, унтер-офицер 3-го Украинского уланского полка, вступивший летом 1825 года с шпионскими целями в Южное общество и выдавший его участников и их планы, был осыпан высочайшими милостями и всего за восемь лет дослужился до полковничьих эполет. Однако его дальнейшая карьера была перечеркнута новым доносом, который оказался ложным. За лжесвидетельство и оговор полковник Шервуд, несмотря на его прежние «заслуги», был посажен в Шлиссельбургскую крепость, а затем сослан в смоленскую деревню под секретный надзор местного жандармского управления.
Капитан Вятского пехотного полка Аркадий Майборода, состоявший с августа 1824 года членом Южного общества, в ноябре 1825 года донес на своих товарищей, был поощрен переводом в гвардию и очень скоро, как и Шервуд, стал полковником. В январе 1844 года неожиданно для всех он кончает жизнь самоубийством, о мотивах которого можно только догадываться.
Подпоручик лейб-гвардии Егерского полка Яков Ростовцев, сообщивший Николаю Павловичу о плане Северного общества поднять восстание в Петербурге, лично участвовал в его подавлении и даже был ранен на Сенатской площади. Через пятнадцать лет он уже генерал-майор, затем – генерал от инфантерии, генерал-адъютант, член Государственного совета. Но воспоминание о «деле 14 декабря» и своем в нем участии преследовало Ростовцева до конца дней, во многом определив направление его государственной деятельности в эпоху Великих реформ.
С воцарением благоволившего к нему Александра II генерал-адъютант Я. И. Ростовцев возглавляет Главный комитет по крестьянскому делу, где решительно выступает за освобождение крестьян с землей, выкуп земли и введение самоуправления крестьянских общин. Он стоял у истоков гласности в законодательном деле, публикуя труды редакционной комиссии возглавляемого им Главного комитета. Преждевременная кончина Я. И. Ростовцева в 1860 году не позволила реализовать отстаиваемый им вариант крестьянской реформы, что имело бы далеко идущие последствия для всего развития России.
Вчерашний доносчик, ставший ближайшим сподвижником Александра II Освободителя, принимал живое участие в судьбах своих бывших товарищей-декабристов, возвращенных при его содействии из Сибири. Создается впечатление, будто до самой смерти он мысленно спорил с ними о путях преобразования России, всей своей деятельностью доказывая преимущества реформ перед бунтом.
Разные люди – разные судьбы…
Первый шеф российской внешней разведки
Наверное, кого-то это удивит, но своим рождением российская внешняя разведка как организованная государственная служба с разветвленной по всей Европе агентурной сетью в значительной степени обязана… полякам – причем как в прямом, так и в переносном смысле.
Дело в том, что толчком к ее организации стало восстание в Польше, вспыхнувшее в ноябре 1830 года и подавленное русскими войсками к исходу лета 1831 года. Конечно, отдельные признаки существования внешней разведки в России можно обнаружить еще во времена Дмитрия Иоанновича (Донского) или Ивана III, а то и раньше, но всерьез о ее деятельности можно говорить только начиная с императора Николая I. Сразу же оговорюсь, что речь идет не о военной (это отдельная тема), а о политической разведке (и контрразведке).