Шрам

Посетили «У зайца», засели в «Утолись»; здесь пьянствовала удалая компания стражников, сменившихся, по-видимому, с поста. Эгерт смутился было такому соседству — однако стражники встретили студентов благодушно и без всякой неприязни, да и хмель, по-прежнему круживший Соллю голову, брал своё и притуплял привычный страх.

Две компании обменялись бутылками, потом здравицами, потом незлобивыми насмешками; затем стражи порядка затеяли старинную забаву всех вооружённых людей — метание клинков в намалёванную на стене мишень. Студенты притихли; лучше всех управлялся с кинжалом плечистый, хищного вида молодой человек с кожаным ремешком на волосах и коротким мечом у пояса — Эгерт разглядывал меч с интересом, в Каваррене такого оружия никто не носил.

Ножи и кинжалы вгрызались в дерево ближе или дальше от центра мишени, изображённого каким-то выдумщиком в виде кривобокого яблока; стражники вошли в азарт и принялись играть на деньги. Плечистый обладатель короткого меча успел здорово облегчить кошельки товарищей, когда кому-то из стражников пришло на ум вызвать на состязание подвыпивших студиозусов.

После короткого замешательства кое-кто решился-таки постоять за славу университета; Лис суетился, раздавая советы и норовя подтолкнуть очередного метальщика как можно ближе к мишени, причём стражники справедливо возмущались и оттесняли его на прежнюю, обозначенную меловой чертой позицию. К сожалению, пущенные студенческой рукой ножи решительно не желали втыкаться в стену — ударившись о мишень плашмя, они позорно шлёпались на пол под смех и шутки довольных стражников; впрочем, до обид и ссор дело не доходило.

Студенты проиграли три бутылки вина, горсть серебряных монет и парадную шляпу Лиса — будучи игроком от природы, он всё не желал признавать поражения своей команды и в конце концов взялся за дело сам; каждый бросок предварялся азартной торговлей, и скоро Лис лишился всех своих денег и добротного кожаного пояса.

Ничуть не смущённый Гаэтан проиграл бы, пожалуй, и отцовскую аптеку — если бы в этот момент на глаза ему не попался разомлевший, счастливый от всеобщего веселья и благодушия Эгерт.

— Эй, Солль! — вместо пояса Лис подвязывал штаны верёвкой. — Tы что же, за своих не играешь? Может, бросил бы разок, или монетки жалко?

Смущённо улыбаясь, Эгерт поднялся. В этот момент погрустневшие студенты, чьё поражение было несомненным и сокрушительным, действительно показались ему своими, почти что родичами; к тому же ему стало вдруг жаль замечательного Гаэтанового пояса.

Плечистый стражник с ремнём на волосах усмехнулся, подавая Соллю кинжал; Эгерт смерил взглядом расстояние до мишени, прищурил глаз — и в этот момент непостижимым образом в нём включился давно забытый, но по-прежнему безотказный механизм.

Рука сама взвесила кинжал, определяя центр тяжести; клинок ожил, крутнулся в Соллевой ладони, подобно ловкому зверьку, лезвие сверкнуло размазанной дугой — и с хрустом врезалось в самый центр нарисованного яблока.

В харчевне стало нa удивление тихо — из кухни выглянул изумлённый повар.

Солль улыбнулся, будто извиняясь; стражники удивлённо переглянулись, будто не веря глазам и проверяя, видел ли сосед то же самое или, может быть, померещилось во хмелю? Студенты — те просто застыли с вытянутыми физиономиями; всеобщее замешательство прервал Лис:

— А… как ты это делаешь, а? — поинтересовался он нарочито пьяным голосом.

Плечистый стражник решительно шагнул вперёд, потрясая кошельком:

— Ставлю золотой… По пять бросков, идёт?

Эгерт снова виновато улыбнулся.

Дальше всё пошло очень быстро. В тишине, прерываемой только приглушёнными аханьями публики да глухими ударами клинков о дерево, Солль получил обратно Лисовы пояс и шляпу, все проигранные студентами деньги и все монеты, выигранные плечистым у своих же товарищей. Глаза и руки Эгерта действовали самостоятельно, выполняя давно привычную и приятную работу; кинжалы плясали в Соллевых руках, оборачивались сверкающим веером, взлетали в воздух и вновь, как приклеенные, удобно ложились в ладонь. Он бросал их почти не глядя, как заведённый, и все они непостижимым образом стремились в одну и ту же точку — скоро в центре кривобокого яблока образовалась утыканная щепками дыра, а плечистый стражник с ремённой повязкой на волосах сказал уважительно:

— Клянусь Харсом… Этот парень не всю жизнь за книжкой штаны протирал, нет!

Наконец, азарт Эгерта иссяк — взглянув ненароком на кинжал в своей руке, он вдруг увидел в нём орудие убийства — и вздрогнул вдруг при мысли о рассечённой плоти. Впрочем, никто не заметил его замешательства, потому что студенческая компания уже оправилась от потрясения, и на смену ему пришло бурное веселье.

Солля окружили, жали руку, хлопали по плечу; по одному подходили стражники и с серьёзным видом заверяли в сердечном уважении. Пропивать выигранные деньги отправились в «Одноглазую муху»; за торжествующими студентами увязалась парочка девчонок, пленённых, по видимому, красотой и доблестью «белокурого Эгерта».

В студенческом кабачке чествование Солля продолжалось чуть не до полуночи; здесь Эгерт впервые увидел давнюю подружку Лиса — смазливую хохотушку по имени Фарри. Соскучившись по милому, девчушка то надувала обиженно губы, то кидалась Гаэтану на шею, то принималась напропалую кокетничать со всеми подряд, рассчитывая, по-видимому, вызвать ревность. Дело кончилось тем, что, извинившись перед Эгертом и перед всей честной компанией, Лис деловито сгрёб Фарри в охапку и поволок куда-то за сарай.

С этого момента вечеринка перестала интересовать Солля; с трудом отбившись от осаждавших его девчонок, он выбрался на тёмную улицу — и, едва завернув за угол, столкнулся с человеком в просторном плаще. Лицо плащеносца скрывал капюшон.

— Добрый вечер, Солль, — послышалось из темноты.

Голос был приветлив и принадлежал, без сомнения, Фагирре; Эгерт отшатнулся. За месяцы, прошедшие после его визита в Башню Лаш, Солль успел уверить себя, что братство потеряло к нему интерес и уже не хочет видеть в своих рядах; появление Фагирры явилось громом среди ясного неба.

— Вы удивлены, Солль? — усмехнулся под капюшоном Фагирра. — Рад сообщить вам, что первое испытание — тайной — вы успешно выдержали… Нам предстоит беседа — не лучше ли удалиться от шумного кабака?

Из «Одноглазой мухи» действительно доносились смех и крики, перемежаемые пьяными песнями; в этот момент разудалые звуки студенческой пирушки показались Эгерту родными, как памятная с детства колыбельная.

— Да, — пробормотал он невнятно, — конечно…

Взяв Солля под руку, Фагирра втянул его в какой-то переулок — Эгерт испугался, что и тут обнаружится вдруг потайной ход, ведущий в Башню Лаш.

Фагирра остановился — в темноте блеснули его белые зубы:

— Рад вас видеть, Солль, в добром здравии и состоянии души… У нас мало времени. Скоро, воля Лаш, мы станем соратниками, братьями — а пока знайте, что мир меняется, мир уже изменился. Люди слишком далеко ушли от Лаш — себе же на горе… Вы замечаете, Эгерт? Глупцы, глупцы… Городской судья всё так же прислушивается к советам Магистра — однако судья очень болен, и кто знает, как поведёт себя его преемник? Уже сейчас слышатся голоса, противоречащие воле Лаш… Себе на горе, Солль, всё это — себе на горе!