Шрамы прошлого

– А чем? Орудия убийства не найдено?

– Пока нет, Марточка. Ни палки, ни камушка подходящего.

– Неужели с собой забрал?

– Всё может быть. Пока предварительно могу сказать так: смерть наступила от внешнего вмешательства. Мы, конечно, ещё пройдёмся вокруг, да около, а подробней по трупу. Сама знаешь, кого спрашивать.

– А время?

– Время, говоришь? Смотри, окоченение бывает заметно через два – четыре часа после смерти.

– Дядь Лёш, я в курсе. Окоченение развивается сверху вниз.

– Совершенно верно. А что быстрее начинает окоченевать? Правильно, мышцы лица. У него, видишь, затруднено открывание и закрывание рта. Да и уже ограничены боковые смещения нижней челюсти.

– И кисти рук уже закоченели, – Марта потрогала холодные кисти рук убитого и сняла медицинские перчатки.

– А нам известно, что полностью труп окоченевает примерно от четырнадцати часов до суток.

– Получается, он зачем-то вышел в сад глубокой ночью, – решила Марта.

– Или ранним утром. Я склоняюсь к трём часам ночи. От двух до четырёх утра, – криминалист продолжил осматривать труп.

– Странное время для прогулки на свежем воздухе, – задумчиво произнесла Марта.

– Чего странного. Спиртного накачался и на воздух понесло товарища. Ох, чую, намучаешься ты с этим делом, Марточка.

– Работа наша такая, – улыбнувшись, с иронией ответила Марта.

– Смотри, замучаешься сразу ко мне в коморку, отпою тебя лечебным чайком. Слушай, мне такой волшебный презент сделали из самой Англии! – он бы ещё долго рассказывал о свойствах волшебного чая, но Марта прервала его.

– Обязательно, дядя Лёша. Если что, я сразу к вам. Тим, а ты походи, пощёлкай своим аппаратом, сделай картинку обзорней. Особенно вокруг трупа. Хорошо? Вдруг пригодится. А я пойду к Татьяне. Познакомимся с хозяевами.

Дав указания Тиму, Марта по красиво выложенной дорожке из почти белого цвета какого-то мелкодробленого камня прошла к особняку.

– И правда, прямо дворец! Как здесь люди живут? Не музей и семейным домом не назвать, – подумала Марта, обозрев высоту и широту апартаментов.

Таня сидела в кресле у камина, разложив на изящном журнальном столике бумаги.

К Марте подошла женщина на вид старше пятидесяти лет.

– Проходите, присаживайтесь, – показала она на второе кресло у столика.

– Разрешите представиться: Марта Леонидовна Снежина, майор юстиции.

– Угарова-Штольц Берта Альбертовна, тёща Логинова Владимира Петровича. А это моя дочь, – она кивнула в сторону сидевшей на роскошном диване молодой женщины.

– Ирма Васильевна, – сказала она, вытирая слёзы носовым платком.

– Владимир Петрович в командировке, но он звонил и просил передать вам по возможности не афишировать всё, что произошло в нашем доме. Вы должны понять, скоро выборы, и возможно, то, что произошло, это чьи-то происки. Знаете, я даже представить не могу, кто и за что мог убить моего мужа, – Берта Альбертовна говорила ровно, казалось, без интонации и сожаления. Казалось, она говорила не о своём муже, а каком-то знакомом. Говорила, потому что должна была что-то говорить.

– Берта Альбертовна, я понимаю ваше состояние, но всё-таки я должна опросить вас. Вы подумайте, что могло произойти сегодня ночью? – спросила Марта, списав официальный тон жены убитого на шок.

– У-би-ли, – Ирма, почти ровесница Марты, закрыла лицо руками и разрыдалась.

– Вы успокойтесь. Не плачьте. Скажите, а почему вы думаете, что его кто-то убил? Вы так предполагаете, у кого-то был повод убить его? Может он сам упал. Знаете, бывает, что падая с высоты своего роста, человек может неловко приземлится, да так неловко, что это падение приводит его к смерти.

– Да? Вы думаете, он просто упал? И сам себя убил, – оживилась Ирма.

– Это был бы прекрасный исход нашего дела, – так же безучастно произнесла Берта, поймав удивлённый взгляд Марты.

– А кто ещё живёт с вами в особняке? – поинтересовалась Таня, делая записи в протоколе.

– Кроме нас с дочерью и Владом, здесь проживает отец моего мужа. Он инвалид, а Зина его сиделка, у которой обязанность ухаживать за ним. Остальная прислуга живёт в отдельном доме на территории усадьбы. Это водитель Влада, наш водитель и помощник по хозяйству, садовник, две горничные, повар и кухарка и два охранника, – отчеканила Берта.

– А ваша свекровь, – спросила её Таня.

– Она давно умерла, – ответила за мать Ирма, – и не умерла, а погибла. Кстати, тоже при загадочных обстоятельствах, – выпалила она, но осеклась при укоряющем взгляде матери.

– Это к делу не относится. Давно это было, – подозрительно строго посмотрев на дочь, сказала Берта.

– Так она погибла? – удивлённо спросила Таня.

– Мы так толком ничего не знаем. Это были девяностые, сами понимаете. Нашли тело без видимых следов насилия, – спешно ответила Берта.

– Так с вами живёт ваш свёкор, я так понимаю? Отец вашего супруга.

– Да, вы так понимаете. Он инвалид, герой, участник Великой Отечественной войны. Самостоятельно он передвигаться не может. Поэтому ноги и руки для него это наша Зиночка. Он ещё не знает, что произошло. Даже не знаю, как ему сообщить об этом.

– И сколько ему лет? – спросила Марта.

– Вот готовились отметить его юбилей восемьдесят пять лет.

– А вашему мужу было шестьдесят семь? – удивилась Таня.

– Он его отчим. Но он усыновил моего мужа. А свекровь была немного старше Николая Васильевича, – ответила Берта.

– Да дед у нас только ходить не может, а так бодрый старичок, выступает на различных мероприятиях, посвящённых войне. Встречается с ветеранами и молодёжью. Имеет множество государственных наград.

– Будьте добры его точные данные, – попросила Таня, внося всё в протокол.

– Да, да. Угаров Николай Васильевич, тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения.

– А Зина? Она свою семью не имеет? Почему у вас живёт? – спросила Марта.

– С мужем она давно развелась, детей у неё не было. А у нас как-то прижилась. Да и Николай Васильевич к ней привык за столько лет. Но квартира у неё имеется.

– А что ваш муж мог так рано делать в вашем саду? – задала вопрос Марта.

– Рано? Это я виновата. Он зашёл в мою спальню в совершенно невменяемом состоянии. Я его выгнала. Знаете, когда он пьяный, он становится просто невыносимым, – Берта посмотрела на Марту, – а я не выношу запах перегара .