Штамм «Андромеда»
Шрифт:
– В котором это было часу?
– Да так в полвосьмого.
– И что Бенедикт сделал со спутником?
– Забрал его к себе в дом, и никто его больше в глаза не видел. А началось уже потом, в восемь, или может, в полдевятого. Я как раз на бензоколонку зашел с Элом потолковать, он в ночную работал. Прохладно было, а мне хотелось потолковать, потому как за разговором боль забывается. И содовой думал из автомата взять, чтоб аспирин запить. Да и жажда мучила: от цеженки, знаешь, какая жажда бывает!..
– Вы в тот день пили денатурат?
– Да принял малость часов в шесть.
– И как вы себя чувствовали?
– Когда там
– Что же вы подумали?
– Да прямо не знал, что и подумать. Больно уж чудно было. Испугался, по правде-то говоря. Стараюсь взять себя в руки – и не могу. Сердце бултыхается, дышу через силу. Еще бы не испугаться: думал, все померли. Но тут как раз услышал – ребенок кричит, значит, все да не все. А потом генерала увидел…
– Генерала?
– Да нет, это мы его просто так называли. Никакой он не генерал, только был на войне и любил, чтобы все про это помнили. Постарше моего. Хороший мужик, Питер Арнольд звать. Крепкий такой, самостоятельный, а тут стоит у себя на крыльце и вырядился в военную форму. Стемнело уже, зато луна вышла, так он меня заметил на улице и спрашивает: «Питер, это ты?» Мы, понимаешь, тезки. А я отвечаю: да, мол, я. А он говорит: «Что тут творится? Япошки пришли, что ли?» А я себе думаю: что за чушь он несет. А он говорит: «Сдается мне, что это япошки. Всех теперь перестреляют». А я спрашиваю: «Питер, ты что, чокнулся?» А он говорит, что неважно себя чувствует, и пошел в дом. Должно, все-таки чокнулся, ведь после сам застрелился. Да и другие тоже чокнулись. А все эта зараза…
– Откуда вы знаете, что зараза?
– Да разве тот, кто в своем уме, себя сожжет или утопит? До того вечера у нас в поселке все были в своем уме и на здоровье не жаловались. А тут все сразу будто рехнулись…
– Ну и что же вы сделали?
– Я про себя подумал: Питер, это тебе все снится. Ты перебрал. Так я тоже пошел домой и лег спать. Утро, думаю, вечера мудренее. Только часов в десять слышу: машина идет. Вышел посмотреть, кто же это. Гляжу – грузовик крытый, военный фургон, а в фургоне двое. Подхожу к ним, а они, чтобы мне лопнуть, тут же замертво. Жуть, и только. Но ведь чудно…
– Что чудно?
– А то, что за весь вечер это была всего вторая машина. Обычно их, знаешь, сколько проходит!..
– Значит, была еще одна машина, до фургона?
– А как же! Уиллис, патрульный дорожной полиции. Проехал, ну, может, за полминуты перед тем, как это все началось. Правда, не останавливался. Он ведь по графику ездит, так если опаздывает, то и не останавливается…
Джексон помолчал, вздохнул и откинул голову на подушку.
– А теперь, если не возражаешь, я сосну чуток. Выдохся я что-то…
Он закрыл глаза. Холл прополз по туннелю-шлангу обратно в лабораторию и долго сидел там, глядя через окно на Джексона и на
ребенка рядом с ним.Глава 23
Топика
Зал был громадный, размером с футбольное поле, и на всем этом пространстве лишь кое-где стояло несколько столов. Гулко перекликались техники, раскладывавшие по полу обломки «Фантома». Комиссия воссоздавала катастрофу – куски искореженного металла размещались в тех же положениях, в каких они были найдены в песке. Только после завершения этой процедуры можно было начинать настоящее расследование.
Майор Мэнчик, усталый, с воспаленными глазами, пристроился в углу, держа чашку кофе в руке, и наблюдал. Десяток людей в длинном, выбеленном зале, занятых реконструкцией аварии, – сцена казалась Мэнчику совершенно сюрреалистической…
К нему подбежал один из биохимиков и помахал у него перед носом прозрачным целлофановым мешочком.
– Только что получил из лаборатории…
– Что это?
– Ни за что не догадаетесь!
Глаза у биохимика горели от возбуждения. «Ну и ладно, – подумал Мэнчик раздраженно. – Пусть не догадаюсь…»
– Так что это все-таки?
– Деполимеризованный полимер, – сообщил биохимик, причмокивая от удовольствия. – Только-только из лаборатории…
– Какой еще полимер?
Полимер – это многократно повторяющая себя молекула, построенная из тысяч одинаковых частиц – вроде цепочки костяшек домино. Большинство пластмасс, нейлон, вискоза, клетчатка и даже гликоген, синтезируемый печенью, – все это полимеры.
– Тот самый полимер – пластик, из которого на «Фантоме» изготовлен воздушный шланг, ведущий к маске пилота. Да и самая маска тоже…
Мэнчик хмуро поглядел на черные крошки в мешочке.
– Полимер, говорите?
– Ну да. Полимер деполимеризовался. Разрушился. Вибрация тут ни при чем. Воздействие было биохимическое, чисто органическое.
Мало-помалу Мэнчик начинал понимать.
– Вы хотите сказать, что какая-то внешняя сила разрушила пластик?
– Можно считать и так. Это, конечно, упрощение, однако…
– Что же такое могло его разрушить?
Биохимик пожал плечами.
– Какая-то химическая реакция. Кислота, или сильный нагрев, или…
– Или что?
– Или какой-нибудь микроорганизм. Если существует микроорганизм, поедающий пластик. Вам, наверно, непонятно…
– Нет, почему же, – ответил Мэнчик. – Кажется, мне понятно.
Он вышел из зала и направился на телеграф, расположенный в другой части здания. Написал телеграмму на базу «Лесной пожар», передал телеграфисту и заодно спросил:
– Ответа еще не было?
– Ответа, сэр?..
– От «Лесного пожара», – сказал Мэнчик. Казалось просто невероятным, что никто не реагировал на аварию «Фантома». Ведь она так явно связана…
– От «Лесного пожара», сэр?..
Мэнчик протер глаза. Он переутомился; следовало бы получше помнить насчет языка за зубами.
– Да нет, это я так, – сказал он.
После беседы со своим пациентом Холл направился к Бертону. Тот был в секционной и просматривал срезы, сделанные накануне.
– Нашли что-нибудь? – поинтересовался Холл.
Бертон оторвался от микроскопа и вздохнул:
– Пока ничего…
– Я все думаю об этих сумасшедших. Разговор с Джексоном напомнил мне о многом. В поселке в тот вечер несколько человек сошли с ума. И большинство из них – люди пожилые…