Штангист: назад в СССР
Шрифт:
Константин Викторович глянул на меня. Я едва заметно кивнул ему.
— Да, — выдохнул он обреченно. — Смогу.
— За три месяца?
— За три летних месяца.
— Ну хорошо, — директор хлопнул по столу ладонью. — Значит, с дисциплинарным советом мы пока что погодим. С отстранением вашим тоже. Дадим вам время. Но если уж не справитесь…
— Я понимаю, — буркнул дядя Костя.
— Я его вчера вечером застукал пьяным у себя в кабинете, и он так просто отъедается?! — Возмутился Рыков.
— М-да… — Засопел директор. — Тоже нехорошо получается. Ну ладно. Я вам, Константин Викторович,
Рыков зло вздохнул и покачал головой. Нервно глянул на директора. Тот, почему-то, ответил ему виноватым взглядом.
— С-спасибо, — заикнулся Константин Викторович.
— Можете идти.
Старый тренер тяжело поднялся. Вместе с ним мы вышли из кабинета. Закрывая за собой дверь, я услышал, как между директором и Рыковым начался тихий, но нервный разговор. Что именно они обсуждали, я, конечно, услышать не мог.
— Вова, — вздохнул Константин Викторович, когда мы отправились в зал — я, конечно, тебе благодарен. Если б не ты, меня б отстранили… Я б даже и не знаю, что тогда было бы… У меня только заново вкус к тренерскому делу проснулся, а тут такое… Но Как, черт возьми, мы тебя подготовим? Это ж просто невозможно!
— Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, — сказал я. — С техникой у меня порядок. Нужно нацелиться на силовые упражнения.
— Ты будешь выступать в весовой категории до пятидесяти двух килограммов. Ну это, скорее всего, — продолжил тренер. — Значит, тебе суммой двоеборья надо набрать восемьдесят семь килограммов.
— Сосредоточимся на силовых показателях, — повторил я.
— Витя… С техникой у тебя все хорошо только на совсем маленьких весах. Непонятно, как будет, если перевалит за тридцать килограммов.
— Вот и проверим. Другого пути у нас нет.
Я остановился, притормозил тренера за рукав.
— Рыков хочет меня сгноить, — сказал я. — Хочет, чтобы я штангу бросил. Если я к нему попаду, я просто сразу уйду из школы. Не станут тут тренироваться. Не хочу перегореть под его началом.
— Ну… Тут и другие тренера есть.
— Рыков все сделает, чтобы я к нему попал.
— Почему? — Нахмурил брови дядя Костя. — Что ты такого ему сделал? Почему ты вообще решил, что он на тебя чем-то так сильно обижен?
Тогда я кратко пересказал Константину Викторовичу историю с моим одноклассником Беловым и с пропавшими деньгами.
— Значит, этот Гриша Белов — его племянник? — Задумчиво спросил Константин Викторович.
— Да. А Рыков злопамятный. Сами знаете.
— Знаю, — выдохнул Константин Викторович. — Ладно… Мы попробуем. Сделаем что можем. Но если не получится, что, скорее всего, конец моей работе и твоим тренировкам придет. Вот это задача перед нами возникла конечно. Хоть стой, хоть падай.
Внезапно дверь кабинета директора позади нас распахнулась. Оттуда вышел Рыков. Злой и напряженный, он прошел мимо нас с дядей Костей. Хлопнул дверью спортивного зала. Мы слышали, как там, за ней, Рыков стал зло кричать на своих подопечных.
— Не верите вы в себя, — сказал я, глядя на дверь зала, а не на Константина Викторовича.
— Как это не верю? — Удивился он. — Я ж сказал: попробуем.
— Я не о том. Вы напились из-за Иващенко. Так ведь?
Константин Викторович вздохнул. Отвел взгляд.
—
Да, Вова. Из-за него. Я к нему еще раз ездил тогда. Узнал, что остановился он у родственников, но все равно… я испугался с ним разговаривать.Не ответив сразу, я только понимающе покачал головой.
— Ну что ж, — ответил наконец я. — У нас с вами есть еще один подход.
Наступил июнь. Незаметно бежала трудовая четверть, и каждое утро, до обеда, я бывал в школе. Там мы, привычным делом, выполняли мелкий ремонт: белили стены, носили туда-сюда мебель и даже помогали снимать с туалета старую крышу. Носили посеревший, поросший мхом шиферный лом в большую кучу, за школой.
Были у нас и другие дела: мы стригли кусты, работали в школьном саду и на грядках, ездили полоть длинные шеренги совхозной свеклы.
И так играючи, так задорно у меня вся эта работа выходила, так приятно было мне трудиться в дружном коллективе одноклассников, что каждый день мне казалось — я счастлив. Казалось, что все спокойно, все идет своим чередом. Что все впереди.
Тренировки стали сложными: больше веса, меньше подходов и повторений, чтобы сосредоточиться на силе. Больше тяжелых занятий и меньше дней со средней и легкой нагрузкой. Приходилось много спать и потреблять больше белковых продуктов, чтобы лучше восстанавливаться после тренировок. Иной раз, даже заснуть было сложно от боли в мышцах. Но спать было нужно, чтобы отдыхать и расти. Расти во всех смыслах.
В один из дней, в четверг, у меня был выходной от тренировки. Вернувшись из школы, я остался дома один. Мама была на работе, а бабушка ушла к соседке бабе Наде.
Привычным делом пообедав, я пошел к себе в комнату. Решил почитать что-нибудь на досуге. Когда я шарил взглядом по книжной полке с познавательными советскими журналами и художественной литературой, на глаза мне попалось кое-что интересное.
— А я о нем и забыл, — прошептал я себе под нос.
Потом я потянулся в уголок полки. Там между томиком Чехова и Золотым Теленком Ильфа и Петрова затесался конвертик. Это была та самая записка, которую я нашел в отцовской сумке, когда Константин Викторович вернул мне его вещи.
Присев на свой стул, я стал разворачивать конверт. Внутри меня ждал тетрадный лист в косую линию, полный нестройными буквами рукописного текста.
«Дорогой папа» — успел прочесть я.
— Вова-Вова! — Послышалось за двором.
Меня и раньше звал гулять Глеб или Саша Плюхин, живший на углу и учившийся в параллельном «А» классе. Но теперь голос был другим. Высоким и мелодичным. Меня звала девочка.
Отложив письмо, я вышел на сходни. Заметил, как кто-то топчется у калитки. В ее щелке проглядывался чей-то силуэт.
Торопливо подойдя к воротам, я распахнул калитку.
— Вова! — Встретила меня там обеспокоенная Ксюша Шевелева — та самая девочка-соседка с каре темных волос, что поддерживала меня на «очной ставке».
— Привет, Ксюша.
— Там… Там, на пустыре… Там Глеб с… В общем…
Девочка явно была чем-то взволнована.
— Тихо ты, Ксюш. Не торопись, — успокоил я девчушку.
Девочка выглядела нервной и запыхавшейся. Кажется, ей пришлось бежать сюда, чтобы позвать меня.
— Скажи толком, в чем дело?