Штильскин
Шрифт:
— Сложно объяснить, даже я не до конца понимаю. Он вроде как человек, но получается так, что работа его разума вызывает разрыв в его жизненном цикле.
— Ты права, довольно бессмысленно.
— В его случае, да, и это всё, что имеет значение, полагаю.
— А Роберт — его сын. И мало чем отличается от отца, исходя из того, что я сегодня видел.
— Какое-то время мы наблюдали за ним. И всё это время он умудрялся выживать в Тосторонье, несмотря на все странные случаи, которые он считал естественными.
— Зачем за ним наблюдать? Он не первый ребёнок, родившийся здесь и выросший в Тосторонье.
— Тебе известно, где в данный момент находится его отец. Все считали, что он пойдёт по стопам отца, но оказалось, что как личность,
— Пока не оказался здесь, — закончил генерал Гнарли.
— Ого, какие интересные дела, правда? — воскликнул голос в голове Роберта.
От удивления Роберт издал звук, похожий на «Вввых!», вскочил на ноги, поскользнулся на корне дерева и упал на спину.
— Роберт! — воскликнула Лили и строго посмотрела на него.
Роберт пытался подняться.
— Что, блин, происходит?
— Не надо истерик, Даркли, — сказал генерал Гнарли.
— Истерик? С чего мне впадать в истерику? Потому что вы знаете обо мне нечто такое, чего не знаю я? Что и в вас есть что-то странное? А вы, ну, вы же гном, да? Ничего не скажешь. И я уже не говорю о вашем низком росте, что, совершенно очевидно. — Роберт тяжело дышал.
— Роберт, — сказала Лили, — у тебя гипервентиляция. Успокойся.
Роберт сел и попытался восстановить дыхание.
Генерал Гнарли покачал головой и направился туда, где оставил Гника.
— Скоро пойдём, не задерживайтесь.
Лили присела рядом с Робертом и положила ладонь ему на плечо.
— Почему вы не можете рассказать мне о моём отце? — спросил Роберт.
— Мне было приказано. И, честно говоря, с учётом нашего задания, это не имеет значения.
— А что насчёт вашей тайны?
— Это имеет ещё меньше значения. Идём, надо добраться до Архивов и поговорить с Историком, иначе след Румпельштильскина совсем простынет. — С этими словами она встала и ушла, оставив Роберта сидеть в лесу, ещё более сбитым с толку, чем ему хотелось бы.
Мало кому известно, но дворфы невысокие. Речь не только о недостатке роста, им также не достаёт терпения, хладнокровия и постоянно не достаёт дезодоранта, отчего появилась расхожая фраза: «тут пахнет дворфом». Дворфы не верят в телесные запахи и предпочитают игнорировать любой способ устранения того, во что не верят и не желают признавать. Ещё один малоизвестный факт о дворфах заключается в том, что они обладают потрясающим объёмом лёгких, что делает их превосходными шахтёрами. Для жизнедеятельности им требуется меньше кислорода, поскольку всё их строение анатомически меньшего размера, чем человеческое.
Они могут часами выживать в глубоких туннелях, где так мало кислорода, что человек просто вырубится и умрёт, сожалея, что не родился дворфом и, возможно, размышляя, зачем он вообще полез на такую глубину.
Именно увеличенный объём лёгких и позволил Румпельштильскину почти целый час пролежать замертво под землёй в окружении злых растений. Растения начали расползаться ко сну, медленно разбредаясь в стороны обратно к местам своих корневищ. Румпельштильскин воспользовался возможностью схватить топор и прорубить себе выход наружу. Прежде чем оказаться погребённым под землёй, он сумел нанести несколько хороших ударов по чересчур подвижному кусту. Его лицо кровоточило в нескольких местах, там, где он получил несколько ударов лозой, к тому же он был уверен, что один невероятно сильный куст лаванды сумел выставить его правое плечо.
Ещё он был покрыт листьями, землёй и спёкшейся кровью, и выглядел, как ливерпулец после ночи, проведённой за городом. Или, если речь об Этосторонье, как житель Островов Трёх Фей после посещения портового района Оза. Румпельштильскин подошёл к краю сада и опёрся на стену. В таких случаях ему хотелось контролировать собственную магию. Но все желания мира никогда не приносили ему ничего хорошего, по крайней мере, в тех случаях, когда желание загадывал он.
Злобный дворф двигался вдоль края сада, остерегаясь дремлющих растений. Он толкнул дверь в изумрудной стене
в задней части сада и оказался на широком дворе, который крест-накрест пересекали ряды развешенного белья; повсюду висели шляпы, балахоны и разноцветные подштанники волшебников. Подобное было в порядке вещей.Румпельштильскин взглянул на Восточную башню, где, по его мнению, находился именно тот волшебник, которого он искал. Пустяк был членом Совета волшебников, страдавшим от нервного расстройства, которое вызывало у него неконтролируемые приступы заикания. Также ему не повезло быть спасённым Румпельштильскином незадолго до того, как последнего заключили в Башню.
Именно благодаря действиям дворфа, тогда ещё ученик оказался в опасности. Румпельштильскин искал волшебника-ученика, которого мог бы контролировать и которым мог бы манипулировать, и Пустяк оказался для него идеальной жертвой. Румпельштильскин установил хитроумную ловушку, из которой мог спасти волшебника и сделать его своим должником. По его просьбе волшебник создал заклинание, которое помогало Румпельштильскину продолжить осуществление своего плана. Незадолго до того, как заклинание было готово, дворфа схватило Агентство и препроводило в Башню. То был последний день, когда Пустяк его видел. До сего дня.
Волшебник Пустяк был не самым хорошим волшебником, хотя нельзя сказать, что ему недоставало навыка. Дело, скорее, в том, что его полностью поглощал страх перед всем подряд, включая собственные силы. В результате, он много времени проводил в своих покоях, силясь избежать упражнений в магии. Он придерживался мнения о том, что тот факт, что волшебники всё своё время проводят, упражняясь в магии, явно свидетельствует о том, что им ею вообще нельзя пользоваться. Поскольку Пустяк сдал выпускные экзамены и был принят в Совет волшебников, он принял решение посещать собрания только в случае необходимости, и сидел взаперти в своих покоях, читая книги и пробуя различные сорта чая. Лишь единожды, несколько лет назад, его призывали участвовать в магическом ритуале, дабы при помощи волшебства усилить одну камеру в подвале Башни. С тех пор большинство довольствовалось тем, чтобы оставить его в покое и держаться подальше.
Что Совет волшебников знал, так это то, что Пустяк, строго говоря, был одним из самых могущественных волшебников, что в Этосторонье, то в Тосторонье. К счастью, он слишком боялся собственных сил, чтобы хотя бы попробовать. Именно по этой причине Совет волшебников принял решение оставить его в своих рядах, несмотря на неучастие в его делах. Никогда не знаешь, когда может потребоваться такая мощь, особенно, на своей стороне.
Пустяк кипятил воду для последней порции чая, которую раздобыл в одном далеком месте и осматривал одну из множества полок в поисках чего бы почитать. В комплекте с нервным заиканием шло столь же нервное подергивание, из-за которого его правый глаз, шея и левое плечо синхронно дергались примерно каждые тридцать секунд. Сам он к этому привык, но остальной мир считал это неприятным. Вместе с заиканием, его уникальная внешность затрудняла общение других людей с ним.
Раздался уверенный стук в дверь покоев волшебника и Пустяк подпрыгнул. Была среда, к нему никто не приходил по средам. Между прочим, в Этосторонье только пять дней недели — понедельник, вторник, среда, воскресенье и сноббота. Мало того, каждую неделю дни наступали в различном и произвольном порядке, а не как было указано в календаре Этосторонья. Это слишком усложняло отслеживание времени встреч, зато смущение от забытого дня рождения становилось более понятным. Каждую снобботу ученик волшебника приносит газету с новостями совета, но, кроме этого Пустяка никто никогда не беспокоил. Из-за неожиданного визита неизвестного он начал нервничать, что, в общем-то, не было чем-то особенным, поскольку нервничал он из-за всего. По шкале от одного до десяти, где один — это лёгкая нервозность, а десять — высшая степень нервозности, бледная кожа и горячий пот находились где-то в районе семи.