Шторм любви

В каюте вновь воцарилась тишина. Через некоторое время Делора, всхлипывая, смогла выговорить:

– Так… вам не понравился… поцелуй! Я же никогда… никогда не испытывала ничего подобного!

Конрад понял, что девушка вот-вот расплачется и поспешил ответить:

– Что вы, это было изумительно, но мне стыдно за то, что я потерял контроль над собой и своими действиями, а это непростительно для капитана.

– Я думала… что вы поцеловали меня не как капитан… а как… как мужчина.

Конрад ничего не ответил – ведь это было правдой.

Но, боясь, что Делора может наговорить еще глупостей, он повернулся к двери.

– Мне еще многое нужно сделать.

– Нет! Нет… пожалуйста, не уходите… я должна вам еще кое-что сказать.

Не в силах отвергнуть ее мольбу, он подошел и сел во второе кресло.

Девушка протянула к нему руки – он взял их в свои.

Он ощутил дрожь ее пальцев, усилием воли подавив в себе желание покрыть их поцелуями.

Она вцепилась в его пальцы, как утопающий хватается за спасательный круг. Затем, изменившимся голосом, она произнесла:

– Я… я люблю вас… и даже если вы… не любите меня… я буду любить вас… всю жизнь… до самой смерти.

– Делора, вам не следует говорить подобные вещи.

– Но это правда… я действительно люблю вас… я сделаю все, что вы захотите… пожалуйста… но продолжайте любить меня… хотя бы как родственницу.

– Любить вас!.. – вырвалось у Конрада.

Делора, словно боясь своих слов, откинулась в кресле, прижимая руки к груди.

– Я думаю, – шепотом добавила она, – я надеюсь… что, даже пытаясь подавить в себе это… вы любите меня… хоть капельку.

Темнота царившая в каюте и нежность ее голоса волновали Конрада; от близости девушки и ее прикосновений сердце его едва не выскакивало из груди; он больше не мог сдерживаться.

– Я люблю тебя! Конечно же, я люблю тебя! Но мы прекрасно понимаем, что между нами ничего не может быть!

– Но это уже было! И… мой дорогой кузен… этого… этого я ждала всю жизнь.

– Но, любимая, у нашей любви нет будущего. Я обязан выполнить приказ и передать тебя в руки губернатора. То, что я влюбился в женщину, полностью зависящую от меня, идет вразрез с моими понятиями о чести, не говоря уже о мнении остальных.

– Когда я была здесь… во время битвы… я так боялась за тебя… я решила, что если… если тебя убьют… я наложу на себя руки.

– Тебе не следует так говорить, – ответил Конрад.

Он не вполне понимал, как это произошло, но Делора уже сидела в его кресле, в его объятиях, и он целовал ее – так же как несколько минут назад, но еще более настойчиво.

Конрад целовал Делору до тех пор, пока во всем мире для него не осталось ничего, кроме очарования ее губ, мягкости и аромата ее тела и безумия его любви.

Мысли его затуманились, он ясно сознавал только одно – Делора была его идеалом.

Где-то в глубинах его души хранился образ женщины его мечты, женщины, которую он уже отчаялся найти.

И теперь, за несколько дней узнав живость ума девушки, разносторонность ее характера и силу воли, он понял, что любит ее.

Кроме того, она была настолько притягательна и желанна, что ему с трудом верилось в то, что когда-то он желал иную женщину.

Когда Конрад оторвался от Делоры, она прошептала:

– Скажи, что любишь меня… скажи лишь раз… и я обещаю… что больше не побеспокою тебя.

– Ты действительно считаешь, что причиняешь мне беспокойство? Я люблю тебя, моя драгоценная Делора, люблю так, что не могу выразить это словами; я раньше и не представлял, что можно так любить!

Он провел рукой по ее щеке и продолжил:

– Мне кажется, что это сон, в котором я нашел совершенство, достиг недостижимого.

Он понимал, что она хочет поправить его, сказать, что это не сон, что она рядом, прямо перед ним, но слова были излишни.

Так прошло несколько минут – или, быть может, несколько веков – как вдруг они услышали голос Эбигейл, Доносящийся из-за двери и отстранились друг от друга.

Конрад встал и зажег лампу; в этот момент вошла Эбигейл, за ней следовал стюард с подносом, на котором красовался чайный прибор.

Служанка, словно не доверяя стюарду, несла в руках заварочный чайник, и войдя в каюту быстро – боясь, что может не устоять при качке – поставила на стол.

– Все в темноте сидите, миледи? – громко спросила она.

– Я не могу зажечь лампу, – ответил Конрад, словно вопрос был адресован ему. – Бриггс, посмотри, можно ли ее починить?

– Да, сэр!

Стюард поставил поднос на стол.

– Кузина, когда выпьете чаю, можете вернуться в свою каюту, – произнес он нарочито спокойным голосом.

Сказав это, он вышел, раздумывая, что бы было, если бы он не зашел проведать Делору после битвы.

К облегчению Конрада, его ждало много работы, кроме того, по различным причинам его желали видеть несколько офицеров.

Весь оставшийся вечер он не видел Делоры и, вернувшись в свою каюту, долгое время не мог заснуть, спрашивая себя, не одиноко ли ей сейчас без него.

«Что же мне теперь делать?» – раздумывал он, в то время как «Непобедимый» несся вперед во мраке ночи, скрипя и вздыхая, словно сопереживая капитану.

Когда настал новый день, Конрад твердо решил взять себя в руки и убедить Делору в том, что в действительности она не любит его и то, что она назвала любовью – лишь детское влечение.

«В конце концов, в своей жизни она знала не так уж много мужчин, – говорил он себе. – Может ли она быть полностью уверена в том, что это настоящая и долгая любовь?»

Затем он спросил себя, стоит ли умалять то прекрасное неземное чувство, охватившее их, совершая тем самым почти что акт вандализма.

Но затем его мысли возвратились к исходному вопросу.

Что он может сделать?

Он задавался этим вопросом и когда поднялся на полуют, живо представляя себе, как в это время в каюте, прямо под ним, в кровати с синими занавесями, спит Делора; ведь после того, как он оставит ее на Антигуа, ему придется спать в этой же кровати – в одиночестве.

Конрад знал, что эта мысль теперь не оставит его, ибо всего за несколько дней их общения друг с другом Делора сумела полностью покорить его сердце.