Штрафбат. Закарпатский гамбит

– Почему это – «нам»? – вскинулся Новиков. – Ты-то здесь ни при чем! Я виновен, мне и отвечать.

– Дурак! – подвел черту Тукалин, и его лицо исказила кривая усмешка. – Он, видите ли, один виноват, ему и отвечать. Я – старший группы, и я конкретно отвечаю за выполненное задание. А соответственно…

Новиков опять было вскинулся, пытаясь доказать что-то свое, но Тукалин даже не стал его слушать:

– Короче так, лейтенант! Кончаем этот бесполезный треп и возвращаемся в Ужгород. Судя по всему, с минуты на минуту должен подойти поезд. В вагон, куда заберется наш подопечный, не соваться. Вполне возможно, что он срисовал личности тех мужиков, что коптились с ним в товарняке, да и мой портрет не оставил без внимания. И в то же время упускать его из поля зрения мы не должны. Не исключено, что у него в плане не одна только встреча со связником и он намерен встретиться еще с кем-нибудь, но уже возвращаясь в Ужгород. Надеюсь, всё понятно?

Истерзанный виной, Новиков хотел было сказать – а как же быть со связником, может быть, даже устроить засаду в той больнице, куда его отвезла крытая машина с красным крестом по брезенту, но, подняв глаза на старшего лейтенанта, только кивнул головой и бесцветным голосом произнес:

– Понятно.

В Ужгород возвращались на крыше переполненного вагона, в который каким-то образом смог ввинтиться Стефан Драга, и только когда спустились с крыши вагона на отремонтированную платформу забитого товарняками с военным грузом Ужгорода и «проводив» Драгу, направили свои стопы к особняку, в котором расположилось ведомство начальника войск по охране тыла фронта, молчавший до этого Тукалин неожиданно остановился и, попридержав лейтенанта за руку, негромко произнес:

– Значит так, лейтенант! Слушай сюда и запоминай. Никакого самобичевания с твоей стороны. Ясно? Докладывать буду я. Тебе же рот открывать только в тех случаях, когда спросят о чем-нибудь конкретном. Врубаешься, надеюсь? Вот и хорошо, – не дожидаясь утвердительного ответа, подвел черту Тукалин. – А теперь вытри сопли и вперед на ковер.

* * *

Выслушав неутешительный рапорт вытянувшегося по струнке Тукалина, Карпухин прошел к окну и, сцепив кисти рук за спиной, какое-то время молчал, уставившись в окно, за которым набирала силу пьянящая закарпатская весна. Наконец качнулся с пяток на мыски, поднял тяжелый темный взгляд на Тукалина. Какое-то время молча раскачивался, в упор разглядывая лицо старшего лейтенанта, отчего и Тукалину, и Новикову очень захотелось в сортир, и когда уже эта пытка стала почти невыносимой, приглушенным голосом произнес:

– Значит, говорите, связник полный психопат, который вел себя так, словно его изначально приговорили к смерти через повешение?

– Так точно, товарищ генерал! И еще будучи за столиком в чайной, крутился на стуле так, будто ему перца молотого в задницу подсыпали. Откровенно говоря, я даже побаиваться стал за него.

То ли принимая сказанное на веру, то ли издеваясь над Тукалиным, Карпухин сочувственно кивнул головой.

– И ты, значит, даже побаиваться стал, что этот параноик накуролесит?

Не моргнув глазом Тукалин пожал плечами:

– Ну-у, не то чтобы накуролесит, но эта его нервозность насторожила меня здорово. И даже то, как он перепроверялся, когда вышел из чайной через дверь своей подсобки, говорило о многом. Этот связник явно был не в своей тарелке, чего-то откровенно боялся и вел себя так, словно над его головой уже завис меч возмездия.

Карпухин саркастически хмыкнул:

– Ишь ты! Прямо-таки поэт доморощенный. «Меч возмездия…» И захочешь, подобное не придумаешь. – И уже чуть тише, но более зло произнес: – А может, все-таки он засек за собой хвост, и вот тут-то нервы его и не выдержали?

– Исключено! – попытался было вставить свое слово Тукалин, но Карпухин уже не слушал его, переместившись на уныло поникшего Новикова: – Чего молчим, лейтенант? Тебе слово.

Взмокший от горячей испарины Новиков сглотнул предательскую слюну, скопившуюся во рту, и его правая щека дернулась нервным тиком. Что, видимо, не ускользнуло от глаз генерала.

– Я, конечно, товарищ генерал, не могу ручаться на сто процентов, но то, что этот псих то ускорял шаг, то начинал метаться от забора к забору и перепроверялся, как последний идиот, так это абсолютно точно. И когда его нервы, видимо, уже не выдержали, он и бросился через дорогу. Ну а тут эта самая полуторка откуда ни возьмись и-и-и…

– Ясно, – движением руки остановил его Карпухин, вкусивший в годы своей молодости нелегкий хлеб оперативного сотрудника ВЧК и на своей шкуре познавший всё лихо и тяготы наружного наблюдения. – Всё ясно, лейтенант. Крути не крути, но связник засек тебя в безлюдном переулке, и у него действительно сдали нервы.

Он замолчал, и видно было, как пунцовой краской наливается его лицо.

– Товарищ генерал, – хотел было хоть что-то сказать в оправдание Новикова Тукалин, но Карпухин только сморщился на это и как-то очень тихо произнес:

– Вы хоть осознаете то, что вы наделали? Вы хоть понимаете, что вас за это расстрелять мало?

– Товарищ генерал! – вскинул голову Новиков. – В этом моя личная вина, и я готов понести заслуженное наказание. Вплоть…

– Молчать, щенок! – рявкнул на него Карпухин, и в комнате зависла почти могильная тишина. – Молчать! Герой хренов! Он, видите ли, готов понести любое наказание вплоть до расстрела. Да начхать мне на все твои слова и жесты! Мне нужен резидент группы, а не твое покаяние. Хотя и это тоже неплохо. Этот урок тебе запомнится на всю жизнь.

Он замолчал было, сверля потемневшими глазами Новикова и, видимо, приняв окончательное решение, рявкнул:

– А теперь – кру-гом! И постараться выспаться. А ты, старший лейтенант, останься. Разговор будет.

– Но как же так, товарищ генерал! – вскинулся было Новиков, опасаясь того, что за его огрехи наказание понесет старший лейтенант Тукалин, однако его напарник так зыркнул на него глазами, что лейтенанту ничего не оставалось, как круто развернуться и прикрыть за собой дверь.

Он не знал, благодарить ли ему Бога, что его сразу же не отправили в карцер, или все-таки вернуться и покаяться, плюхнувшись в ноги генерала.

* * *

В этот же вечер в Москву на имя начальника Главного управления контрразведки «Смерш» Абакумова ушла радиограмма, в которой генерал Карпухин докладывал о непредвиденной гибели связника под колесами машины, из-за чего рвалась цепочка «радист – “Михай”».

Но далее шло самое главное.

«Если правильно воспользоваться гибелью связника, то при продуманной оперативной разработке можно было бы развернуть эту ситуацию в свою пользу. Требуется Ваше личное согласие предлагаемой разработки оставшегося без связника резидента с дальнейшим выходом на Вербовщика».

* * *

...

ЗАПИСКА ПО «ВЧ»

«Срочно!

Карпухину.

Предлагается незамедлительно прибыть в Москву.

Иметь при себе подробный план разработки «Михая» (резидента).

К разработке Вербовщика подключается отдел контрразведки НКВД СССР «Смерш» (В.И.Смирнов).

Абакумов».

Глава 2

У трапа самолета Карпухина встретил помощник Смирнова полковник Рубцов, и пока ехали по-весеннему осклизлой ухабистой дороге до Москвы, Рубцов просветил его относительно последних оперативных данных по Вербовщику.