Штрафбаты выиграли войну? Мифы и правда о штрафниках Красной Армии
Шрифт:
А.В. Пыльцын: «Продовольствием, захваченным у немцев, по мере возможности пополняли свой скудный сухой паек, которого почти не осталось. Особенно удивил нас трофейный хлеб, запечатанный в прозрачную пленку с обозначенным годом изготовления: 1937—1938. Сколько лет хранился, а можно было даже замороженный резать и есть! Не сравнить с нашими сухарями. Такое же удивление вызывал у нас какой-то гибрид эрзац-меда со сливочным маслом в больших брикетах. Бутерброды из этого хлеба с таким медовым маслом были как нельзя кстати и оказались довольно сытными. В продовольственных трофеях встречалось и немало шоколада, который тоже хорошо подкреплял наши вконец ослабевшие от физического и от нервного перенапряжения силы… Несмотря на то что было уже начало марта, природа разразилась таким мощным «снеговалом» (снег не падал, а валил несколько дней), что едва мы прибыли в назначенный район, как все дороги и подъездные пути стали просто непроходимыми, а не только непроезжими. И целую неделю мы были отрезаны даже от своих батальонных тылов. Как говаривали наши остряки, погода тогда была «диетической». Почти неделю из-за того, что невозможно было подвезти продовольствие, наш суточный трехразовый рацион горячего питания состоял из растопленного в походных
229
Цит. по: Пыльцын А.В.Штрафной удар, или Как офицерский штрафбат дошел до Берлина. С. 39, 48—49.
Но не везде и не всегда было так плохо с питанием штрафников. Можно привести множество примеров иного плана. Например, Н.И. Смирнов отмечал: «Штрафников не обижали, понимали, что не жильцы. Кормили тоже хорошо. Кухня находилась на самообеспечении: то свинью возьмем у местных и забьем, то корову». [230]
Е.А. Гольбрайх: «… Приехал майор из политуправления и говорит: «Вы кормите ваших штрафников похуже. Командиры жалуются: пригрозишь солдату штрафной ротой, а он тебе: «Ну и отправляйте! Там кормят хорошо». И это так. Обычная рота получает довольствие в батальоне, батальон – в полку, полк – с дивизионных складов, а дивизия – с армейских… Во всех инстанциях сколько-нибудь да украдут. Полностью до солдата ничего не доходит. А у нас, как это ни странно, воровать некому. И здесь вступает в силу слово «армейская»… Продукты старшина получает полностью и хорошего качества, водку неразбавленную… Кроме того, у нас есть неучтенные кони, вместо двенадцати лошадей – небольшой табун. При необходимости забиваем коня помоложе, и что там твоя телятина! Кому-то и огород вспашем. Да, еще один важный фактор. Помимо извечной русской жалости к страдальцу-арестанту, каждый тыловой интендант всегда опасался когда-нибудь «загреметь в штрафную». Обеспечивали нас честно».
230
Цит. по: Кулешов В.Штрафбатя // Алтайская правда. 2004. 17 сентября.
Взаимоотношения внутри штрафных частей
Уже упоминавшийся нами В.И. Голубев нарисовал леденящую душу картину жизни в штрафной части. «В штрафной батальон я из авиашколы попал, вспоминал он. – Колючей проволоки восемь рядов, только тени за ней проглядывают. Станция Овчалы, около Тбилиси. Душа не хотела туда. На воротах стоял огромный детина – «полтора Ивана». Что запомнилось – абсолютно бесстрастные глаза у него. Будто судьба глядит на тебя безразличным взглядом. Этот Иван притерся ко всему, видно, не первый год там был, командовал воротами. Никакой пощады от него ждать не приходилось. У многих штрафников война началась сразу, как только они пересекли ворота штрафбата. Там болтались «старики», устраивали «проверку» вновь прибывших: кто позволял себя раздеть – раздевали… Эту дань переводили в деньги и давали, говорят, взятку начальству, чтобы их не отправляли на фронт. Они были те же штрафники, но сплотились, создали банду. Спали под открытым небом, на земле. Стояли там в несколько рядов домики, но жить в них было нельзя. Вообразите, если бы даже со всей Европы и Азии собрали в кучу клопов, то их было бы раза в три меньше, чем в одном домике штрафного батальона… Началась настоящая штрафная жизнь: в сортир бегом, на завтрак бегом, на занятия тоже. Все бегом… Убийства происходили каждый день, вернее, каждую ночь. Кто успевал вскрикнуть, кто и так… Гибло много людей: один в карты проиграл, другого проиграли. Утром складывали трупы у ворот. За ночь набиралось два-три трупа, иногда – больше, штабель накладывался. Из вновь прибывших наутро мертвыми обычно оказывалось человек пять. Сначала было удивительно, потом к этому привыкли…»
Не лучшее воспоминание о штрафном батальоне осталось у И.П. Горина: «…Из Владимира отвезли в леса под городом. Там, за трехколючим рядом проволок, располагался запасной штрафной батальон. Довольно большой. И вот из всей моей штрафной биографии этот запасной штрафбат под Владимиром был самым страшным…» [231] . Осужденный Горин именовался теперь «рядовой Горин», но от этой формальности положение его ничуть не улучшилось – все та же серая, бесправная скотинка, не достойная человеческого обращения. Жили в бараках, продуваемых насквозь. Носили какую-то рванину, спали на нарах, крытых соломой. Били безбожно. И.П. Горин долго просил направить его на фронт и все-таки добился своего. Весной 1944 г. Иван Петрович был зачислен в штат 62-й отдельной штрафной роты и убыл на фронт искупать вину кровью.
231
Цит. по: Бабченко А.Мошенник из штрафбата // Новая газета. 2005. 26 сентября.
П.С. Хоменко: «Не замечал я среди своих бойцов обычной солдатской, как говорится, фронтовой дружбы. Ведь каждый мечтал в живых остаться и побыстрее освободиться, покинуть роту. И ко мне как к командиру отношение было, скорее, отчужденное, не такое, к какому я привык, командуя до этого ротой и батальоном». [232]
Да, штрафникам, если верить этим воспоминаниям, приходилось не сладко. Но все же мы не можем согласиться с выводом следующего характера: «Штрафные подразделения превращались в своеобразную военную тюрьму, где царили свои законы, свои понятия, свое мироощущение. Для «простого» взгляда – рядового военнослужащего –
подобные явления оставались вне поля зрения и разумения». [233]232
Цит. по: Лебедев П.Штрафники // Республика Татарстан. 2004. № 202. 5 октября.
233
Цит. по: Телицын В.Л.Мифы о штрафбатах. С. 139.
В этом нас убеждают воспоминания иного плана.
И.Н. Третьяков: «Упреков бойцам со стороны командиров, что они, мол, осужденные и находятся в штрафной, не позволялись. Обращались по-уставному: «Товарищ боец (солдат)». Питание было такое же, как в обычных частях. За неисполнение приказа, членовредительство, побег с поля боя или попытку перехода к врагу командный и политический состав штрафной части имел право и был обязан применять все меры воздействия, вплоть до расстрела на месте». [234]
234
Цит. по: Рубцов В.В.Кому отбывать срок до ордена, ну а кому – до «вышки» // Независимое военное обозрение. 2006. 28 апреля.
Н.Г. Гудошников: «На мою долю выпало более года командовать взводом в отдельной штрафной роте. И, конечно же, неплохо знаю суть этого подразделения. Надо сказать, оно почти ничем не отличалось от обычного: та же дисциплина, тот же порядок, те же отношения между солдатами-штрафниками и офицерами. Кому-то, может быть, покажется странным, но ко мне и другим командирам обращались по-уставному: «Товарищ лейтенант», а не по-лагерному: «Гражданин начальник», такого я ни разу не слышал. Вооружением, продовольствием снабжали, как и положено… Никаких особых дисциплинарных и иных санкций мы к штрафникам не применяли, кроме уставных. Я часто даже забывал, что командую не совсем обычным подразделением». [235]
235
Цит. по: Рубцов Ю.В.Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране. С. 113—114.
М.Г. Клячко: «Показывать своим отношением, что я выше их, означало не вернуться живым после первого же боя. Был у нас такой случай. Прибыл к нам молодой офицер. В новой форме, при золотых погонах, которые тогда были только введены. Выстроили роту. И он что-то долго говорил, вышагивая вдоль строя. А щеголей на передовой не любили. И кто-то со строя выкрикнул, мол, заканчивай, п…, покормил бы лучше. Тот в мгновение вскипел. Кто? Застрелю! Выходи! В ответ – мат. А уголовники – народ сплоченный. Ряды сомкнули. Он выхватывает пистолет и стреляет на голос. Одному пуля прошла сквозь бок, второму попала в ногу, третьему – рикошетом в палец. Всех троих забрали в лазарет и, как искупивших свою вину кровью, отправили потом в войска. А этот офицер не вернулся после первого же боя. И никто особо и не интересовался, что с ним. Когда я спросил у своих, те только отвели глаза в сторону. Других отношений, кроме уважительных, на фронте быть не могло. Ведь, по большому счету, все зависели друг от друга. Существовал строгий закон: в бою ты должен поддержать товарища огнем, когда он делает перебежку. Если не сделаешь этого, жизни тебе не будет». [236]
236
Цит. по: Савчин Д.Штрафники не кричали «Ура!» // Зеркало недели. 2000. № 20 (293). 20—26 мая.
Политико-воспитательная работа в штрафных формированиях
Она, как показывает анализ опубликованной литературы, велась на тех же основаниях, что и в других частях действующей армии. Вот что писал по этому поводу А.В. Пыльцын: «…В сравнительно длительном оборонительном периоде боевых действий было хорошо налажено и снабжение, и работа полевой почты, и всякого рода информация. Нам регулярно доставлялись, хоть и в небольшом количестве, даже центральные газеты «Правда», «Звездочка» (как называли «Красную Звезду»), «Комсомолка» и другие, а письма даже из далекого тыла приходили (мне, например, от матери и сестрички с Дальнего Востока), хотя иногда и со значительной задержкой, но всегда надежно». [237]
237
Цит. по: Пыльцын А.В.Штрафной удар, или Как офицерский штрафбат дошел до Берлина. С. 39, 68.
И.Н. Третьяков отмечал, что служба и быт были организованы согласно уставам, а политико-воспитательная работа велась, как обычно в армейских условиях.
Командному составу приходилось иногда прибегать и к нетрадиционным средствам воспитания, учитывая состав штрафных формирований.
Об этом в своей книге «Записки командира штрафбата. Воспоминания комбата. 1941—1945» подробно рассказывает М.И. Сукнев:
«Как назло, рядом в лесу встал из резерва до распределения батальон… связисток! Да каких: одна краше другой! Одесситы сразу ко мне, комиссара Калачева они избегали. Просят разрешить им пригласить в гости девчат-связисток, только на один вечер, в их «штольни».
– Вам, товарищ комбат, приведем самую красивую! – предложил один, с которым мы еще встретимся в Одессе после войны…
Знаю, если отказать – в бою первая же пуля моя! Что делать? Придется разрешить, но при этом достать словом до души! Иначе беды не избежать ни им, ни мне. Подгуляют, разберутся по парам… Говорю:
– Одно главное условие: тишина и никаких излишних возлияний, товарищи! В полночь чтобы в расположении батальона никого из связисток не было. Мне же не положено быть при вашем бале-маскараде!