Шрифт:
НАЧАЛО
– По-моему, ты от бабы, – принюхался Фриц. – Признавайся, ходок!
Штурмфогель молча выгружал на стол банки консервов, колбасу, кусок копченой грудинки, головки лука и чеснока, лимон, несколько сморщенных зимних яблок… В бумажном свертке, подозрительно напоминавшем формой бутылку, что-то булькнуло; его Штурмфогель тут же спрятал под матрац. Потом аккуратно скатал пустой мешок и сунул его в карман шинели.
– Жрать, – скомандовал он наконец.
Стая невесело
– Вылет? – догадался Штурмфогель. Внутри радостно затрепетала какая-то жилка.
– Групповой, – кивнул Фриц. – С Гюртнером во главе.
– Ого! А по какому случаю?
– Через неделю нас будет инспектировать фюрер, – с кислой улыбкой сказал Малыш Бюлер, сомнамбулически приближаясь к столу и раскрывая маленький складной нож, где, кроме лезвия, были еще щипчики для волос в носу и увеличительное стекло. – И мы должны будем показать класс. А сегодня по этому поводу нам ставят какого-то болвана. Как бы экзамен…
Он отрезал маленький кусочек колбасы, положил его в рот, закрыл нож и все той же походкой сомнамбулы направился к своей койке.
– Что за болван? – быстро спросил Штурмфогель.
– Неизвестно, – сказал Фриц. – Какой-то сапог из Берлина.
– Не сапог, – обернулся Малыш. – Неужели не чувствуете? Искры сыплются…
– Кто-нибудь его видел? – Наверх запрещено, – сказал Фриц с досадой. – Условия, приближенные к боевым. А здесь… Здоровый кабан. Вот такие окорока. Что еще можно сказать?
– Ладно, – махнул рукой Штурмфогель. – Прячьте это пока, а я в сортир…
В дверях он столкнулся с гауптманом Гюртнером, маленьким, сухим, похожим на хромую обезьянку. В общем-то добрейший человек, для курсантов отец родной, он страдал повышенной раздражительностью и тогда мог изощренно наорать, загнать на гауптвахту или приложить руку. Но на него не обижались даже за это…
– Ку-уда? – уперся он тонким кривоватым пальцем в грудь Штурмфогеля.
– В сортир, господин гауптман!
– Недосрал?
– Так точно!
– Давай быстрее…
В сортире он долго пил тепловатую воду из крана, а потом наклонился над толчком и сунул три пальца в рот, извергая плотный сегодняшний завтрак…
Бедная Трудель, она так старалась…
И зря стая скабрезно усмехалась, все было совсем иначе. Он просто показал этой замученной сорокалетней тетке, какая она есть на самом деле. Вот и все. Одна ночь наверху. В саду Гипноса. Он сразу сказал, что это будет как сон…
Штурмфогель еще раз промыл желудок – до каких-то серых соплей. Потом еще, до чистой воды.
Когда-то и сам он не мог отличать верхнюю явь от сна…
Впрочем, это было в раннем бестолковом детстве. Уже семилетним он все прекрасно понимал. Почему, например, мать иногда запирает его на ночь в шкаф…
По улицам ходили солдаты с красными флагами. Потом другие солдаты и полицейские стреляли в них, пинками отгоняя мальчишек, подбирающих горячие гильзы. Сгорело несколько домов. Это называлось Баварской республикой.
Он стряхнул с себя воспоминания и посмотрел в мутное зеркало. Рожа, конечно, измятая…
Через полчаса стая получила вводную: на территории лагеря находится человек, держащий в уме двадцатизначное число. Найти, проникнуть, запомнить число, вернуться, доложить. Действовать в
плотном строю. Ведущий – гауптман Гюртнер.Состав для перехода в измененное состояние был у каждого свой. ШТУРМФОГЕЛЬ пользовался чистым порошком из сушеных мексиканских грибов: щепоть на полстакана кипятка. Другие прибегали к каким-то сложным смесям, дающим всяческие дополнительные эффекты: длительность, яркость, что-то еще. Он полагал это лишним.
Для взлета каждому полагалось отдельное помещение; на всякий случай присутствовала медсестра.
Штурмфогель поболтал ложечкой в стакане и мелкими глотками выпил бульон. Желудок, вопреки опасениям, среагировал нормально. Бульон и бульон. Грибной. Даже вкусный. Правда, без соли.
Потом он перевернул песочные часы и стал смотреть на медный диск, висящий на противоположной стене.
– Вы сегодня бледны, – сказала медсестра. – Наверное, влюблены?
– Пока нет, – сказал Штурмфогель. – Но могу попытаться. Хоть сейчас.
Медсестра захихикала:
– Не успеете. Я превращусь в тыкву. А партия не одобряет вегетофилию.
– А мы представим это как научное исследование.
– Вам надо сидеть спокойно. Доктор отругает меня, если я буду смеяться вместе с вами.
– Героям, уходящим на опасное задание, положен страстный поцелуй.
– Один.
– Да. Но страстный.
– Разумеется… – Медсестра быстро чмокнула его в уголок рта и отстранилась. Салфеткой стерла след помады. – Не надо… – Лицо ее вдруг стало грустным. – Это…
Глаза ее словно застилала пленка текущей воды. И что-то еще возникло где-то на границе поля зрения. Штурмфогель быстро взглянул в ту сторону – легкая тень метнулась по стене, распласталась на полу. Он перевел взгляд на песочные часы. Песок уже почти весь был внизу, выстраивался столбиком. Прорешки во времени – значит, начало прихватывать. Сейчас закружится голова…
Закружилась. Спереди назад, от лба к затылку. Стены и потолок оставались неподвижными, но понятно было, что они стремительно кружатся – просто зрение не успевает уловить это вращение. Руки медсестры легли на его плечи, это он почувствовал и увидел странно разбежавшимся зрением: он видел сейчас почти все вокруг себя, только то, что совсем-совсем за спиной, оставалось темным. Пора, подумал Штурмфогель.
Он сделал то же усилие, какое обычно делал при уходе наверх, но, оттолкнувшись, не вытянулся, а склонился вперед – и понесся к медному диску в стене, который оказался гораздо дальше, чем это мерещилось поначалу, и был уже не диском, а широким отверстием, за которым открывались какие-то непонятные, но очень большие сооружения…
В первый миг его бросило вниз, но он раскинул крылья и лег на воздух.
Справа была неровная, в выступах и впадинах, стена, и слева была такая же стена – не зеркальное отражение, не форма для отливки, – скорее ответ на вопрос. Впереди, вверху и внизу – Штурмфогель охватывал все это единым взглядом – клубился красноватый туман. Если долго вглядываться, то можно было увидеть, как далеко впереди пряди тумана свиваются в медленную воронку, со дна которой изредка проглядывает открытое звездное пламя. Сзади туман был не таким красным, и на его фоне не сразу замечался молочно-белый круг прохода.