Штурмы Великой Отечественной. Городской бой, он трудный самый
Шрифт:
Признавая недостатки в наступлении на Берлин, маршал Г.К. Жуков писал в своих мемуарах: «Взятие Берлина следовало бы сразу, и в обязательном порядке, поручить двум фронтам: 1-му Белорусскому и 1-му Украинскому… Мог быть, конечно, и иной вариант: взятие Берлина поручить одному 1-му Белорусскому фронту, усилив его левое крыло не менее чем двумя общевойсковыми и двумя танковыми армиями, одной авиационной армией и соответствующими артиллерийскими и инженерными частями».
Но надо понимать, что такое усиление 1-й Белорусский фронт мог получить только за счет 1-го Украинского фронта, то есть за счет И.С. Конева, который сам тоже хотел взять германскую столицу. Но И.С. Конев спустя 20 лет после войны признавал, что после окружения
Несмотря на все последующие разговоры и исследования, падение Берлина стало венцом в войне с фашистской Германией. Советские воины вошли в этот город победителями, а над Рейхстагом был поднят красный флаг. В ознаменование этого события была учреждена медаль «За взятие Берлина». Вручили ее непосредственным участникам штурма города — 1082 тысячам солдат, сержантов и офицеров Красной Армии и Войска Польского.
За Берлинскую операцию в 1-м Белорусском и 1-м Украинском фронтах ордена и боевые медали получили 1141 тысяча воинов. Г.К. Жуков стал трижды Героем Советского Союза, И.С. Конев и К.К. Рокоссовский были удостоены второй Золотой Звезды. Почетное наименование Берлинских было присвоено 187 частям и соединениям.
Но даже после того, как советские войска успешно штурмовали Берлин, на территории Германии еще оставались города, превращенные в сильные опорные пункты, гарнизоны которых не собирались сдаваться. Одним из таких городов был Шпандау.
О том, как капитулировал гарнизон цитадели Шпандау, рассказал в одном из очерков, помещенных в книге «Великая Отечественная война в письмах», капитан запаса B.C. Галл, в то время офицер политотдела 47-й армии:
«…Конец апреля 1945 года. Войска 47-й армии 1-го Белорусского фронта освободили один из западных пригородов Берлина и с боями продвигались в направлении на Бранденбург. В тылу армии осталась цитадель Шпандау, так как взять с ходу ее не удалось и наступавшие части обошли крепость. Существенного влияния на развитие дальнейших событий она уже не имела. Но ее орудия держали под обстрелом мост через реку Хафель, по которому непрерывным потоком двигались наши войска, военная техника, машины с боеприпасами. Требовалось захватить цитадель. За ее стенами находились не только 24 гитлеровских офицера и свыше 200 солдат, но и их семьи, а также сотни местных жителей, главным образом старики, женщины и дети.
— Засевшие в крепости фашисты не могут не понимать, что оказались в безвыходном положении. Чтобы избежать неоправданных потерь, командующий армией принял решение склонить их к капитуляции без боя, — сказал начальник политического отдела полковник М.Х. Калашник. — Это задание в основном возлагаем на офицеров отделения майора Гришина.
29 апреля в крытом кузове мощной громкоговорящей установки мы поехали в Шпандау. День выдался пасмурным и холодным. Через окошко виднелись развалины Шарлоттенбурга, заводские корпуса Сименсштадта. Война близилась к концу, и каждый из нас думал о своем…
Агитмашина въехала в Шпандау. Городок походил на другие предместья Берлина: невысокие дома, узкие улочки, на окраине небольшой лес. За ним находилась цитадель, а дальше — река. Здесь, в лесу, мы и приступили к работе. На удобном месте установили машину репродукторами в сторону крепости и начали передачу: „Солдаты и офицеры! Цитадель окружена советскими войсками. Помощи вам ждать неоткуда. Дальнейшее сопротивление бессмысленно. Крепостные стены не спасут вас от верной гибели. Ваше единственное спасение — капитуляция. Высылайте парламентеров!“
Это обращение нашего командования мы передавали на немецком языке в течение нескольких часов, делая небольшие паузы. Во время пауз ждали, не появятся ли парламентеры. Но их не было. Перед микрофоном выступали также местные жители — родственники солдат гарнизона. Они призывали своих мужей, братьев и отцов к немедленной капитуляции, чтобы
избежать напрасного кровопролития. Когда и это не принесло желаемого результата, группа немецких женщин попросила разрешения пойти им самим к цитадели, поговорить с комендантом и офицерами и уговорить их сдаться. Получив одобрение полковника М. Калашника, майор В. Гришин дал согласие. Женщины, взяв с собой письма от бургомистра и других граждан Шпандау с просьбой о капитуляции, отправились с белым флагом. Вместе с ними пошел уполномоченный Национального комитета „Свободная Германия“ Ганс Ульмер. Делегаты вернулись расстроенные: почти час они беседовали через амбразуры с офицерами крепости, передали им письма, но не добились успеха.С рассвета следующего дня решили сделать еще одну попытку избежать штурма. Майор Гришин и я, взяв белый флаг, отправились в путь. Чем ближе подходили к крепости, тем лучше ее видели. Потемневшие от времени башни, стены, амбразуры. Имелся и ров, правда, без воды. Через него перекинут мостик, хотя и неподъемный. По этому мостику мы подошли к массивным воротам цитадели. Они забаррикадированы, перед ними стоял „тигр“. Ствол его орудия разворочен, гусеницы разбиты, броня покрыта ржавчиной.
Никто нас не окликнул, мы никого не видели, только заметили, что в бойницах и амбразурах повернулись в нашу сторону стволы автоматов и пулеметов. Так как „языковая“ часть переговоров лежала на мне, я должен был приступить к делу.
— Халло! — громко произношу перед огромными воротами, чертыхнувшись про себя, что навстречу нам никто не вышел.
— Что вам нужно? — откуда-то сверху отозвался голос.
— Хотим переговорить с комендантом.
— Подождите.
Через несколько минут на непропорционально маленьком балконе, расположенном над воротами, появились два немецких офицера.
— Я комендант цитадели, — сказал один из них. — Что вам угодно?
Балкончик высоко. Чтобы продолжать разговор, необходимо запрокидывать голову и чуть ли не кричать. Это неудобно, да и унизительно.
— Нашу беседу целесообразнее вести в лучших условиях.
Комендант молча кивнул и так же молча подал кому-то знак рукой. На балкон вышли двое солдат, что-то приладили у перил, и вдруг к земле полетела веревочная лестница. По ней один за другим спустились оба офицера.
— Комендант крепости полковник профессор Юнг.
— Заместитель коменданта подполковник Кох, — представились они.
Мы назвали себя. Напомнив о близком окончании войны, о том, что советские войска под Бранденбургом, разъяснили бессмысленность сопротивления гарнизона цитадели, а также изложили условия капитуляции (сохранение жизни, медицинская помощь больным и раненым, достаточное питание).
Юнг и Кох отошли в сторону и стали тихо совещаться. Мы могли теперь детальнее рассмотреть их. Полковник — пожилой, почти старик. Морщинистое лицо. Из-под фуражки с высокой тульей видны коротко остриженные седые волосы. За стеклами очков в железной оправе тусклые серые глаза. Вокруг шеи излишне просторный ворот шинели, обвисшие узкие плечи. Все это плохо гармонировало с серебристым витьем его погон. Видимо, полковник — не кадровый военный.
Кох несколько ниже и моложе. Шинель сидела как влитая на его коренастой фигуре. На полных глянцевых щеках играл румянец. Цепкие, словно ощупывающие все карие глаза.
Офицеры подошли к нам. Полковник хмурился.
— Я согласился бы капитулировать на условиях, предложенных вашим командованием, — сказал он. — Но есть приказ фюрера: если комендант осажденной крепости или командир окруженного соединения самовольно сдастся в плен, то любой подчиненный ему офицер может и обязан его расстрелять и возглавить оборону. Поэтому мое единоличное решение капитулировать не принесло бы пользы, — он горько усмехнулся, — ни вам ни мне. Предлагаю, чтобы мой заместитель сообщил всем офицерам гарнизона ваши условия капитуляции и возвратился с их решением.