Штык и вера

– Звать-то тебя как? А то и познакомиться не успели.

– Меня? Иван Захарович Курицын, – степенно представился бородач. – Из Сибири. С-под города Новониколаевска. Слыхал о таком?

– Слыхал.

– А тебя, браток, как кличут?

– Георгий Юрьевич Орловский. Из-под Москвы, но близко от твоих краев бывать приходилось. Еще в японскую.

– Кадровый, значит? То-то я смотрю, биться ты мастак. Я уж, признаться, не чаял живым выйти… Дальше-то что делать будем, Егор Юрьевич? – несколько переиначил имя Орловского на простонародный лад Курицын.

Главенство своего напарника он признал бесповоротно.

– Дальше? А дальше вернемся на станцию. Попробуем паровоз захватить. Далеко они его не отогнали. А то у меня никакого желания нет переть до Смоленска на своих двоих. Да и дальше тоже.

– Да их же там полно! – От подобной наглости у Курицына едва не захватило дух.

– А нам-то что? Да и не ждут они нас на вокзале. Небось гадают, в какую сторону мы побежали, да по улицам рыщут. Не ровен час, найдут.

– Тоже верно, – после некоторого раздумья согласился Иван Захарович. – Что здеся сидеть, что идтить, на все воля Божья.

– Тогда тронули. – Орловский аккуратно затушил выкуренную до конца самокрутку и поудобнее перехватил трехлинейку.

Вокруг царила ночная тьма, улицы не освещались, и лишь в стороне станции едва маячило зарево фонарей. Однако в данный момент тьма выступала союзником, позволяла перемещаться незаметно. Благо собак нигде не было, и ничто не могло выдать крадущихся в сторону вокзала людей.

По дороге Орловский и Курицын дважды натыкались на конные банды. Разбойники двигались не таясь, с факелами, и заметить их издалека не составляло труда. Каждый раз беглецы прятались за чьим-нибудь высоким забором. Конные проезжали мимо, изредка обмениваясь замечаниями о разгроме на станции да хвастливыми обещаниями, что они сделают с бежавшими наглецами.

Те же, кого они искали, выжидали некоторое время и осторожно двигались дальше.

Вокзала достигли сравнительно быстро. Вернее, не самого вокзала, а путей со стороны Смоленска.

Как Орловский и предполагал, паровоз пыхтел недалеко от станции, поблизости у входного семафора. Здесь было довольно темно, свет фонарей долетал в эти края слабым отблеском, поэтому подобраться удалось довольно близко.

В полуночном мраке машина казалась диковинным драконом, расположившимся на отдых. Сходство усиливали клубы пара, время от времени вырывавшиеся откуда-то снизу, и похожее на вздохи шипение.

Иван Захарович в очередной раз принялся креститься, словно надеялся молитвою отогнать бесовское наваждение.

Пока он крестился, со стороны станции вновь грянуло несколько выстрелов. Из будки немедленно высунулись две головы.

Один из высунувшихся что-то сказал и полез вниз. Оставшийся сразу скрылся.

Другого такого случая могло и не представиться. Орловский чуть дотронулся до бородача рукой и бесшумной тенью скользнул вперед.

Он не сомневался, что перед ним бандит. Элементарная логика подсказывала, что никто не станет оставлять паровоз без охраны, и потому церемониться Георгий не стал.

Бить штыком в спину своего, русского, все-таки показалось не совсем честно, поэтому Орловский пустил в ход приклад.

Налетчик завалился без вскрика. Георгий быстро перекинул винтовку за спину, вытащил из-за пояса упавшего здоровенный «Смит и Вессон» и в три приема поднялся на паровоз.

В будке было четверо. Двое, стоявших ближе к тендеру, судя по одежде, были машинистами, двое остальных, при оружии, обмотанные пустыми пулеметными лентами (опять – зачем?), явно принадлежали к станционной банде.

Оба охранника стояли спокойно, видимо, были уверены, что это возвращается их товарищ. Поэтому появление Орловского для них было полнейшей неожиданностью.

– Руки!

Орловский чуть отступил в сторону, давая возможность Курицыну подняться следом.

Один из бандитов, совсем молодой, медленно стал выполнять приказание. На его лице отчетливо читался испуг не ожидавшего подвоха человека.

Зато второй проявил неожиданную прыть. В правой опущенной руке он держал маузер и одним движением вскинул грозное оружие.

Деваться в тесном пространстве было некуда, пытаться обезоружить противника – некогда. Оставалось одно.

«Смит и Вессон» с громоподобным шумом выплюнул кусок свинца.

Пуля отбросила бандита, он врезался в какие-то рычаги и безжизненным мешком рухнул под ноги.

Глаза молодого расширились от ужаса. Ожидание своей очереди привело беднягу в ступор, однако тратить на него патрон Орловский не стал.

– Машинисты? – коротко осведомился Георгий у двоих, стоявших в сторонке.

– Да.

– Тогда поехали. Да побыстрее, пока сюда не набежало всяких доброхотов.

Мужчины послушно шагнули к своим рычагам, но один выдохнул:

– Ничего не получится. Стрелка.

– Что – стрелка?

– Они входную стрелку перевели в тупик.

– Да переведу я вам вашу стрелку! Поехали! Иван Захарович, присмотри за молодым.

Орловский протянул Курицыну револьвер, гораздо более удобный в помещении, чем трехлинейка, а сам выглянул наружу.

Как он и ожидал, на звук выстрела со станции, пока не особо торопясь, двигалось несколько человек.

– Пошевеливайтесь, мать вашу!

Словно отзываясь на призыв, паровоз послушно дернулся и медленно двинулся вперед.

Орловский повис на ступеньках, ожидая приближения стрелки.

Сзади что-то закричали, и самый нетерпеливый выстрелил в сторону удаляющегося паровоза.

Потом стрелять стали все. Патронов бандиты явно не жалели, и выстрелы грохотали один за другим.

С крыши станционного здания ударил пулемет, и пули горохом застучали по тендеру.

Орловский продолжал стоять спокойно, словно был заговорен от свинца.

Так продолжалось недолго. Паровоз уменьшил скорость, почти встал. Георгий обернулся, убедился, что до преследователей не меньше шестидесяти саженей, и спрыгнул на насыпь.

Он шел не сгибаясь, считая ниже своего достоинства обращать внимание на пролетающую мимо смерть.

Плавный перевод стрелки, теперь убедиться, что рельсы соединились как надо… Порядок!

Орловский махнул рукой. Паровая махина сразу тронулась, пошла ему навстречу, и Георгию осталось лишь вскочить на проплывавшую мимо ступеньку.