Штык-молодец. Суворов против Вашингтона
Шрифт:
Ошеломленный хозяин потряс головой, пытаясь отогнать неожиданный кошмар. Потом подошел к Тэрлтону.
– Сэр, вы не можете так поступить. За что?!
– Я же сказал: в назидание! И вообще, пошел прочь! – рявкнул Тэрлтон. Он высвободил ногу из стремени, возле которого стоял старик, и нанес ему удар прямо по лицу, постаравшись при этом еще зацепить шпорой. Хозяин фермы, рухнул, как подкошенный, кровь струей хлынула на землю.
– Кроуфорд, этого можете оставить, – распорядился Тэрлтон. – Но помните, что двадцать человек следует расстрелять. Исполняйте!
Когда все закончилось, ферма
Трупы расстрелянных лежали посреди площади, остальные обитатели фермы в панике разбежались, но драгуны их не преследовали. Тэрлтон с удовлетворением оглядывал дело рук своих, время от времени удовлетворенно кивая. Но вскоре англичан уже окружала ревущая стена огня, поднявшаяся, казалось, до самого неба.
– Сэр, здесь становится опасно, – осторожно заметил Кроуфорд.
– Вы правы, капитан, пора убираться, – согласился подполковник и тронул коня.
Однако едва они выехали с фермы, как вдруг на дороге показалось облако пыли, которое быстро превратилось в группу всадников. Кстати, судя по размерам этого облака, навстречу англичанам несся целый конный полк. Побледневшие драгуны схватились было за сабли, но потом разглядели кто это, и сабли вернулись в ножны. Синие мундиры, мохнатые шапки и длинные пики могли принадлежать только диким русским cossacks, которые почему-то должны были считаться союзниками.
Но едва успел Тэрлтон облегченно вздохнуть, как лицо его снова перекосилось – он узнал человека, мчавшегося впереди. Проклятье! Вот уж кого он хотел бы видеть меньше всего. Хотя этот русский, дуэль с которым закончилась столь неловко, и командовал казаками, на нем был все тот же зеленый мундир и каскетка.
– Что здесь происходит?! – спросил запыхавшийся полковник Валов по-французски.
Тэрлтон тяжело вздохнул, но притворяться, что ты не знаешь французского, было бы просто глупо, поэтому пришлось ответить:
– Ничего особенного. Просто мы наказали бунтовщиков.
– И сожгли все это? – удивился русский.
– А что в этом особенного? – не понял Тэрлтон. – Мы даже не стали расстреливать их всех, только произвели показательную экзекуцию, ничего лишнего.
– Не понял, – странным тоном произнес русский.
– Господи, ну расстреляли десяток смутьянов, в чем дело? Все, отныне здешние жители будут подчиняться короне безоговорочно, поэтому нам здесь делать нечего.
– Не спешите, Тэрлтон, – остановил его русский.
– Вы попытаетесь меня задержать? – картинно поднял бровь сэр Банастр.
Но вместо ответа русский полковник сделал жест, и рядом с ним выросли заросшие густыми бородами великаны, причем один из них даже наклонил пику, как бы собираясь нанести удар. Тэрлтон внезапно понял, что с ним всего лишь около двух десятков драгун, тогда как у проклятого графа за спиной три или четыре сотни кавалеристов, поэтому даже стычки не будет,
англичан перебьют как мух в мгновение ока. Он скрипнул зубами и приказал своим людям остановиться, одновременно распорядившись подготовить оружие, благо никто из русских не знал английского языка. Немецкий и французский, на котором они сейчас разговаривали, да, но не английский.Русский полковник пролаял какой-то приказ на своем варварском наречии, и два зверообразных дикаря промчались мимо, прямо туда, где бесновалось пламя. Отсутствовали они не так уж долго и вернулись даже не белые, а какие-то бледно-зеленые. Один из них что-то долго объяснял командиру, и русский тоже бледнел прямо на глазах. Потом он повернулся к Тэрлтону.
– Потрудитесь объясниться, подполковник! – Голос русского скрежетал, словно ножом по стеклу. – Что там произошло? Мои казаки видели трупы расстрелянных, об этом мы еще с вами поговорим, но что случилось в церкви?!
– Я не собираюсь отчитываться перед русским варваром, – высокомерно ответил сэр Банастр.
– А придется, – русский полковник что-то рявкнул своим громилам, и в мгновение ока все англичане оказались сброшены с коней. Несмотря на предупреждение, никто из них не успел схватиться за оружие. Двое казаков заломили руки Тэрлтону и подтащили его поближе к своему командиру.
– Вы, наверное, не знаете, но я вообще-то полковник Тайной экспедиции правительствующего сената, – сообщил русский. – Поэтому допрашивать всяческих злодеев является моей обязанностью. Предлагаю вам добровольно рассказать все, что произошло здесь, иначе для разнообразия вы испробуете русского кнута.
– Вы не посмеете, я дворянин! – гордо заявил Тэрлтон.
– Вы не дворянин, вы злодей, изобличенный в массовом убийстве, и подозреваемый в еще более тяжком преступлении. Поэтому, как таковой злодей, вы не имеете права на какие-либо привилегии. Северьян, – кивнул русский, – объясни ему, что с ним будет.
К Тэрлтону подошел тот самый ходячий кошмар, который запомнился по прошлой встрече. Он гнусно осклабился, и в руке его буквально из ниоткуда возник длинный тяжелый кнут. Облизнув губы, он взмахнул рукой, и черная змея со свистом пролетела по груди Трэлтона, даже не задев кожи. Однако мундир был располосован надвое, словно бритвой. И эти черные бездонные глаза, которые завораживали и притягивали, лишая воли…
– Я скажу, я все скажу, – прокаркал Тэрлтон.
И он все рассказал. Русский полковник думал не слишком долго. Он сделал каменное лицо и произнес длинную речь по-русски, из которой Тэрлтон не понял ни слова. Вот только лица казаков полыхнули злобной радостью. После этого русский повторил свою речь по-французски, и от того, что услышал Тэрлтон, у него отнялись ноги. Подполковник мешком повис на руках казаков, если бы они его отпустили, сэр Банастр рухнул бы на землю. А услышал он вот что:
– Я, полковник граф Валов-Мариенбургский, властью, дарованной мне генералом Суворовым, яко главноначальствующим войсками российскими в Америке, приговариваю подполковника Банастра Тэрлтона, как злодея, изобличенного во многих убийствах невинных обывателей и зверству противу черных рабов, противном законам божеским и человеческим, к смертной казни через повешение. Согласно законам военного времени, оный приговор приводится в исполнение незамедлительно. Таковой же приговор выносится в отношении всех подручников означенного злодея. И да помилует господь их души.