Шулер с бубновым тузом

— Почему вы пришли именно ко мне?

— Я сам в некотором роде прорицатель и ясновидец, — скромно потупился Калиостро. — Обязан сообщить, что скоро к вам обратится за помощью человек, который… В общем, будьте осторожны!

— О чем этот человек собирается просить меня?

— Не стоит забегать вперед…

* * *

Застрекотала газонокосилка. Глория повернулась в сторону сада и с досадой окликнула слугу:

— Санта! Дай же нам спокойно поговорить!

Тот, видимо, не услышал и продолжал косить.

Когда она перевела взгляд на Калиостро, на скамье, где он только что сидел, никого не оказалось.

«Он мне привиделся, — мысленно рассудила она. — От скуки».

Карлик стоял в тени яблони и наблюдал за ней.

— Ты создан моим воображением, — разочарованно сказала Глория. — Так же, как граф Калиостро.

— Тебе было приятно с ним познакомиться?

— Мне было интересно…

Великан закончил выкашивать траву и отнес газонокосилку в сарай. Глория зевнула, глядя ему вслед. Она в самом деле заскучала без пищи для ума и тренировки для своих новых способностей. Хоть бы Лавров приехал, что ли, развеселил ее.

За забором, как по команде, раздался настойчивый сигнал автомобиля. Санта торопливо пересек двор и открыл ворота. На проселке стоял запыленный «туарег».

Легкий на помине Роман Лавров прикатил в Черный Лог проведать хозяйку, на чьей фирме он работал начальником охраны.

— Привет! — радостно воскликнул он, шагая навстречу Глории. — Выглядишь великолепно.

Он по-дружески коснулся губами ее щеки. Сколько раз в мечтах он целовал эту молодую женщину как любовник, а не сотрудник! Сбудется ли его мечта?

Глория, несмотря на вдовство, кажется, не нуждается в мужском плече и мужской ласке. Впрочем, Лавров уже подставил ей свое плечо. А вот принимать его ласки вдова не спешила.

Усевшись на теплую от солнца скамейку, начальник охраны принялся жаловаться на притеснения Колбина.

— Загрузил меня под завязку. Проходу не дает! Стоит на полчаса отлучиться из офиса, начинает трезвонить. Хоть сотовый вырубай! Так я же не могу. По службе не положено.

— Он просто ревнует, — улыбнулась Глория.

Тонкое облегающее платье из светлого льна подчеркивает ее красивую фигуру, волосы собраны на затылке, серые с прозеленью глаза блестят. Она посмеивается над ним.

— Колбин хочет жениться на тебе, — выпалил он. — Только не по любви.

— Браки по расчету бывают крепче любовных союзов.

— Ну да, — нервно кивнул Роман. — После смерти твоего мужа акции компании распределились поровну между Колбиным и тобой. Почему бы вам не объединить бизнес?

— Я не собираюсь замуж.

— Это сегодня. А завтра?

— Ты приехал повидаться или по делу?

Лавров никак не мог успокоиться. Между ним и Колбиным разгоралось нешуточное соперничество. Причем компаньон Глории являлся, по сути, первым лицом в компании. Зато вдова явно отдавала предпочтение Лаврову. Фактически она сделала его своим помощником в таком щекотливом деле, как частный сыск.

— Я отвечаю за твою безопасность, — нахмурился он. — Это моя служебная обязанность.

— Хочешь проинструктировать Санту? — рассмеялась она. — Позвать его?

— Пусть лучше принесет холодного чаю. Пить хочется.

Но слуга уже сам позаботился об угощении. Он подошел к беседке с подносом, на котором стояли графин с охлажденным вишневым компотом, два стакана и тарелка с большими бутербродами. Вечно голодный начальник охраны набросился на еду.

— Твоему аппетиту можно позавидовать.

— Шутишь? — с полным ртом буркнул Роман. — Или издеваешься?

— Влюбленные не уписывают бутерброды за обе щеки, — скептически заметила она. — Они теряют сон, бледнеют и худеют, не в силах проглотить ни крошки. А по ночам вместо того, чтобы дрыхнуть без задних ног, сочиняют стихи о предмете своей страсти.

С этими словами она окинула взглядом спортивный торс Лаврова и его румяное лицо довольного жизнью здоровяка.

Гость перестал жевать. Он понял, какой камешек полетел в его огород, и рассердился.

— Глупости, — возразил он, снова принимаясь за еду.

— Любовь — это болезнь, Рома. Человек становится рабом своего чувства, готовым на безрассудный поступок. Ослепленный и оглушенный своим безумием, он может причинить вред себе и другим. Еще Авиценна предлагал лечить людей, одержимых страстью.

— Хочешь сказать, что…

Он поперхнулся, и продолжение фразы застряло у него на языке.

— Я врач, — напомнила Глория, пряча смешинки в уголках губ. — Мое призвание исцелять, а не потакать болезни.

— Вот и лечи Колбина. Он точно помешался. Любовь к деньгам — та еще хворь! Попробуй, выпиши от нее лекарство.

— Ты неисправим, — вдохнула она, поднимаясь. — Ладно, угощайся… а я пока схожу в дом. Погляжу на кувшины.

— На что? — не понял начальник охраны. — Зачем?

Но Глория уже шагала по вымощенной плиткой дорожке к дому. Она скрылась за дверью, а Лавров все продолжал смотреть ей вслед. Недоеденный бутерброд привлек пчел, и они с жужжанием закружились над тарелкой.

— Это мое! — отогнал их гость и откусил кусок булки с холодным мясом. Но есть расхотелось.

— Болезнь, — повторил он, откидываясь на спинку скамейки и подставляя лицо солнечным лучам. — Точно болезнь. Как увижу Колбина, так руки и чешутся надавать ему по физиономии. Явные признаки любовного психоза…

Глория вернулась спустя четверть часа и застала его в беседке дремлющим.

— Просыпайся, мой рыцарь, — шепнула она в ухо начальника охраны. Тот вздрогнул и открыл глаза. — У нас проблема.

— Какая? — спросонья пробормотал он.

— Я была в мастерской. Один из кувшинов упал с постамента.

— Разбился?

— Нет, конечно. Он же медный.

— Который?

— С головой человека в египетском уборе. Идем, покажу.

Лавров послушно поплелся за ней в цокольный этаж, в святая святых бывшего хозяина коттеджа, умершего карлика Агафона. В подвальном помещении, уставленном бархатной мебелью и разными колдовскими атрибутами, он устроил что-то среднее между рабочим кабинетом и лабораторией алхимика.