Шуры-муры
Шрифт:
Имоджин пыталась ввернуть своих голландцев все пять раз, что мы за последние две недели с ней ужинали. Я не давался. Понимаю, она хотела сделать как лучше, но, позвольте, позор-то какой! Об этом даже заговаривать совестно. У меня так и не повернулся язык объяснить Имоджин, в какое постыдное положение она меня ставит. По одной простой причине. Боюсь, меня стали бы сравнивать с теми животными, которые содержатся на свиноферме на шоссе № 46 недалеко от города. С другой стороны, за последние десять дней я до отвала наелся комментариями к «голландцу» типа желтых нарциссов, [3] голландских окорочков и болезней
3
Желтый нарцисс — национальная эмблема валлийцев.
После ужина, когда Имоджин снова схватила со стола счет, — а когда я говорю «схватила», значит другого слова тут не подберешь, — я выхватил листок у неё из рук.
— Я с этим разберусь, — сказал я. И был удивлен, услышав, каким тоном я это сказал. Довольно злобным тоном.
И когда Имоджин обратила на меня взгляд испуганных зеленых глаз, я добавил нечто ни с чем не сравнимое по глупости.
— Слушай, не могу же я позволить тебе все время быть мужиком, правда?
Да, ни с чем не сравнимое. Я-то хотел просто поддразнить её немного, в шутку, но не представлял, как это прозвучит со стороны. И без того большие глаза Имоджин превратились в два блюдца. Она быстро опустила взгляд к тарелке, но я все равно успел заметить, как сжались её губы. Разумеется, первой моей мыслью было: Ой-ой-ой. Кажется, я показал высший класс.
Потому что, поверьте мне, это выражение, появившееся на лице Имоджин, было мне хорошо знакомо. Я наблюдал его примерно триллион раз в исполнении Клодин. За это выражение я как раз и стал называть её Клодзиллой.
Лицезреть его снова оказалось мучительно. У меня похолодело в животе. Ну и выбрал же я момент, нечего сказать. Тупица негодный, идиот. Ведь в последнее время я был не единственным ухажером у Имоджин.
Ну, она, конечно, уверяла меня, что тот, второй, не ухажер, но как иначе можно назвать человека, который постоянно присылает ей букеты из двенадцати красных роз с длинными стеблями? Правда, я-то придумал ему другое название — не произнося его вслух, конечно, — подонок.
Имоджин, правда, уверяет меня, что этот человек её не интересует, но я видел её лицо, когда девушка-посыльная из магазина «Цветы миссис Бо-Кей» вошла с очередным букетом. Дети, получая подарки в Рождественскую ночь, сияют меньше. Так что, если считать, что дети интересуется Санта Клаусом каждый декабрь, то Имоджин определенно интересовалась Рэнди Харнедом каждые три-четыре дня за последний месяц. Представляете? В ноябре — букет длинных красных роз долларов за пятьдесят, а то и дороже, и старина Рэнди разоряется на такой подарок два-три раза в неделю. Кажется, он вознамерился превзойти Санта Клауса.
Такое упорство даже ледяную глыбу не оставит равнодушной. Имоджин говорит, что они с Рэнди познакомились месяц назад, когда он доставлял воду к ней в дом, и что она не понимает, почему он вдруг ни с того, ни с сего так воспылал к ней. Еще она говорит, что он просто хочет доставить ей приятное, только и всего. Она не догадывается, что я несколько раз подглядывал в карточки, сопровождавшие эти дурацкие розы.
Маленькие записки, поверьте мне, становились все более и более настойчивыми. Последняя вообще превзошла все ожидания. Мы намылились в кино, — билеты, прошу заметить, я собирался купить на свои деньги, — и когда я заехал за Имоджин, мне пришлось немного подождать в гостиной, пока она оденется.
Едва она скрылась из виду, я в два шага перелетел через комнату.
Написанная красными чернилами карточка гласила: «Ты — цветок в саду моей жизни». А внизу — красное сердечко и подпись: «С любовью, Рэнди». Батюшки святы! Может, я отношусь к нему с предубеждением, но, похоже, такую карточку мог написать только распоследний придурок. Еще похоже, что я глубоко и крепко завяз в том, что мой папа когда-то называл собачьим творчеством.Ну где мне тягаться с этим парнем? Ясно как Божий день: Рэнди Харнед может купить все и вся. Когда он появился в городе несколько месяцев назад, у него, должно быть, в подушку было зашито несколько миллионов, потому что он тут же купил местную водоснабжающую компанию, которая была выставлена на продажу. Ходят слухи, что купил он её за наличные.
Теперь куда ни глянь, обязательно наткнешься взглядом на цистерну с водой Харнеда. Даже при большом желании их невозможно не заметить. Это большие, серебристые цистерны, и на каждой с обоих боков нарисован гигантский флаг Конфедерации. Под флагом надпись красивым шрифтом: «Юг возродится заново!» Под этим сентиментальным лозунгом стоит «ВОДОСНАБЖЕНИЕ ХАРНЕДА», и его телефон: 733-ВОД.
Народ окрестил эти цистерны своеобразными, я бы, однако, заменил первую часть этого слова на «без». Более того, они как бельмо на глазу, вот что я вам скажу.
Даже не считаю нужным объяснять, что у нас полно людей, считающих флаг Конфедерации в наши дни оскорбительным. Слишком многим он напоминает о тех временах, когда к определенной части населения относились, мягко говоря, неподобающим образом. Не говоря уж о том, что если ты действительно ратуешь за возрождение Юга, — за что я бы лично голосовать не стал, — то каким, простите, образом снабжение водой может этому способствовать? Неужели Харнед верует в то, что повышение качества водоснабжения в этой части страны вернет правление Конфедерации?
И ещё меня здорово раздражало, что хотя этот тип пробыл в городе всего несколько месяцев, его знал уже каждый мальчишка. Полагаю, это из-за того, что его имя написано на всех цистернах, дефилирующих по улицам. Но все-таки немного обидно, что мои сограждане, многие из которых меня даже в лицо не знают, Рэнди называют по имени.
Даже Мельба его знает. Она не раз говорила, что он симпатяга. Я лично этого не заметил. Худой, длинный, волосы слишком длинные и волнистые, а такой рот иметь мужику и вовсе не пристало, намного больше он подошел бы девице. Но Мельба, тем не менее, вся вспыхивает каждый раз, как Рэнди заходит в аптеку.
— Он — вылитый Скалли, приятель Джейн Сеймор, той женщины-врачихи с Запада, ну, которая в сериале, помните? — сказала как-то Мельба.
Я тем же вечером бросился смотреть очередную серию этой тягомотины только для того, чтобы разглядеть этого самого Скалли. И действительно, пришлось признать, он оказался довольно похож. Правда, Рэнди Харнед не носил индийского одеяния и перьев на голове, как Скалли. Он всегда одевался в черное — черные джинсы, черная рубашка, черные ботинки. Как будто на похороны собрался.
Насколько я слышал, — и, поверьте мне, я вовсе не нарочно расспрашивал, — Рэнди тоже приехал из Луисвиля, как я. И как Имоджин. Однако, к сожалению, наше полное с ним несходство было болезненно очевидно каждый раз, как появлялись эти чертовы розы.
Имоджин всегда утверждала, что ей неважно, есть у человека деньги или нет. И что у них с Рэнди не было ни одного свидания. Даже не намечалось. Хотелось бы верить. И все же, нельзя ожидать, что девушка будет вечно отвергать парня, который в состоянии обеспечить её всем, что её душе угодно.