Шустрое ребро Адама
Шрифт:
— Мерзавец! — прошипела Серафима Ильинична, вспомнив, что последний раз муж выполнял свои супружеские обязанности… Нет, это было так давно, что даже не вспомнить.
— На рыбалку он, называется, собрался! — продолжала негодовать женщина. — Сидит тут в кафе и изучает теорию блуда.
Но главный удар еще подстерегал Серафиму Ильиничну впереди. Неожиданно к ее мужу, который продолжал сидеть за столиком под навесом, подбежала девушка, которую Серафима Ильинична сначала приняла за официантку. И лишь после того, как «официантка» бросилась на шею к Валериану Владимировичу и расцеловала того в обе щеки, Серафима Ильинична все поняла:
Значит, и остальное должно было сбыться по словам сестры. Сначала муж уйдет, оставив ее без копейки денег и, скорей всего, без основной части жилплощади. Потом она будет страдать, а он развлекаться с молодой женой на море. А еще развод! И размен! И…
Боже мой! Сейчас Серафиме Ильиничне стало по-настоящему плохо.
Между тем муж и его молодая пассия быстро поднялись и направились к машине Валериана Владимировича. Серафима Ильинична решила выяснить все до конца и тоже бодро потрусила за ними следом, благо парочка особенно ни на кого внимания не обращала, поглощенная болтовней. Видя, как ее муженек, у которого для общения со своей законной женой не находилось времени, тут щебечет и заливается соловьем, а его смазливая спутница в ответ громко хохочет, Серафима Ильинична ощутила прилив бешеной злобы, и в ней вспыхнуло страстное желание отомстить.
От желания тут же вцепиться своей сопернице в волосы ее удержало лишь опасение выглядеть смешной, да еще в ней шевельнулся крохотный червячок надежды, что спутница ее мужа всего лишь какая-нибудь знакомая или сослуживица, случайно встретившая его у магазина. И сейчас он проводит ее до дома, до ее машины, до парикмахерской — куда угодно, но чтобы там они и распрощались.
Но увы. Этот мерзкий негодяй — ее муж — усадил наглую девку к себе в машину, да еще при этом поцеловал ей руки и заботливо поправил чехол у нее под головой. После этого он отправился в обход машины к своему шоферскому месту. Каким-то шестым чувством догадавшись, что сейчас они, уедут, Серафима Ильинична начала лихорадочно крутить головой в поисках машины для преследования.
Машин вокруг было достаточно, но все они стояли без владельцев. И вдруг ей на глаза попалась уже знакомая «пятерка», водитель которой лениво просматривал газету и явно ничем другим не был занят.
Однако он вовсе не обрадовался Серафиме Ильиничне, когда она распахнула дверцу и уселась в салон.
— Опять вы! — возмутился он. — Что вам нужно?
Что вы за мной бегаете?
— Очень вы мне нужны! — фыркнула Серафима Ильинична. — Просто поблизости не было других свободных машин.
— Я занят, — нагло соврал шофер. — У меня тут дела. А ежели я вам не нужен, так и ступайте себе.
— Слушайте, я заплачу вам триста рублей, если вы немедленно поедете вон за той синей машиной, — умоляюще произнесла Серафима Ильинична. — Ну, пожалуйста.
То ли выражение ее лица смягчило сердце водителя, то ли прельстила названная сумма, но он вдруг отложил свою газету и, ворча что-то под нос, завел мотор.
— Я же вам говорил, что у меня дела, — продолжал он бубнить. — Я ждал одного нужного мне человека, а тут вы со своими проблемами. Я, можно сказать, из-за вас работу могу потерять.
— Не беспокойтесь, если потеряете, я вас найму личным шофером, — сказала Серафима Ильинична.
— Нельзя
же так бесцеремонно дергать людей, — все не мог успокоиться шофер. — Вы же взрослая женщина, должны понимать. Кто там хоть в машине?— Мой муж! — выдохнула Серафима Ильинична, сама не зная, зачем открывается этому хаму.
Хам присвистнул.
— Небось с любовницей?
От такой проницательности Серафима Ильинична насторожилась.
— А вы откуда знаете? — спросила она. — Что, сами грешите?
— Я нет, — сказал шофер. — Ни разу, можно сказать.
— Врете, — убежденно сказала Серафима Ильинична. — Я теперь знаю, что все мужчины такие. Вот про своего хорошо думала, а он, видите…
— Но я-то не вру, — настаивал шофер. — Дело в том, что я просто никогда не был женат, поэтому изменять жене не мог.., за неимением таковой.
Пока Серафима Ильинична раздумывала над этим признанием, прикидывая, может ли такое быть, ее шофер сказал:
— Давайте хоть представимся друг другу, раз я с этого момента вроде как работаю на вас. Меня зовут Всеволод. И говорите мне «ты», и я вам тоже.
— Что? — вернулась к действительности Серафима Ильинична. — А, так вы Сева?
Но продолжить беседу им не удалось, так как в этот момент темно-синяя «Ауди» предприняла попытку оторваться. То есть вряд ли Валериан заметил слежку, должно быть, просто хотел похвастаться перед своей подружкой мощным двигателем. Как бы то ни было, «Ауди» рванула вперед со скоростью, близкой к двумстам километрам. Раньше Серафима Ильинична не замечала за своим мужем склонности к лихачеству.
Впрочем, со вздохом призналась она самой себе, она за ним раньше много чего не замечала.
— Вот зараза! — выругался Сева. — Куда же это он так рванул? Вот лихач, лихоманка его скрути. Разве на дорогах так можно?
Но, несмотря на свое возмущение, сам он лихачил еще круче. У Серафимы Ильиничны дух захватило, когда он стрелой пустил свою «пятерку» прямо под колеса фиолетовой «девятки», вырвавшейся откуда-то сбоку. Благополучно разминувшись с «девяткой», Сева обогнул на полной скорости еще несколько машин, чудом избежал столкновения со средних лет упитанным господином и сшиб рекламный стенд.
К тому моменту, как с Серафимы Ильиничны уже сошло семь потов от страха, Валериана сцапали работники патрульной службы, которые почему-то наплевали на выходки Севы и нацелились именно на «Ауди».
«Должно быть, решили, что с того можно взять покруче», — сказала самой себе Серафима Ильинична.
«Пятерка» скромно подождала, пока неверный муж разберется с патрульной службой, а потом вновь пристроилась за ним. Теперь «Ауди» ехала значительно тише и без выкрутасов. Направлялась она в сторону Обводного канала. Там возле дома старой застройки парочка и вылезла из машины. Серафиме Ильиничне стало прямо плохо, когда она увидела, как девица обвилась вокруг ее мужа.
— Они неплохо смотрятся, — заметил Сева, который, что ни говори, был на редкость толстокожим типом.
— Ты! — прошипела Серафима Ильинична, не находя слов, чтобы высказать свое возмущение. — Ты думай, что говоришь, — наконец нашлась она.
— Ох, прости! — спохватился Сева, переходя на «ты». — Язык мой — враг мой.
— Заметно, — заявила Серафима Ильинична. — Мне необходимо выяснить, чем они будут заниматься.
— Это я могу сказать и так, — заявил Сева. — Совсем не обязательно убеждаться в этом своими глазами. Это больно.