Схватка не на жизнь

Парень за рулем сосредоточенно смотрел вперед и изредка сплевывал в открытое окно кабины.

«Повезло с попутным транспортом, и с водителем тоже…» — решил Опперман и приказал себе задремать. Расслабился, положил голову на липкую и скользкую спинку кожаного сиденья и закрыл глаза. Вызов к Гросскурту, его короткая инструкция, полет за линию фронта — все было неожиданным, хотя Вилли знал, что в штабе «Валли» курсантов могут отправить на задание каждую минуту.

— Отчего в семнадцать лет не берут в армию?

Опперман вздрогнул:

— А тебе это к чему?

— Надо, — буркнул водитель. — Что восемнадцать призывной возраст, это понятно. Но должны ведь поправку сделать на тяжелый момент и войти в положение. Пошел записываться, а они полный отказ. Дескать, год не подошел к призыву, обожди чуток и подрасти…

— Я могу замолвить словечко в райкомиссариате. Есть у меня там знакомые, — пообещал Опперман. — Ждать, выходит, не желаешь?

Водитель покачал головой.

— И то верно. Пока дождешься, когда начнут призывать твой год, — войне конец придет. И не успеешь героем стать и потом орденами перед девчатами хвалиться.

— Я не об орденах пекусь, — отрезал парень. — В армию мне надо заместо бати.

И он снова нахмурил выцветшие брови.

Когда до города оставались считанные километры и впереди в пыльном мареве показались трубы заводов, Опперман попросил остановить машину. Парень послушно затормозил, и Опперман спрыгнул на дорогу.

— Закуривай! — предложил Вилли, протягивая портсигар.

— Да я… — помялся водитель и несмело взял папироску.

— Некурящий? — засмеялся Опперман. — Начни дымить — сразу повзрослеешь! — Он чиркнул зажигалкой и, дождавшись, когда водитель неумело сделает несколько затяжек, прислонился к борту грузовика. — От табака голос густеет. Не хриплым становится, а именно густеет. Заговоришь с комиссаром и за восемнадцатилетнего сойдешь…

Опперман говорил, не спуская внимательного взгляда с парня. Когда же молодой водитель пошатнулся, выронив папиросу, и начал хватать ртом воздух, подхватил его и оттащил в кювет.

«Так будет лучше, — подумал Вилли, опуская парня в ржавую лужу. — Никому не проговорится, что кого-то довез до города».

Он вернулся к машине, поднял с земли и спрятал в карман недокуренную папиросу. Затем сел за руль и включил газ.

13

Антон не сразу подошел к человеку с саквояжем в привокзальном сквере. Вначале Селезень покружил вокруг и, лишь удостоверившись, что все спокойно, опасаться нечего и некого, присел рядом на краешек скамейки.

Прошла минута, другая, но Антон не спрашивал о табаке.

Хозяин саквояжа никуда не спешил и вел себя так, словно на лавку у вокзала присел исключительно ради чтения газеты. И тогда Антон проговорил нужную фразу. А услышав правильный ответ, повел гостя на Дар-гору.

«На уголовника не смахивает, — размышлял на ходу Антон, косясь на хозяина саквояжа. — Хотя — как знать? — может, рядится в овечью шкуру, а сам наипервейший медвежатник… Видно, заметная и немалая фигура, коль встречу с ним так таинственно обставили…»

Николай Степанович Магура тоже присматривался к парню с удивительно открытым лицом и лихо выбивающимся из-под козырька фуражки чубом и думал, каким образом его удалось завербовать абверу, что толкнуло стать пособником врагов.

— Когда встречусь с Хорьком? — спросил Магура, оказавшись в доме на тихой улице.

— С кем? — удивился Антон. И майор понял, что парень впервые слышит кличку немецкого резидента.

— Передай своим, что мне срочно нужен Хорек. Только он.

Магура проговорил это, ничуть не надеясь, что парень выполнит поручение. Что ж, остается запастись терпением и ждать, когда Хорек соизволит вылезти из своей поры и решится на встречу со «связником».

Майор попробовал разговорить парня, расспросить его о месте рождения и занятиях до войны, но Антон стал неумело уходить от ответов.

— Может, с дороги отдохнуть желаете? — спросил Антон и с хитрецой добавил: — Устали небось, пока до Сталинграда добирались. Путь-то неблизкий.

— Можно и отдохнуть, — согласился Николай Степанович.

— Так ложитесь. Я мешать не буду.

«Надо уснуть», — приказал себе Магура.

Он прилег на топчан, отвернулся к дощатой стене, где висел коврик, и, еще раз повторив про себя «спать!», закрыл глаза…

Проснулся он от слепящего, бьющего ему прямо в глаза луча.

Николай Степанович прикрыл глаза ладонью и попросил:

— Уберите свет!

Луч электрического фонарика дрогнул и начал ощупывать Магуру, словно обыскивал его.

— Шутки неуместны! — рассерженно сказал майор и опустил с топчана на пол ноги.

— Говорили, что Хорек вам нужен. Так я от него буду. Вроде адъютанта или доверенного.

Фонарик лег на угол письменного стола, и луч уперся в потолок.

— Что известно про экипаж «юнкерса»? — спросил Магура. — У вас было достаточно времени, чтобы подготовить ответ.

— Э-э, — протянул Непейвода. — Так не пойдет! Не вы нас допрашивать будете, а мы! Рассказывайте, как на духу, откуда прибыли и от кого.

Магура застегнул ворот рубашки, поискал на ощупь на полу ботинки.

— Если вам что-нибудь говорит название «Валли» и фамилия Гросскурт, то поймете, откуда я и от кого прибыл.

— Этого мало. Требуются подробности.

— Беседовать согласен лишь с Хорьком и с глазу на глаз.

— Хватит увиливать, гражданин хороший! Отчего оружие заимели советского образца? Или получше не смогли получить? — Непейвода подкинул на ладони револьвер, который минуту назад лежал у Магуры в кармане пиджака. — Хорошая штучка, но «парабеллум» лучше: точнее навзлет бьет, и шума от него меньше. — Непейвода оттянул затвор и прицелился в майора: — Желаете глаза завязать, чтоб коленки не дрожали? Или спиной к стене станете? В затылок и мне сподручнее будет стрелять, и вам спокойнее на тот свет уходить.