Схватка не на жизнь

Басаргин еще раз оглядел зал ожидания.

Погасшая железная печурка, труба которой выходила в окно. Несколько обшарпанных лавок с эмблемой наркомата путей сообщения. Стены с закопченными плакатами. Запертое окошечко кассы, рядом рама довоенного расписания движения поездов… Пахло дымом, табаком, потом и мазутом.

Мирное посапывание и похрапывание спящих успокоило Басаргина, он убрал ногу, и дверь тяжело закрылась.

Стараясь не греметь по полу сапогами, Басаргин прошел к Киржибекову и сел рядом, продолжая держать руку на стали револьвера.

Киржибеков спал, и парень на его плече тоже, смешно и очень по-детски шевеля во сне пухлыми губами, точно разговаривая с кем-то.

Басаргин легонько тронул плечом напарника.

Киржибеков тотчас открыл глаза, но никакой радости от встречи с руководителем группы Басаргин не увидел.

— Потом отоспишься. Узнал, когда будет ближайший состав?

— Не скоро, — ответил Олджас.

«А верно сделали, что заслали именно казаха: рядом его республика, на каждом шагу земляки — среди них легче затеряться…»

Напряжение, которое не покидало Басаргина несколько часов кряду, спало. Вместо него пришли усталость и сонливость. Веки начали слипаться, рот тронула зевота.

«Мне бы его раскосые глаза да его акцент, — успокоенно подумал Басаргин. — Лучшего прикрытия не было бы…»

Рука за отворотом шинели ослабла, соскользнула с рукоятки револьвера.

— Пошли, — услыхал Басаргин, но голос был не Киржибекова и шел не с левой стороны, где сидел Олджас, а с правой.

Басаргин напрягся, и сонливость с него как рукой сняло.

Холодным, сверлящим взглядом на него смотрел Киржибеков. Такие же глаза были и у путейца в промасленной куртке: пристально следящие за Басаргиным, готовые тотчас опередить любое его движение.

Справа, где несколько минут назад никого не было, Басаргин увидел человека в телогрейке с расстегнутым воротом, из-за которого виднелась гимнастерка с малиновыми петлицами.

Во рту было кисло и сухо. Морозные иглы тронули колени.

Басаргину стало все безразлично. И что было, и что неотвратимо будет.

Пока шел обыск, он смотрел на напарника и размышлял о том, что толкнуло Киржибекова на предательство. В том, что напарник предал и помог советским контрразведчикам захватить его, у Басаргина не было ни тени сомнения.

Они вышли из станции. Басаргин и по обе стороны от него чекисты. Впереди с двумя мешками шел Киржибеков. Вместо недавнего холода в глазах Олджаса светилась неподдельная радость, которую он не старался скрывать.

Разливался рассвет. Бледный, неспешный.

Пока шли к ожидающему «пикапу», холодная изморозь легла на сапоги, и они заблестели, точно были чисто вычищены.

«Кажется, все, — подумал Басаргин и невесело усмехнулся: — Почему «кажется»? Именно все».

6

Фон Шедлих не находил себе места. Он нервно вышагивал по кабинету, то и дело расстегивал и вновь застегивал пуговицу мундира и посматривал на телефон, который молчал, но мог зазвонить каждую секунду. И тогда фон Шедлиха ожидал очередной (какой по счету?) строгий разнос начальника отдела управления «Абвер-заграница».

Избежать выговора помог бы дежурный по радиоузлу. Стоило тому появиться на пороге кабинета и доложить, что радиограмма от новой агентурной группы из русского тыла близ Сталинграда принята, как фон Шедлих снова обрел бы утраченное спокойствие. Но дежурный не появлялся.

Минули все обусловленные сроки, а группа Баса продолжает хранить молчание.

«Неудачное приземление? Но метеоусловия в ту ночь были отличными. Сбросили не в тот квадрат? Чушь! Капитан Шельгер опытный летчик, не раз выполнял труднейшие забросы агентов. Что же могло произойти?»

О том, что такой многоопытный разведчик, как Басаргин, просто-напросто схвачен во время приземления советской контрразведкой, фон Шедлих не желал даже думать.

Телефон зазвонил к концу этого долгого дня.

— Да! — срывающимся от волнения голосом сказал фон Шедлих и услышал в трубке знакомый хрипловатый баритон начальника отдела.

Даже не поздоровавшись, полковник Гросскурт попросил доложить о результате заброски минувшей ночью группы из двух агентов в Заволжье.

Фон Шедлих собрался было оправдаться, свалить всю вину на временную неисправность рации Басаргина, но тут в кабинете появился дежурный по радиоузлу. И фон Шедлих с замирающим сердцем увидел в руках у него листок. Это была радиограмма, спасительная радиограмма.

— Группа ответила! Все благополучно, экселенц! — закричал в трубку фон Шедлих. Нетерпеливым взглядом он подозвал к себе дежурного, забрал у него радиограмму и чеканя каждое слово прочел вслух: «Приземлились заданном районе. Приступаем работе».

— Как подписана радиограмма? — спросил полковник.

— 065! — отрапортовал фон Шедлих.

Такая подпись означала, что радиограмму передал сам Басаргин. Лично. Не по приказу советской контрразведки. При провале и требовании советской контрразведки работать под ее контролем Басаргин должен был подписаться не настоящим номером своей группы 065, а 066 и этим дать понять, что работает по принуждению. Но первая радиограмма подписана 065! И это победа, большой и заслуженный успех.

7

— Ваши документы сработаны хорошо. И с вырезкой Указа придумано хитро. Но все это рассчитано на поверхностное ознакомление. Стоило раскрыть подшивку «Правды» и отыскать настоящий Указ, как подделка тотчас обнаружилась. И с орденом вышла неувязка. На вашей Красной Звезде стоит номер времен финской войны. Сейчас, в конце сорок второго, номера уже четырехзначные.

— Позвольте закурить?

— Пожалуйста. Но угостить не могу, так как не курю.