Сибирь 2028. Армагеддон

За руинами громоздкого сталинского здания на «Богдашке» мы нашли чудом сохранившуюся бойлерную, вход в которую удобно подпирался насквозь проеденным грибками и воняющим тухлятиной котлом с чугунными ногами. Через узкое окошко под потолком просачивался тусклый свет. На дне котла обнаружился слой застывшего масла, которое лениво загорелось, когда мы бросили в него спичку. Воздух в районе котла начал прогреваться. Под полом вскрылся отстойник с ржавой водой. Не бог весть какой бассейн, но помыться можно. Я горячо надеялся, что антибиотики, которыми мы наелись до отвала (до приземления в приходе отца Климентия, где меня обобрали), пока действовали.

– Отвернись, я помоюсь, – как-то глухо вымолвила Ольга. – Не могу уже так жить, все тело чешется.

Я отвернулся, почувствовав, как под желудком что-то буркнуло и шевельнулось. Отошел к окну, чтобы не смущать купальщицу. Она шуршала одеждами, зачерпывала воду какой-то выгнутой жестяной банкой, вполголоса жаловалась, что мыло не мылится, вода холодная, температура окружающей среды ничем не лучше, и будет замечательно, если несчастная девушка подхватит менингит!

Я терпеливо ждал, стараясь ни о чем не думать. Какое мне дело до того, что она там делала?! У меня другая жизнь, другие планы, и присутствующие в них не значатся!

– Можешь оборачиваться, – проворчала она. – Как я выгляжу?

– Как я, – не очень ласково отозвался я, отворачиваясь от окна. И сердце забилось неровно, на повышенной передаче, едва не вырвалось из груди! Она не выглядела, как я! Ольга стояла передо мной, в чем мать родила – стояла спокойно, опустив руки по швам, безотрывно смотрела в глаза, и только слабое подергивание нижней губы выдавало волнение! «И куда это мы так разделись?» – чуть не вырвалось. Но прикушенный язык отказался болтать всякий вздор, я поперхнулся, закашлялся. В горле пересохло. Я ведь не замечал, что Ольга – очень привлекательная женщина! Под ворохом одежд пряталось упругое тело с шелковистой кожей – просто невероятное для тех, кому за тридцать. Под шапкой – волосы, которые, если отмыть, весьма достойны и имеют приятный пепельный окрас. Под деланым пренебрежением и насмешливостью – истинное отношение ко мне…

– А почему ты го… – как-то тупо начал и снова поперхнулся.

– Я такой родилась, Карнаш, – тихо сказала Ольга. Я боялся признать, что между нами давно проскочила искра. Душа просила того, что мозг отказывался понимать! Но я в самом деле пуще жизни любил Маринку, я постоянно думал о ней, и чем ближе приближались мы к пресловутым Снегирям, тем больше меня охватывала нервозность, которую я насилу обуздывал. Но эта женщина без одежд, от которой я не мог отвести глаз…

В общем, я запутался, расписался в бессилии разобраться в своих чувствах. Она манила меня со страшной силой! Я вяз в ее спокойных грустных глазах. Страшно волнуясь, я потянулся к ней, она сладострастно вздохнула и закрыла глаза…

Мы рухнули на разбросанные по полу одежды. Я запоздало вспомнил, что не успел помыться. Ну, не успел так не успел, сама виновата. Я судорожно выбирался из куртки, из ватных штанов, которые стаскивал вместе с берцами, от многого другого, что не давало мне замерзнуть холодной осенью. А она в это время обнимала меня сильными руками, не отпускала, целовала в колючую щетину, распалялась, дрожала, как нетерпеливый автомобиль перед светофором…

Весь этот гадкий мир сложился в строку и исчез. Его больше не было. Существовала только женщина, с которой мы ругались, обменивались колкостями, бегали по городу уже два дня, а я не знал, что она такая…

– Послушай… – придя в себя, выдохнул я, – я глубоко извиняюсь, нашло что-то, но ты же сама хотела…

– Насколько глубоко ты извиняешься, Карнаш? – тихо смеялась Ольга, теребя мою щетину. – Ну-ка, покажи… Успокойся, мой хороший… – обжигало мне ухо ее горячее дыхание, – все, что было между нами, в этой бойлерной и останется… Возможно, я не права, но и меня какая-то муха укусила. Скоро мы об этом забудем, не волнуйся, мы пойдем искать твою Маринку, и если у вас с ней всё будет хорошо, ты меня больше не увидишь… Кстати, – она сделала большие глаза и разлеглась у меня на груди, – ты недавно хвастался, что пару дней назад у тебя был секс. То есть в ожидании большой любви ты время не терял.

– Не надо, Ольга, – замотал я головой. – Та женщина погибла через полчаса после секса, не надо о ней, это было далеко отсюда и в прошлой жизни…

– Прости…

Мы недоверчиво смотрели друг другу в глаза, и что-то входило в душу – большое, горькое, тягостное. Деваться некуда, это случилось. И еще одной проблемой на свете стало больше…

Мы освободили помещение через полчаса, какие-то пристыженные, толком не отдохнувшие, стараясь не смотреть друг другу в глаза. И только вышли за порог, как встали, пригвожденные к земле. Челюсти отпали от изумления. Они стояли напротив двери – наши «потеряшки» Кузьма и Молчун! Я провопил что-то победное, бросился к Кузьме. Но, подбежав, обнаружил, что происходит что-то странное. Кузьма был явно не от мира сего. Он стоял, пронзенный столбовой болезнью, проницал, как даун, параллельные пространства, чумазый, смешной. Он потерял где-то шапку, и слипшиеся волосы торчали в разные стороны, как у клоуна.

– Эй, ты чего? – Я толкнул пацана в плечо. Он качнулся и вернулся в состояние покоя. Озадаченный, я перевел взгляд на Молчуна. Ну, слава Богу, хоть с собакой все было в порядке. Пес загадочно поглядывал на меня, помахивал хвостом. Ольга оказалась права – умный пес нашел нас по запаху, да еще и умудрился притолкать сюда мальчишку! А теперь снимал с себя ответственность, позевывал, доставил, дескать, сами разбирайтесь. Непонятно, где их носило. Обоих с ног до головы покрывало какое-то ненавязчивое напыление – то ли пыль, то ли зола.

– Ведьмина плесень, – вздохнула Ольга. – Зацепила мальчонку. Ладно, хоть к Господу не отошел, Матрица не поглотила…

– Надежда есть? – ухмыльнулся я.

– Надежда есть всегда, – кивнула Ольга. – Она живет даже после нашей смерти. Гавкни ему что-нибудь в ухо. Вдруг сработает?

Я не придумал ничего умнее, как наклониться к пацану и проорать грозным командирским голосом:

– Рота, подъем!!!

Пацаненок вздрогнул, хлопнул глазами. Чумазая физиономия обрела осмысленное выражение. Он посмотрел на меня, как на последнего кретина, и прочистил грязным пальцем ухо.

– Ты чего орешь, мужик, я же не глухой?

Возбудился Молчун – встал на задние лапы, сложил передние ему на грудь и стал вылизывать грязную мордашку.

– Молчун, кончай, ну, что за телячьи нежности? – ворчал Кузьма, стряхивая с себя собаку. Подозрительно посмотрел на наши вытянутые физиономии. – Эй, вы чего? Белены объелись? Ну и рожи у вас.

– Кузьма, ты ничего не хочешь рассказать? – вкрадчиво осведомился я.

– Например? – Он нахмурился.

– Ну, где вы были с Молчуном битых три часа…

– А где я был? – недоуменно заморгал мальчишка. – Вроде прикорнул на минутку… А вообще не помню. – Он вопросительно уставился на собаку: – Слышь, четвероногий, где мы были?

– Ну, жесткач… – пробормотала Ольга.

– Ладно, Кузьма, проехали, – вздохнул я, – надеюсь, что когда-нибудь ты нам все расскажешь…

Уже смеркалось. Мы протащились вдоль «Богдашки» всего лишь несколько кварталов – при этом практически не общались, со скрипом волочили ноги. А у живописных развалин Ледового дворца спорта «Сибирь» натолкнулись на большую группу людей! Навстречу вышли трое изнуренных мужчин с автоматами. Обнаружив, что мы не питаем к ним агрессивных намерений, опустили оружие. «Люди, вы сошли с ума, – пробормотал один из них. – Не ходите на север, там вы пропадете». Мы не стали вступать в затяжные дискуссии, поинтересовались, можем ли провести ночь в их дружном коллективе. Они с тоской покосились на Молчуна, потом на наши физиономии, утверждающие, что мы собак не едим и другим не позволим, махнули руками – оставайтесь, Бог с вами. Только еды не просите, самим жрать нечего.