Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова

— Нет, не говорили, но утверждать, что их не было, не могу!

— А таких сведений вам не поступало, что в некоторых деревнях происходили поголовные порки?

— Таких сведений я не получал, но получал сведения, что порки вообще были!

Суду очень хотелось доказать личное участие Анненкова в работе следственной комиссии и в вынесении приговоров повстанцам. Нужно отдать суду должное: он умело расставлял допросные сети и нередко Анненков в них попадал, но затем поправлялся, вносил ясность, в правдивости которой даже у суда не было оснований сомневаться.

— Следственная комиссия по делу Славгородского восстания была назначена Колчаком? — полуспрашивает-полуутверждает гособвинитель.

— Да! — подтверждает Анненков.

— Она целиком, во всех отношениях подчинялась вам?

— Да! — опрометчиво соглашается он.

— Председатель следственной комиссии согласовывал с вами действия?! — наступает гособвинитель, но Анненков уже понял свою оплошность и твердо поправляет:

— Нет, он сносился прямым проводом с Омском! Моя задача была только подавить восстание!

Не увенчались успехом и попытки суда изобличить Анненкова в личном его участии в расстрелах и порках.

Председатель: Скажите, Анненков, вы лично, сами приводили в исполнение какое-нибудь решение?

Анненков: Нет, не приводил!

Председатель: Вы не участвовали в безобразиях, творимых вашими частями?

Анненков: Нет, не участвовал!

Это тоже была правда! На протяжении всего процесса ни один заслуживающий у суда довериея свидетель не показал, что Анненков кого-то расстрелял, избил или выпорол. Не царское это дело! Приказывал, но рук не пачкал!

Мы уже знаем, что восстание было подавлено до прихода Анненкова. Ему оставалось только проведение мобилизации, чем он и занялся. Остальное делали следственная комиссия, гражданские и военные чины, хлынувшие сюда из Омска для восстановления разогнанной власти.

Пребывание Анненкова и его отряда в Славгороде было кратковременным. 17–18 сентября в Славгород для проведения мобилизации прибыл Украинский полк, или, как его называли, курень, под командованием полковника Шевченко. Вот этот полк с местными жителями не церемонился!

— Те, кто грабил, — показывает свидетель Сивко, — говорили на украинском языке!

— Отсюда явствует, что славгородская расправа не за душой Анненкова, а за теми украинскими бандитами, которые после его ухода хозяйничали в Славгородском уезде! — твердо заявил на суде защитник Анненкова Борецкий.

На суде не мог не возникнуть и возник вопрос, руководил ли Анненков войсками в Славгороде или он сознательно не делал этого, предоставив им полную свободу пороть, насиловать, грабить.

— Вы отдавали приказы своим частям в Славгороде? — задает вопрос гособвинитель.

Сугубо штатский человек сформулировал свой вопрос неправильно, чем ввел Анненкова в недоумение и на некоторое время выбил его из седла. Ведь в понятии военного человека Анненкова приказ — это письменный документ, издающийся на основе анализа каких-либо событий и требующий значительного времени для подготовки и доведения до частей. В той обстановке, которую исследовал суд, издавать приказы было просто некогда. В такой обстановке отдаются не приказы, а распоряжения, что и делал Анненков. Гособвинителю нужно было спросить, принимал ли Анненков меры к пресечению беспорядков, и получить четкий ответ. Поэтому Аненков спокойно ответил:

— Нет!

— Значит, — обрадованно продолжает допрос гособвинитель, — воинские части в городе были без всякого руководства?!

— Нет! — пораженный таким восприятием его слов, отвечает Анненков. — Я давал отдельные распоряжения, не размножая их по частям!

— Значит, вы признаете, что ничего не предпринимали, чтобы прекратить бесчинства ваших частей в Славгороде? — гнет свое гособвинитель.

Но Анненков уже оправился.

— Нет! — твердо отвечает он. — Я принимал, но сейчас считаю предпринимаемые мной тогда меры недостаточными…

Впрочем, что он мог сделать? Зеленцовские войска, которые он неожиданно возглавил в Славгороде, его не знали и встретили настороженно, со скрытой неприязнью. Это, в своем большинстве, была не спаянная ни дисциплиной, ни традициями дремучая крестьянская масса, недавно наряженная в солдатскую форму и пораженная партизанщиной, неповиновением, склонная к разбоям, грабежам, насилию. Возглавляли это воинство не кадровые офицеры и унтера, почти поголовно выбитые на фронтах Русско-японской и Великой войн, а выходцы из этой же массы, достигшие офицерских и унтер-офицерских званий благодаря личной храбрости, проявленной на фронте. Став офицерами и унтер-офицерами, они ни за что не хотели терять завоеванные потом и кровью привилегии и готовы были уничтожить всякого, в ком видели угрозу своему положению. Эту угрозу они видели и в славгородских бунтарях, которых и наказывали примерно.

В отличие от этого воинства отряд Анненкова отличался хорошей организацией и дисциплиной. Его костяк составляли кадровые офицеры, унтер-офицеры и нижние чины, многие из которых были сослуживцами Анненкова по мирному и военному времени. Они знали и любили его за справедливость, заботу, личную смелость, боевую удачу. Именно в это время родился девиз отряда «С нами Бог и атаман Анненков», который затем стал девизом всей его партизанской армии. Через этот костяк Анненков проводил свою дисциплинарную политику, поощрял одних и быстро, строго, справедливо и неотвратимо наказывал других. Новые бойцы, приходившие в отряд, попадали не в банду, не в ватагу разбойников и мародеров, а в крепкий воинский коллектив со сложившимися традициями, дисциплиной, принципами военной и партизанской демократии и растворялись в нем, становясь бойцами. Слава об Анненкове гремела по всему Уралу, где формировался отряд. К молодому, удачливому полководцу шли сотни добровольцев, а солдаты, мобилизованные в части других военачальников, старались перебежать к Анненкову. Поэтому, с одной стороны, у него было из кого и что выбирать, с другой — появились враги и недоброжелатели.

В руках восставших Славгород и уезд находился 9 дней (Чуев). Войдя в город, Анненков, естественно, вынужден был восстанавливать в нем порядок. О том, насколько это было необходимо, видно из рапорта начальника Славгородской уездной милиции от 17 сентября 1918 года (приводится отрывок. — В. Г.)

«Экстренно о происшествии

господину Алтайскому губернскому

<…> Вскоре после начала бунта гарнизон местных войск был совершенно уничтожен, милиция обезоружена, частью ранена, частью арестована. Бунтовщики начали неимоверно издеваться: рвали тело, били, садили на раскаленное железо и проч., после чего убивали или заключали под стражу. Бунтовщиками разбиты арестные дома в Славгороде и выпущены политические и уголовные преступники, которые и принялись за очистку населения, грабя и унося с собой, что попадалось под руку. Ограблена почтово-телеграфная контора: взято 7000 рублей» ^{70} .

В фондах Центра хранения архивного фонда Алтайского края (ЦХАФ А.К.) есть рукописные воспоминания уж известного нам Г. П. Теребило, написанные им 2 июня 1926 года в бытность автора уполномоченным ОК ВКП(б) по Истпарту. Они, в частности, добавляют еще один штрих к разгулу повстанцев: «Эсеровские руководители в лице Рамазанова и Девизорова и др. скрылись от преследований крестьян, которые искали их отомстить им за совместную работу с белыми, был найден только один эсер — городской голова Фрей, который был тут же убит повстанцами» ^{71} . В своей работе Г. П. Теребило подчеркивает, что никаких документов по работе организации ВКП(б) за 1917/1918 годы не сохранилось. Материал составлен из воспоминаний.