Сидни Чемберс и кошмары ночи

Хильдегарда протянула руку, Сидни пожал ее, а затем она подставила обе щеки для поцелуя. Это было их обычное приветствие, и лишь совершив ритуал, Хильдегарда поздоровалась.

— Хорошо доехали? — спросил Сидни.

Она устало улыбнулась:

— В итоге я здесь.

— Надеюсь, вы считаете, что это стоило усилий?

Сидни помнил, что каждый раз, встретившись после долгой разлуки, они испытывали неловкость — результат чего-то, что еще предстояло понять.

— Конечно, — ответила Хильдегарда. — Хотя я немного нервничаю.

Сидни посадил ее в такси, уложил багаж и сказал шоферу, что будет следовать за ним на велосипеде. Странно разлучаться, только что встретившись, но это было разумным решением. Он добрался до места через несколько секунд после того, как там остановилось такси.

Сидни устроил Хильдегарду в доме Грейс Уорделл — сестры рабочего колледжа, который занимался заменой электропроводки. Она была ниже гостьи, с темными волосами и настороженным взглядом. Ее муж погиб в автомобильной аварии, сына убили в Штутгарте в 1943 году.

— Стантон — ирландская фамилия? — спросила Грейс.

— Это фамилия мужа.

— Его больше нет?

— К несчастью, нет.

— Вероятно, погиб на войне?

Хильдегарда забеспокоилась, что Сидни мог рассказать о ней хозяйке и та, догадавшись о ее национальности, откажет ей в жилье. Это бы ее не удивило. Она привыкла к неудобствам, которые определялись обстоятельствами ее рождения, и знала, какое первое впечатление производит на англичан. Помнила, как приехала сюда почти десять лет назад. С каким недоверием и подозрительностью относились к ней собеседники и лишь потом, вспомнив о приличиях, признавали, что едва ли ее лично можно винить в войне. Но миссис Уорделл уже сменила тему:

— Итак, вы приехали на десять дней. Можете мне рассказывать все, что хотите, а не хотите — тоже никаких проблем. Комната чистая, убранная, чай в половине седьмого, когда приходит с работы брат Чарли. Вас устраивает?

— Вполне.

— Не обращайте внимания на его настроение. Он немного вспыльчив, но не имеет в виду ничего дурного. Если захотите уйти погулять после чая, я дам вам ключ. Мы ложимся спать в десять часов, и я была бы вам признательна, если бы вы поступали так же. Мы привыкли, засыпая, знать, что дом заперт и все на месте.

— Не сомневаюсь, что миссис Стантон будет следовать вашим правилам, — заверил Сидни.

— Это не правила, каноник Чемберс, просто просьбы.

— Однако вам приятно, если гости выполняют их.

— По-моему, так легче жить.

Хильдегарда попросила Сидни подождать, пока она развесит одежду и приведет лицо в порядок. Аманда не стеснялась подкрашивать при нем губы, а Хильдегарда всегда уходила в туалетную комнату и там занималась собой. И эта деликатность еще сильнее подчеркивала ее достоинство, уравновешенность и изящество. В ней чувствовалась спокойная властность, которой завидовал Сидни. И хотел бы больше на нее походить.

Он повел ее поужинать в свой любимый ресторан «Синее, красное, белое», где они отведали домашний паштет с тостами, куриные грудки с первым молодым картофелем, а затем шоколадный мусс, сдобренный ликером «Гранд Марнье». Это было единственное спиртное, которое позволил себе Сидни, и хотя он предложил Хильдегарде вина, та отказалась в знак солидарности с его воздержанием во время продолжающегося до Пасхи поста. Было интересно обменяться новостями, но разговор стал серьезнее, когда Хильдегарда спросила о предстоящей трехчасовой службе.

— Речь идет о том, чтобы проникнуть в суть страдания, — объяснил Сидни. — Вот в чем смысл послания Иисуса с креста. Чтобы проникнуть на другую сторону, необходимо приобщиться к Страстям Господним. Триумф воскрешения невозможен без отчаяния распятия. Это нечто такое, что даже наиболее воцерковленные из нас пытаются сгладить.

— А вы, Сидни, намного серьезнее, чем думают о вас люди.

— Не люблю, когда игнорируют боль, лежащую в основе христианской идеи, а священников превращают в посмешище.

— В Германии это невозможно.

— Там все очень серьезные. Англичан смущает торжественность. Они склонны посмеяться над непредсказуемостью жизни, потому что боятся ее.

— Вы хотите сказать, что у немцев нет чувства юмора?

— Моя дорогая Хильдегарда, ничего подобного я не имел в виду.

— Однако подразумевали. Мне кажется, английский язык дает больший простор для юмора.

— Богатство языка — то, чем мы гордимся.

— Но его трудно учить. Одно и то же слово имеет разные значения. Может, настанет время, когда я попытаюсь каламбурить, но это трудно для иностранца. Иногда стоит изменить букву, и слово превращается в собственную противоположность: был «смех», стал «спех», была «власть», стала «сласть». В немецком глагол ставится в конце фразы, поэтому в разговоре труднее удивить собеседника.

Сидни заказал кофе.

— Наверное, вера и шутка похожи: разложи все по полочкам, и шутка перестает быть смешной.

— Вам нужно посвятить этой теме проповедь. Я с удовольствием послушаю.

— Вам вовсе не обязательно посещать все мои службы.

Хильдегарда накрыла его руку своей:

— Мне хочется, Сидни. Я для этого сюда и приехала — послушать вас.

— Надеюсь, что не разочарую вас.

— Вы меня никогда не разочаровывали.

— До сих пор, может быть. Но я не люблю ничего принимать без доказательств.

— Кроме моей дружбы.

На следующее утро Хильдегарду накормили обильным английским завтраком. Грейс Уорделл была заботливой хозяйкой, но подразумевалось, что ее гостья уйдет сразу после еды и не станет мелькать перед глазами весь остаток дня. Ее дом не для того, чтобы в нем рассиживаться. Брат Грейс, Чарли, подбросит Хильдегарду в Гранчестер.

Чарли Кроуфорду было лет пятьдесят. Коротышка пяти футов шести дюймов, днем он носил рабочий комбинезон, но по вечерам частенько превращался в щеголя и так обильно смазывал волосы бриллиантином, что становился похож на папашу Элвиса Пресли. Нетерпеливый энтузиаст, не способный ни на чем сосредоточиться, верный член профсоюза, он был приверженцем социализма. Постоянно вступал в споры с младшим казначеем по поводу причитающихся ему сверхурочных за замену проводки, сумма которых почти вдвое превышала недельную зарплату.

— Доктор Кейд задолжал мне за четыре недели. Он всегда задерживает жалованье. Я намерен с этим разобраться.

— Очень мило, что вы согласились подвезти меня, — произнесла Хильдегарда, забираясь в его рабочий пикап. Небо на Вербное воскресенье нахмурилось низкими, тяжелыми тучами, и уже слышался приближающийся гром.

— Никакого беспокойства, — ответил Кроуфорд. — Мне бы тоже следовало пойти в церковь, но слишком много работы.

— Даже в праздник?

— Женатые парни разъехались по домам, и пока их нет, я могу поработать в их комнатах. Но трудно справиться со всем одному. Очень характерно для нашего колледжа — хотят на всем сэкономить и сделать подешевле. Но даже после этого пытаются нагреть на сверхурочных. Младший казначей не человек — одно недоразумение.