Сидр для бедняков

Мартышка задрыгала ногами.

— Нет! — завизжала она. — Нет!

Пришлось дедушке спустить ее на пол.

— Как жена? — спросил он папу. — Ей вроде пора уж родить, а?

— В начале декабря, — виновато ответил папа.

— А у вас как дела? — обратился дедушка к тете Каролине и дяде Йоопу.

Дядя с энтузиазмом ухватился за протянутую ему большую красную руку.

— Хорошо, очень хорошо!

— Соответственно обстоятельствам, — сдержанно добавила тетушка.

Пока шли приветствия, Теет рассеянно и устало улыбался и потирал руки.

— Поставить, что ли, чайник? — предложил он, улучив момент.

Дедушка кивнул, и Теет, тяжело ступая, вышел из комнаты.

Остальные расселись: дедушка в свое кресло, тетушка — в другое, а папа, дядя Йооп и кронпринц заняли диван. Мартышка попросила брата уступить ей место, потому что на ней плиссированная юбочка; она должна быть в полном порядке, когда все отправятся на кладбище. Ее просьба была беспрекословно удовлетворена, и кронпринц пристроился на полу у ног отца. Но Мартышка не сразу заняла предоставленное ей место, так как ей разрешили принести из шкафа сигары. С церемонным книксеном она предложила одну дяде Йоопу и одну папе, который закуривать не стал, а положил сигару на подлокотник.

— Эрнста мы пока обойдем, — пошутил дедушка и, прищурясь, посмотрел на кронпринца.

Все уже приготовились плести словесную паутину.

— Сегодня, — начал дедушка чуточку официально и потому высокопарно, — мы поминаем усопших. Для меня это не пустяк, потому что в моей жизни мало-помалу оказалось больше мертвых, чем живых. Вы небось не знаете, что позавчера ночью скончался Ромвиль?

Тетушка сделала большие глаза.

— Да что ты говоришь!

Госпожа Фонк нашла его около половины первого в кресле мертвым. По ее словам, она весь вечер возилась в кухне и зашла, только чтобы погасить свет. Тут-то она и увидела, что господин Ромвиль сидит в кресле, свесив голову на плечо и сжимая в руке пустой стакан. На коленях в лужице вина плавала трубка.

— Это опять же доказывает, что провидение существует, иначе случился бы пожар или по крайней мере дырка в ковре, — завершил дедушка свой рассказ.

Дядя Йооп громко рассмеялся, а тетушка, желая утешить отца, сказала:

— Что ж, он был уже в таком возрасте…

— Возраст у него такой же, как у меня, — возразил дедушка.

— Бедный господин Ромвиль, — сочувственно произнесла Мартышка, будто очень хорошо его знала, — Он на самом деле умер?

Дедушка не мог отрицать этот факт.

— Какая жалость, — вздохнула она. — Но люди ведь на самом деле не умирают, правда, дедушка? Во всяком случае, не совсем?

— Считай, что умирают, — с непонятным раздражением отрезала тетушка.

А дед снова рассмеялся.

— Нет, Мари-Сесиль, — лукаво улыбаясь, сказал он. — Это только кажется. После смерти люди обращаются в привидения и, грохоча цепями, бродят в старых домах. Предпочтительно в тех, где они жили.

Мартышка вскинула руки к очкам и взвизгнула в притворном ужасе. Как ей удавалось так непринужденно вмешиваться в разговор, не вызывая порицаний? Для кронпринца два года разницы между ними составляли целое поколение. Ну кто она? Просто дерзкая и смешная девчонка. Ей главное привлечь к себе внимание. Для этого она задает всякие глупые вопросы, обезьянничает, перенимая манеры взрослых, и всех это забавляет, всем она почему-то нравится. По сравнению с сестренкой он чувствовал себя старым и мудрым, но зато неуклюжим и беспомощным. И все-таки сейчас она ему помогла. Один вопрос вертелся у него на кончике языка, и благодаря Мартышке представился случай задать его.

— А как же душа, дедушка? Душа ведь бессмертна?

— Нет, вы послушайте! — засмеялся старик. — Из этого парня, может, еще будет толк. От человека всегда что-то остается, Эрнст, — продолжал он. — Каждый хоть чуточку да изменяет мир, к лучшему или к худшему, и случается, остается жить в воспоминаниях ужасно старых людей вроде меня — если он, конечно, не пустое место, потому что душа — это сам человек, его личность.

Свой ответ дедушка адресовал не непосредственно кронпринцу, но всей компании в целом.

Кронпринц мало что понял из дедушкиных слов. Понаторевший в воспитании детей дядя Йооп сразу это заметил и решил, что должен помочь мальчику, упростив формулировку.

Он наклонился к кронпринцу, дружелюбно и проникновенно глядя ему в глаза.

— Если ты очень хороший, твоя душа отправится на небо, а если плохой — тогда в ад. Но большинство людей сначала попадает в чистилище, чтобы очиститься от скверны.

— Потому что жизнь оскверняет твою душу, — сказал папа.

Папа редко принимал участие в общем разговоре, но если что-нибудь скажет, то непременно туманное и загадочное.

Объяснение дяди Йоопа было вполне понятно, хотя и не имело отношения к тому, о чем спрашивал кронпринц. Но после замечания папы мальчик окончательно потерял надежду постичь суть дела. К тому же тетушка явно нервничала, она трижды снимала и надевала обручальное кольцо и наконец раздраженно заявила:

— Незачем обсуждать эти вопросы в присутствии малышей. Что дети могут понимать в таких вещах? Только голову им заморочите. Счастливее они от этого не станут.

— Правильно! — обрадовалась Мартышка. — Поговорим лучше о чем-нибудь приятном.

Все вздрогнули, потому что раздался громкий удар, затем дверь распахнулась, пропуская по-прежнему широко улыбающегося Теета, хотя улыбка у него была несколько виноватая и язык смешно болтался над четырьмя уцелевшими коричневыми зубами. Он пытался удержать равновесие на одной ноге, а в узловатых руках у него на деревянном подносе позвякивали чайник, сахарница, сливочник, семь чашек, семь блюдечек и ложечек.

— Мы начисто позабыли купить печенья, — сказал он, осторожно переступая по дощатому полу.

Тетушка поспешила ему на помощь, взяла поднос и поставила на журнальный столик, столкнув кипу газет. Впрочем, она успела ее подхватить и сложить на полу. Потом она стала расставлять чашки, а Теет, отдуваясь, плюхнулся в освободившееся кресло.

— Так вы, значит, на кладбище направляетесь? — спросил он, переводя взгляд с одного на другого.

В его тусклых, широко открытых глазах мелькал лукавый, но вполне доброжелательный огонек. Кронпринц почувствовал, как папа за его спиной переставил ноги. Звяканье чайной посуды стихло. Тетушка и дядя Йооп замерли. Может быть, начинается эта злополучная «литания»? Не услышав ответа, Теет опустил голову и сокрушенно кивнул.

— На кладбище — это хорошо. Вроде как повидаться с дорогими усопшими. Хоть вспомянете их. А ведь им это ох как нужно, чтобы вспоминали-то.

Он говорил о покойных так же странно и торжественно, как дедушка, который начал этот разговор, но была между ними и разница. Дедушкины грубоватые шутки, судя по всему, имели целью рассеять грусть. А Теет говорил не о своих родных, поэтому у него выходило насмешливо и в то же время сентиментально. Он откинул голову и задумчиво уставился в потолок.