Сигнал сбора
Шрифт:
— Зачем такая секретность? — спросил Эндрю. — Ты же почти каждый день приходишь ко мне домой.
— Потому что я советую тебе сегодня же закрыть ворота и не пускать никого ни в лагерь, ни из него. Я слышал, как ты запретил солдатам посещать Суздаль. Но ты должен позаботиться и о том, чтобы никто не мог войти к вам.
— Почему?
— Потому что к вам будут засылать лазутчиков, чтобы выведывать ваши планы.
Эндрю утвердительно кивнул.
— Второе. Будь готов к тому, что Ивор и бояре ударят первыми и их удар будет мощным.
— Так я и думал, — с грустью произнес
— И что ты собираешься предпринять?
— Ничего.
— Но если ты сам нападешь на них, ты предотвратишь их атаку, которая может уничтожить вас.
— Я не могу на это пойти, — мрачно ответил Эндрю. — Я не начну войну, если меня к этому не принудят. В конце недели люди решат, остаться или уходить.
— И как они, по-твоему, проголосуют?
Эндрю взглянул на печальное лицо Готорна.
— Они решат уйти. Я в этом почти уверен. Если за это выскажется большинство, уйдем мы все.
Винсент вздрогнул, пораженный мыслью, которая только что пришла ему в голову.
— Не бойся, — успокоил его Эндрю. — Если мы уйдем, то всем, кто помогал нам, вроде Калина и его семьи, будет предложено присоединиться к нам.
— Я принадлежу дому Ивора, — ровным тоном произнес Калинка, — и я не покину свой народ. Дочь и жену я отправлю с вами, но сам останусь.
Эндрю поймал взгляд Калинки и понял, что нет смысла уговаривать его; на его месте он и сам поступил бы так же.
— Раснар не позволит вам уйти, — негромко продолжил Калинка. — Он стремится овладеть силами, которые вам подчиняются, — с их помощью он хочет сделать Церковь сильнее бояр.
— Значит, нас будут атаковать в любом случае, останемся мы или уйдем, — закончил его мысль Эндрю.
— Именно так, друг мой.
— И все же я должен дать моим людям время для принятия решения. Это их право. Мэнцы не решают такие вещи с бухты-барахты, они должны все как следует обдумать.
— Теперь я хочу сообщить третье известие, — произнес Калинка, понизив голос до шепота.
— Какое?
— Мы будем драться со знатью, если она выступит против вас.
— Нет! — воскликнул Эндрю, вскакивая со стула.
Пораженный такой реакцией Эндрю, Калинка с удивлением посмотрел на него.
— У вас ничего не выйдет, — быстро заговорил полковник. — Это воины в доспехах и на конях. Каждый из них легко расправится с пятьюдесятью крестьянами. У вас будут только вилы и ржавые ножи. Это прекрасный замысел, Калин, но он обречен на провал.
— Но Готорн рассказывал нам о вашей Декларации независимости и как крестьяне победили знать и стали свободными.
Эндрю с упреком посмотрел на юношу. Тот ослушался приказа, и полковник не на шутку рассердился.
— Я рассказал то, что мне велела моя совесть, — спокойно ответил Винсент, не боясь гнева своего командира.
— У нас все было не так, — снова повернулся к Калинке Эндрю. — У нас были пушки, чтобы сражаться с армией бояр. У нас огромная страна, в сотни раз больше, чем Русь. И у нас было время — мы воевали восемь лет. У вас нет оружия, негде спрятаться в случае поражения, и главное, у вас нет времени. Даже если вы смогли бы какое-то время противостоять им, придут тугары и сокрушат вас всех,
и крестьян, и знать.— Так ты советуешь мне спокойно наблюдать за тем, как мой народ ведут на убой?
На это у Эндрю не нашлось ответа, и он отвел взгляд от горящих глаз Калинки.
— Иначе вы все умрете.
— Я готов рискнуть, Кин.
— Я очень хотел бы вам помочь, — произнес Эндрю, — но теперь это в руках моих солдат.
— Ты еще не понял, как много вы для нас сделали, — ответил Калинка. — Каждый раз, когда твои солдаты приходили в Суздаль, каждый раз, когда крестьянин приезжал с зерном на мельницу, мой народ видел, что можно жить по-другому. И, возвращаясь домой, люди шептались о странных янки, у которых нет бояр. Не вини Готорна за то, что он нам рассказал. Ибо это знает уже весь Суздаль, о Декларации слышали в Вазиме и даже в Новроде.
— Если мои люди проголосуют за то, чтобы уйти, мы уйдем, — тихо сказал Эндрю. — Не воюйте с боярами; даже если мы останемся, я не хочу, чтобы лилась ваша кровь. Если мы встанем против тугар, а бояре нет, мы будем сражаться одни.
Эндрю поднялся, собираясь покинуть дом Калинки.
— Я хочу сказать тебе еще кое-что, — быстро проговорил переводчик.
— Что именно?
— Мы больше не увидимся.
— Почему? — в смятении вскричал Эндрю.
— Сегодня утром ко мне прискакал гонец. Мне приказано вернуться ко двору Ивора.
— Тогда тебе лучше подчиниться.
Калинка затряс головой:
— Я не буду просить у тебя защиты, так как вы и так уже на грани войны. Но я не вернусь.
— И куда же ты пойдешь?
Калинка улыбнулся:
— Я хочу, чтобы ты укрыл за вашими стенами Людмилу и мою дорогую Танечку. Ивор не станет беспокоить тебя из-за них.
Женщины, слушавшие этот разговор стоя у стены, бросились к нему, и он крепко обнял их обеих.
— И самое последнее. Не говори никому ни слова о том, что сейчас услышал. Я доверяю теперь только тебе и моему сыну Готорну.
— Что ты имеешь в виду?
— Среди вас есть предатель.
Эндрю недоверчиво посмотрел на Калинку, думая, что ослышался.
— Это так. Мой друг видел, как один из твоих солдат несколько недель назад выходил из собора.
— Кто?
— В тот день лило как из ведра, и моему другу не удалось его рассмотреть. Но это был один из янки. Хотя на нем был крестьянский плащ, из-под него виднелись брюки и сапоги. Этот человек почувствовал, что за ним следят, и затерялся в толпе. Так что никому не говори о своих планах и о том, что я тебе сейчас сказал, кроме разве что своих ближайших друзей — таких, как ворчун сержант и добрый доктор.
Эндрю был поражен до глубины души. Что же ему предложили, этому негодяю, раз он решился предать своих товарищей? И как Эндрю был наивен, не думая о такой возможности! Ведь здесь предатель мог получить богатство и власть, о которых дома не смел и мечтать.
— В печальном мире мы живем, — тяжело вздохнул Эндрю.
— Прощай, друг мой.
Эндрю неуклюже обнял Калинку по русскому обычаю.
— Могу я напоследок попросить тебя об одной услуге? — обратился к нему Суздалец.
— Все, что ты захочешь.