Сила Мира II. Смысл мира, символ веры

Лестница вела от старого здания со спортивным залом, где проходили тренировки её сына. Мира Александровна шла и вспоминала дневной разговор:

– Вы – женщина, поэтому просто не понимаете! Вас, наверное, пугает, что вашего мальчика на тренировках и соревнованиях бьют. Но каратэ – это не просто спорт, а гораздо большее. Это – целая философия. Отдайте мне его на пару лет. Сделать из него чемпиона я вам не обещаю: это не у каждого получается, и главное – не каждый этого хочет. Но мастером спорта он будет точно!

– Что значит: «Отдайте»?!

– Совсем, на пару лет. А то ведь можно опоздать, если уже не опоздали. Паше многое дано! В нём, что называется, «заложено». Богом ли, вашими ли родительскими генами – это уж, как говорится, смотря во что вы верите. Он парень крепкий, собранный, у него есть и реакция, и видение, и мышление. Паша может многого добиться, но на это нужно время. Научиться нескольким приёмам и успокоиться, а может и возомнить о себе что-то – удел маленьких людей. Киокушинкай каратэ – это совсем другое. Киокушинкай переводится с японского как «общество высшей истины». У нас есть клятва, а в ней такие слова: «Мы будем тренировать наши сердца и тела для достижения твёрдого и непоколебимого духа». Это, простите, что повторяюсь, не «пара приёмчиков» для самообороны. И ещё, мы клянёмся, что будем стремиться к мудрости и силе, не ведая других желаний. Понимаете? Не только к силе, но и к мудрости, а это не каждому дано, не у любого получится. У вашего сына хорошая «почва». На ней многое может вырасти. Главное – не упустить! Вот начнут гормоны играть, и станет не до каратэ. А пока мы будем тренироваться, ездить с командой на сборы и соревнования, ему будет интересно. И, что самое важное – полезно! Вы понимаете, что сейчас решаете судьбу собственного сына?!

Что-то в его словах было неверным, «неэкологичным». Она пока не могла понять, что именно. Мира то и дело поправляла пряди своих каштановых волос, которые ветер отправлял в полёт по каким-то своим делам, при этом поглядывая на руки тренера: большие, с какими-то «шишками» на костяшках. Ей уже рассказывали, что у каратистов-профессионалов так всегда, что они эти костяшки специально «набивают», отжимаясь не на ладонях, а на кулаках. В этот момент это не показалось ей «плюсом».

– У каждого своя жизнь: кому-то летать, кому-то на земле работать, – сказала она, пусть и не вслух. – Кто-то рождён приносить пользу всем людям, кто-то – близким, кто-то – себе. Нет у меня, как у матери, ощущения, что Павлу нужно туда. Если бы оно было, то я отдала бы его в большой спорт ещё пару лет назад.

– А может это эгоизм твой, Мира Александровна?

Мира про себя усмехнулась: «Снова в «Веру» играешь? Разговариваешь со своим «вторым я»? Да вроде нет. Веры давно уже не было, и сегодня, что называется, «не вызывали». Нет больше в этом надобности, вроде как.

Но с сыном нужно обязательно поговорить. Узнать, чего хочет он сам. «Чего хочет женщина», я уже понимаю, а вот чего хочет мальчик-подросток, нужно выяснить. Чтобы расти, ребёнку нужно научиться проводить свою границу между настоящим и тем, что он уже прожил. Иначе застрянет в той «ракушке», которую «нарастила» для него мама, в том уютном мирке, которым стал для него родной дом. Мальчик, мужчина должен создавать, строить и свой дом, свой мир.

* * *

Утро следующего дня заливало террасу солнцем, поздний завтрак подходил к концу. Соседки щебетали за столом, вместе с ними сидели и мамины друзья, кто-то уже с утра ел шашлык, а кто-то, как Паша, поставил перед собой только омлет, молоко да пирожки с яблоками и корицей. И так любимый мамой травяной чай.

Пашу удивляло, что почти никто, кроме него, не замечает летающих вокруг летней веранды ос. Их было просто огромное количество: и над столом, и прямо около чашки, и жужжали они, казалось, даже больше чем соседки! Пашу это нервировало. Они сбивали его с мыслей. Мама намазала маслом поджаренный в тостере кусочек чёрного хлеба, налила на него из ложки душистый мёд и пересела поближе к сыну.

– Паша, а вот эти занятия с тренером – это для тебя что?

– Не понял. В каком смысле? Опять психология, что ли, с утра пошла?

– Пашенька, давай серьезно, – мама сделала грустный вид.

– Что? Мам, ну мы же с тобой это уже обсуждали! Тренировки – это возможность быть сильнее, это умение постоять за себя, за близких. Вообще, парни должны заниматься хотя бы какой-то борьбой.

– Вот сейчас будет очень важный вопрос: ты мог бы на своих этих единоборствах сделать карьеру? Есть у тебя желание отдавать этому больше своего времени?

– Я не знаю.

– А ты попробуй это почувствовать. Закрой глаза и просто чувствуй.

– Может, да, а, может, и нет. Знаешь, мама, мне неприятно бить людей. А бой – это, если, как ты любишь, переводить на эмоции, – «эмоция злости». А мне неприятно быть злым. Злых вокруг и так много.

Мама вздрогнула:

– В смысле?

Мира и Вера в её голове заговорили хором: «Ну ты, матушка даёшь! Чужих спасаешь, а своего упустила».

Она сделала «очень важное» дело – поправила плед на скамье – и голосом настолько спокойным, насколько получилось, уточнила:

– Паша, а когда ты в первый раз это понял? Что злых много?

– Мама! Давай не будем?! Ты что, даже здесь не можешь без работы? Ну, расскажу я тебе снова про этих девчонок, а ты мне снова про их возраст скажешь. И что?

У Миры «отлегло». Она даже улыбку не смогла сдержать. Значит всё не так страшно: история про девочек, которые обманывали, хитрили, управляя Пашиным настроением, была ей уже известна. Всё было старо как мир: сын понравился сразу двум девочкам, одна из которых, настоящая вредина, не получив взаимности, оговорила Пашу перед той, другой, которую он и выбрал, а та подруге поверила. В итоге первая любовь, в соответствии с «классикой жанра», оказалась несчастной.

– Сынок, я не хочу обсуждать их некорректное поведение, тем более что ты сейчас уже дружишь и с другими ребятами, и с девочкой другой. Но я готова обсудить с тобой вот что: почему тебе выгодно держать эту обиду?

– Чтобы больше не ошибаться. Они же всё равно приходят: то ещё чего-то приврут, то… Мама, а почему люди врут?

– Сынок, этот вопрос ты мне задавал ещё три года назад. Давай так: ответственность за других людей мы на себя не берём. Следим за своей реакцией на то и на тех, кто тебя окружает. И главное: давай уберём обиду и, хотя бы частично, злость? Зачем она тебе? Чему она служит? Мотив какой?

– Я стал более наблюдательным и теперь не ошибусь. Да и не обижаюсь я уже. Мужчины не обижаются, они запоминают.

– Паша, ты и так уже больше в такую историю не попадёшь, потому что у тебя есть опыт. И это прекрасно. Пусть будет и другой опыт, что тоже неплохо.

Стрелки часов показывали 11:30. «Скоро полдень, а мы всё ещё на «поздней утренней трапезе», что-то затянулась она сегодня. Хорошо, что мы на море уже почти месяц, акклиматизация пройдена, не сгорим», – подумала Мира.

– Ладно, пойдёмте быстренько к морю, хоть на часик-полтора. День сегодня планировался насыщенный, как минимум четверть его уже прошла.

«Продышишь своё огорчение разок-другой и всё пройдёт», – подумала она, а вслух уже громко и для всех добавила:

– Волна умная, через лёгкие лечит!

– Это звучит прямо как лозунг нового времени! «Эпохи пандемии». Или как рекламный слоган для твоих летних консультаций с клиентами, – пошутил мамин друг. – «Все на волну!»

* * *

Чётки постукивали в левой руке мужчины, смотревшего, как заходившее солнце укутывало в сумрак берег моря и всю Кабардинку. Он стоял у входа в спортзал и ощущал, что именно здесь, на этой старой, уже порядком ободранной летней деревенской площадке решается всё. И он может это решать. Он повторил про себя ещё одну фразу из клятвы: «Всю нашу жизнь через каратэ мы будем стремиться выполнять истинное предназначение пути Киокушинкай». И он должен идти по этому пути, должен это решать. Потому что он – мастер.