Сильмариллион

На следующий день, когда Турин вышел из Менегрота, чтобы вернуться на рубежи, Саэрос подстерег его; но Турин одолел его и нагим погнал по лесу, как затравленного зверя. Саэрос же, в страхе убегая от него, свалился в расщелину, где бурлил поток, и тело его разбилось о камни. Подоспели спутники Турина и увидели, что случилось, а среди них был Маблунг; он велел Турину вернуться с ними в Менегрот и ждать королевского суда, прося милосердия Тингола. Но Турин, считая себя уже преступником и боясь быть схваченным, отказался выполнить приказ Маблунга и поспешил прочь; он прошел Завесу Мелиан и оказался в лесах к западу от Сириона. Там он присоединился в шайке бездомных смельчаков, каких много в те дни скрывалось в дебрях; они обращали оружие против всякого, кто встречался им на пути, будь то эльф, человек или орк.

Однако когда Тинголу все рассказали и разъяснили, он простил Турина, сочтя его несправедливо обиженным. В то время с северных рубежей вернулся Белег Куталион и, разыскивая Турина, пришел в Менегрот; и сказал Тингол Белегу: "Тяжко мне, о Куталион, ибо я усыновил сына Хурина, и моим сыном он останется, пока Хурин не вернется за ним из тьмы. Я не хочу, чтоб кто-нибудь сказал, что Турин несправедливо изгнан, и его возвращение я приму с радостью, ибо люблю его."

И ответил Белег:

— Я отыщу Турина и, если смогу, приведу его в Менегрот, ибо также люблю его.

Затем Белег покинул Менегрот и долго бродил по Белерианду, подвергаясь множеству опасностей и тщетно разыскивая Турина.

Турин между тем жил среди изгоев и стал их предводителем; он называл себя Нэйтан, что значит Оскорбленный. Они скрытно обитали в лесах к югу от Тэйглина, и когда прошел год со времени побега Турина из Дориафа, Белег как-то ночью наткнулся на их логовище. Случилось так, что Турина в то время не было в лагере, а разбойники схватили Белега, связали и обошлись с ним довольно круто, боясь, что он соглядатай владыки Дориафа. Вернулся Турин и увидел, что они натворили, и стыд за их лихие и необузданные деяния овладел им; он освободил Белега, и они возродили давнюю дружбу, и Турин поклялся впредь не воевать ни с кем и не грабить никого, кроме прислужников Ангбанда.

Белег поведал Турину о прощении короля Тингола и всеми силами пытался убедить его вернуться в Дориаф, говоря, что на северных рубежах королевства нужны его сила и доблесть.

— С недавних пор, — сказал он, — орки нашли путь из Таур-ну-Фуина: они проложили тропу через Теснину Анах.

— Я ее не помню, — молвил Турин.

— Так далеко от границ мы никогда не заходили, — отвечал Белег. — Но ведь ты видел вдали пики Криссаэгрима, а восточнее — мрачные склоны Горгорофа. Анах лежит меж ними, выше истоков Миндеба; дорога эта трудна и опасна, и все же множество орков проходит ею ныне, и Димбар, всегда такой мирный, под властью Черной Руки, и нет покоя людям Брефиля. Мы нужны там.

Но Турин в гордыне своей отказался от прощения короля, и слова Белега ничего не могли изменить. В свою очередь, он просил Белега остаться с ним в землях западнее Сириона, но этого Белег не хотел и ответил так:

— Ты упрям и неподатлив, Турин. Буду упрям и я. Если ты и вправду хочешь, чтобы Могучий Лук был с тобою, ищи меня в Димбаре, ибо я возвращаюсь туда.

На следующий день Белег отправился в путь, а Турин проводил его на расстояние полета стрелы от лагеря, но не сказал ничего. "Итак, мы прощаемся, сын Хурина?" — спросил Белег. Тогда Турин взглянул на запад и увидал вдали громадную вершину Амон Руд; и, не ведая, что предстоит ему, он ответил:

— Ты сказал — ищи меня в Димбаре. А я говорю — ищи меня на Амон Руд! Иначе мы сейчас простимся навсегда."

И затем они расстались, по-прежнему друзьями, но в печали.

Белег вернулся в Тысячу Пещер и, представ перед Тинголом и Мелиан, рассказал им обо всем, утаив только, как дурно обошлись с ним спутники Турина. И Тингол сказал со вздохом:

— Что же еще должен я сделать для Турина?

— Отпусти меня, повелитель, — промолвил Белег, — и я буду, как сумею, беречь и направлять его; и ни один человек не посмеет сказать, что слова эльфа ничего не стоят. Да и не хочу я, чтобы достойный стал ничтожеством в дебрях.

Тогда Тингол дозволил Белегу идти туда, куда он пожелает, и добавил:

— Белег Куталион! За многие свои свершения заслужил ты мою благодарность, и то, что ты разыскал моего приемного сына — не последнее среди них. Мы расстаемся; проси же все, что захочешь, и я не откажу тебе!

— Тогда, — сказал Белег, — я прошу хороший меч, ибо орки сейчас приходят слишком часто и подбираются слишком близко, дабы можно было отбиться от них с одним луком, а мой нынешний меч не берет их доспехов.

— Бери, — ответил Тингол, — бери любой, кроме Аранрута, моего собственного меча.

Тогда Белег выбрал Англахель; и был то достойный меч, названный так потому, что выкован из железа, упавшего с неба подобно сверкающей звезде; он разрубал все железо, добытое из земли. Был лишь один меч в Средиземье, что мог сравниться с ним. О том мече в нашей истории нет ни слова, хотя был он скован из того же металла и тем же мастером; а мастер тот был Эол Темный Эльф, взявший в жены Арэдэль, сестру Тургона. Он отдал Англахель — о чем пожалел после — Тинголу как плату за дозволение жить в Нан Эльмоте, но брат меча Ангурэль остался у него и был позднее похищен сыном его Маэглином.

Но когда Тингол протянул Белегу рукоятью вперед Англахель, Мелиан взглянула на клинок и промолвила:

— В этом мече таится лихо. Черная душа его создателя все еще обитает в нем. Он не полюбит руку, которой будет служить и недолго будет он при тебе.

— И все же, пока я смогу, я буду владеть им, — отвечал Белег.

— Иной дар дам тебе я, Куталион, — продолжала Мелиан, — дар, что поможет в дебрях тебе, а также тем, кого ты изберешь.

И она подала ему лембасы — дорожный хлеб эльфов — обернутые в серебряные листья; узелки же нитей, которыми был обвязан сверток, были запечатаны белого воска печатью королевы в виде цветка Тэлпериона; ибо, согласно обычаям эльдаров, лишь королева могла хранить и давать лембасы. Никаким иным даром не могла Мелиан выказать большее благоволение к Турину, ибо эльдары никогда прежде не дозволяли людям испробовать этого хлеба; да и после это случалось редко.

С этими дарами Белег ушел из Менегрота и вернулся на северные рубежи, где стояли его шатры, где сражались его друзья. Орков изгнали из Димбара, и Англахель возрадовался, покидая ножны; но когда наступила зима и бои утихли, соратники Белега потеряли его из виду, и никогда более он не вернулся к ним.

Когда Белег покинул разбойников и ушел в Дориаф, Турин увел шайку на запад из долины Сириона, ибо надоела им жизнь в постоянной тревоге и в страхе перед погоней, и они хотели более безопасного укрывища. И случилось так, что однажды под вечер они наткнулись на троих гномов, которые при виде их бросились наутек, но один из них отстал, его схватили и швырнули оземь, а кто-то из разбойников вскинул лук и пустил стрелу вдогонку остальным, растворившимся в сумерках. Гном, которого они схватили, прозывался Мим; он молил Турина сохранить ему жизнь и клялся взамен провести их в потайные пещеры, куда без его помощи никто не мог найти дороги. Турин сжалился над Мимом и пощадил его.

— Где же твой дом? — спросил он. Мим отвечал:

— Высоко над землей, на большой горе жилище Мима; Амон Руд называется она с тех пор, как эльфы поменяли все имена.

Турин умолк и долго смотрел на гнома, и наконец молвил:

— Веди нас туда.

На следующий день они вышли вслед за Мимом к Амон Руд. Эта гора стояла на краю вересковых пустошей, что тянулись меж долинами Сириона и Нарога; высоко над вереском возносила она главу, но крутая серая вершина была оголена, если не считать алых серегонов, покрывавших камни. В то мгновение, когда Турин и его сотоварищи подошли ближе, заходящее солнце пробилось сквозь тучи и осветило вершину — а серегоны были в полном цвету. И сказал один из них: "На вершине кровь."