Сильные женщины. Их боялись мужчины
Шрифт:
Долгие творческие годы она вводила в заблуждение советского зрителя. По-черному, уверенно, самозабвенно, пряча нутро, родословную, подлинный кураж. Ей бы воссоздавать образы графинь, императриц, салонных красавиц, а любимый Гриша, домашний режиссер, подсовывал по-деревенски хохотливых Дуняш и Стрелок. И она лезла из кожи, но лепила образы героинь, которые были близки и вождю, и самому народу Всю свою жизнь Орлова пыталась обмануть природу, женское естество. Мне чуть ли не с детства запомнились домашние сплетни о косметическом ее омоложении, об операции на лице. Орлова панически боялась старости, течения Леты. И прятала возраст как только могла: хирургическим вмешательством, массажами, западной косметикой, гримом, диетами, физупражнениями, нерожанием детей, умеренной близостью с мужчинами. (Если бы Любовь Петровна знала, что будущие, то есть нынешние сексологи будут считать, что чем чаще женщина занимается любовью, тем дольше проживет и тем свежее будет выглядеть!)
Орлову считали самой сексуальной актрисой. «Поставленные» Александровым оголенное бедро или округлую коленку Любови Орловой зрители с замиранием сердца и пульса принимали за эталон обольщения. До настоящих возможностей эротического антуража Орлова просто не дожила, несмотря на все старания и ухищрения увековечить красоту молодости.
Она пыталась обмануть смерть. Летом семьдесят четвертого года внезапно ее положили в больницу и через какое-то время сделали операцию. Возможно, она догадывалась, чем хворала, но при этом уверенно, с легким смешком показывала близким камешки, якобы вынутые из почек. Но смерть ее настигла. Умирать страшно не хотелось, а хотелось еще раз выйти на сцену в родном театре имени Моссовета. Уже на Новодевичьем кладбище Григорий Александров пытался обмануть (уже за свою Любочку) пришедших проститься: он не велел показывать лицо Орловой. Крышку гроба не открывали. Он-то понимал, что смерть отомстила своей погонщице: в гробу лежала ветхая желтая старуха.
Вскоре и сам он обманул свою Любовь. Сначала завел пассию, из поклонниц, а вскоре женился на хоть и давно знакомой, но так же давно злой и жадной бабе. Она-то все и прибрала к рукам: квартиру, дачу, наследство, архив. Все, что осталось от ненавистной ей Любки, — на помойку. Так вот и достались мне эпистолярно-любовные признания неразделимой пары. Хотя все же разделимой. Она же, эта баба, и разделила. Ушедший вскоре в мир иной догонять любимую супругу Григорий Васильевич Александров был закопан на другом клочке кладбища, вдали от Любочкиной могилы.
За все на этой земле надо платить: за кокетство — потерей естественности, за память — забвением, за жизнь — смертью. Впрочем, что касается Любови Орловой, то в ее судьбе слилось и то и другое: и вечность, и тлен, и блеф, и триумф.
1999
ТО ВЗЛЕТ. ТО ПОСАДКА. ЛИДИЯ РУСЛАНОВА
Сколь бы прискорбно и вызывающе это ни звучало, ни в одной, пожалуй, стране мира не случается такой пропасти в человеческих судьбах между счастьем и горем, между раем и адом, как бывает это у нас. В пугающе массовых масштабах (единичные эпизоды, конечно же, случаются в любом обществе) воплотилась у нас бодрая песенная формула: «То взлет, то посадка». Чтобы жизнь не казалась человеку медом, его надо окунуть в дерьмо. Пусть до скончания дней своих не забывает он запаха параши и ощущает на лице тяжесть вертухаева удара.
Особенно ярко и по-шекспировски образно это высветилось в судьбе Лидии Андреевны Руслановой. Из океана всепоклонения и любви, из радости творческого самовыражения и песенной стихии, из роскоши и уюта элитной обители в Лаврушинском переулке, из императрицкого «сексодрома» Екатерины II (атласно-бархатного, 6 x 6, купленного за две тысячи рублей на аукционе) — в ледяной ужас сибирского этапа, в клопиные камеры, в смертную жуть самой страшной энкавэдэшной тюрьмы — Владимирского централа, в безысходность и мрак. И все это буднично, по-сталински, по-советски.
Но тут, что называется, не на ту напали. Лидия Русланова была такой сильной волевой натурой, что запах параши не стал для нее запахом «по гроб жизни». Выйдя из тюрьмы, она начисто вычеркнула из памяти и обоняния страшные лагерные годы. Навечно. Навсегда. Будто бы их и не было. И вплоть до смерти
осенью 1973 года великая певица жила без оглядки на прошлое полной творческой жизнью. Только перестала коллекционировать свои любимые бриллианты, потеряв к ним всякий интерес. Ничего не скажешь: мощный характер, решительная натура, способная преодолеть любые невзгоды.В ней, дочери сложившего голову на сопках Маньчжурии Андрея Лейкина и бедной крестьянки Татьяны из приволжской деревни, уже в самом раннем возрасте проявлялась человеческая и музыкальная неординарность. Лида всегда с наслаждением слушала шарманщиков, зарабатывавших на хлеб своими нехитрыми песнями. Однажды она не могла оторваться от рулад смуглолицей девушки, остановившейся во дворе возле богатого дома, чтобы своим пением вызвать из покоев барыню. Особенно проникновенно она исполняла известную народную песню «Сухой я корочкой питалась». Забыв про заботы в доме, про все на свете, Лида слушала певунью вместе с такими же, как она, бедняжками. Ей казалось, что она парит в небе, а вокруг летают ангелы. Спустившись после концерта на землю, девочка, не задумываясь ни о чем, бросила в шляпу шарманщика три копейки — все свое богатство.
— Сама голодная, — потом вспоминала Лидия Андреевна, — я «отвалила» три копейки за красивую песню, за радость, которую подарила мне незнакомая певичка.
Щедростью русской натуры, способностью к искренней благодарности отмечен весь земной путь Лидии Руслановой. В годы Великой Отечественной войны уже знаменитейшая певица Русланова передаст Советской Армии средства на две батареи «катюш». На гвардейских минометах красовалась надпись: «Подарок заслуженной артистки РСФСР Лидии Руслановой». К этим материальным подаркам можно прибавить 1120 концертов в частях действующей армии, которыми любимая певица одарила тысячи и тысячи бойцов.
Настоящим апофеозом ее песенной «карьеры», служения народу и победе был концерт на ступенях поверженного рейхстага. «Всем казалось, что дыхание могучей Родины осенило нас в тот чудесный, незабываемый майский вечер 1945 года», — вспоминал позднее один из очевидцев.
К осени 1948 года Лидия Андреевна Русланова была едва ли не самой популярной артисткой нашей эстрады. Не народной, а «всенародной», как шутила она. Ведь официально-министерского звания народной она так и не удостоилась. 27 сентября следователь-исполнитель Коптев прибыл по адресу Лаврушинский переулок, дом 17, квартира 29, где проживала артистка, чтобы по приказу министра госбезопасности Союза ССР и главного военного прокурора произвести обыск и арестовать Русланову. За что? За какие преступления? В народе об этом еще до недавних пор ходили легенды: за то, что была женой генерала Крюкова, друга впавшего в опалу маршала Жукова; за то, что, дескать, содействовала генералу в вывозе трофейных ценностей для личных нужд, за то, что якобы однажды не сдержалась и надерзила самому Сталину, за то, что… Как недавно стало известно, в этих слухах почти все верно. И вправду — бросила тирану в лицо: «А что это все о вас да о вас говорят, будто других генералов на войне не было». И вправду — на мужнины деньги и на свои концертные скупала в Германии и в Москве дорогие вещи, антикварные реликвии, бесценные полотна русских мастеров кисти. Кто бывал в ее доме, выходили с больными головами — блеск и роскошь воспаляли воображение, зависть отравляла душу. Она и впрямь призналась следователю в своей особой всепожирающей страсти к коллекционированию дорогих камней. Что было, то было. И добавляла: «На свои покупала, не на ворованные». Русланова и вправду, расставшись с третьим мужем, эстрадником Михаилом Гаркави, и выйдя замуж за генерала Крюкова, давнего сослуживца маршала Жукова, подписала себе приговор. Когда Сталин стал заметать под гребенку всех приближенных к «богу войны», Крюков был одним из самых крупных орешков. А муж и жена — одна сатана: и «всенародная» пошла по этапу.
Жуткая, страшная судьба. Но Лидия Андреевна так не считала: и генерала своего любила до конца, и не жалела о потерянном. В войну все пели о боевых подругах. Русланова и впрямь была боевой подругой не только своему мужу-военному, но и миллионам простых солдат, рвавшихся к победе. Ее песни, особенно «Валенки», «По долинам и по взгорьям», «Ай да Волга, матушка-река», «Партизан Железняк», «Катюша», «Синий платочек» (щедро подаренный для эксклюзивного исполнения Клавдии Шульженко), а также задорные частушки проникали в каждое сердце и душу и наполняли их гордостью за свою Родину, за свой язык, за свои песни. Здесь равных Руслановой, наверное, не найти.
В воспоминаниях о Леониде Осиповиче Утесове есть характерный эпизод. Как-то Лидия Андреевна, придя в гости к своему почтенному коллеге по эстраде, услышала от него смиренную жалобу на то, что он получает слишком много писем от своих поклонников. Русланова не стала переспрашивать сколько, но заметила, что раз в месяц ей приносят по огромному мешку. «Какое письмо ни откроешь, — говорила не то с грустью, не то с гордостью Лидия Андреевна, — и в каждом просьба прислать денег — кому на дачу, кому на корову, кому на костюм». Эпизод вроде бы смешной, но он подтверждает «всенародную» любовь к артистке и веру в ее неограниченные возможности.