Сильварийская кровь

«Да какая же она у меня умница!» – расчувствовался Парлут, машинально макая печенье в чай.

Он- то боялся, что она поведет себя как глупая влюбленная девчонка из слезной баллады, а она такой неслыханный пример добродетельного разумения продемонстрировала… Вот о ком надо слагать баллады! Гм, потолковать, что ли, с кем-нибудь из придворных бардов?

От сердца отлегло, и консорт, уже просто для порядка, ворчливо поинтересовался:

– А та нахалка все еще гостит у тебя?

– Не беспокойтесь, дядя, я уже ее выдворила. Во дворце ей делать нечего.

– Небось и платье свое синее ей подарила?

– Нет, платье осталось у меня, – Дафна засмеялась, но как-то невесело, словно что-то ее томило.
– Дядя, я выйду замуж за человека, который не будет похож на эльфа. Я считаю, муж не должен быть красивей своей жены.

– Таких кандидатур у меня на примете сколько угодно!
– обрадовался Парлут. – Правильно, с лица воду не пить. Главное – полезные связи, финансовые и политические перспективы, и тут надобно хорошенько все просчитать…

– Обязательное условие – чтобы я ему нравилась, чтобы он испытывал ко мне привязанность.

– Ну, вот это уже не суть важно…

– Нет, дядя, очень важно. Всякое бывает, и если ситуация вдруг изменится, соображения выгоды могут оказаться ненадежными, а личная симпатия – совсем другое дело. Когда у меня появится новый жених, я что-нибудь придумаю, чтобы устроить проверку, и только после этого выйду замуж.

Анемподист снова решил, что она, пожалуй, права, снова умилился ее похвальному трезвомыслию, удивительному для столь юной особы, – и вслед за этим допустил роковую ошибку.

Подумалось: если они сошлись во мнениях относительно Дафниного замужества, она и его проект по достоинству оценит… О проекте следовало молчать.

– Знаю я, Дафна, как сократить численность больных и недужных в нашей стране. Есть у меня план необыкновенный… Перво-наперво издадим указ, чтобы все врачеватели и знахари, лекари и аптекари занимались своим делом под патронажем государства, чтобы никто из них не смел самовольничать. А после за больных возьмемся… Устроим перепись всех хворых -раз. Поднимем налоги на лекарства и вынудим аптекарей изрядно поднять цены – два. Примем закон, чтобы лекарства всем малоимущим отпускали за счет ее величества королевы – три. В законе том будет прописано, что бесплатные лекарства выдаются в аптеках токмо по рецепту установленного образца с печатью особенной -четыре. Лекари и врачеватели получат строжайшее указание те рецепты сроком на один месяц выписывать – пять. Каждый больной будет привязан к одной-единственной аптеке, и в других аптеках получить надобное лекарство никак не сможет – шесть. Разорять на эти дела королевскую казну мы не станем, поэтому лекарств будет намного меньше, нежели требуется, – семь. Если кто не успел за месяц нужное снадобье получить, а таких у нас будет большинство, пускай снова идет к лекарю за рецептом – восемь. И у врачевателей, и у аптекарей вследствие этого будут скапливаться преогромные очереди нуждающихся в лечении – девять. Это будет повторяться снова и снова, по замкнутому кругу – десять. Ну, Дафна, что, по-твоему, получается?

– Заклятие «скользящей петли»… -прошептала девушка.- Только выстроенное не магическим способом, а с помощью государственных указов, но все равно действует, как известная «скользящая петля» Амаригуса…

Дафна училась вместе с королевой, и в числе прочих премудростей их ознакомили с теоретическими основами различных разделов магии. Вот умничка – ученье, стало быть, пошло ей впрок! Парлут почувствовал гордость за племянницу и не придал значения переменившемуся выражению ее лица.

– Именно, именно… – кивнул он, наградив ее за догадливость поощрительной улыбкой.

– Дядя, вы шутите? Это же просто какой-то ужас… Консорт слегка обиделся:

– Не ужас, а мой оздоровительный проект, который в ближайшее время будет претворен в жизнь! Как ты думаешь, Дафна, – оглянувшись на запертую дверь смежного с секретной комнатой кабинета, он доверительно понизил голос, – что надобно для того, чтобы в Королевстве Траэмонском стало меньше больных?

– Получше их лечить, – побледневшая девушка смотрела на него без улыбки, с непонятной тревогой. – Бороться с теми причинами, которые приводят к болезням…

– А вот сейчас ты рассуждаешь, как все, – Анемподист с оттенком разочарования покачал головой.
– Не угадала. Я нашел радикальное решение… – он еще больше понизил голос, до заговорщического шепота. – Нужно, чтобы все они умерли!

– Что?…-племянница со стуком поставила чашку, испуганно выпрямилась на стуле и как будто одеревенела.

– Они должны умереть, – досадуя на ее внезапную непонятливость, повторил консорт. – Тогда их будет меньше! Арифметика, Дафна, выигрыш в процентном соотношении… Нехватка лекарств ускорит их конец вдвое, а переживания по этому поводу – втрое, вчетверо, улавливаешь? Королевству нужны здоровые подданные-налогоплательщики, а от обузы немощной надлежит избавляться. Чего испугалась, это касается только низших слоев населения. Мы, правящая элита, будем жить, как раньше. И, конечно, те полезные члены общества, у которых найдутся деньги на дорогие лекарства, ничуть не пострадают, просто у них появится стимул усердней трудиться и больше зарабатывать, а остальной народ подвергнется оздоровлению в соответствии с моим проектом!

– Каким образом вы до этого додумались? – тихо спросила Дафна, глядя с опаской, словно перед ней сидит не дядя родной, а пещерный тролль, который, того и гляди, схватит ее чешуйчатыми ручищами да голову открутит.

– Озарило, – буркнул Парлут. – Я-то думал, ты умная, все поймешь.

– Но это же настоящее убийство! Если вы захотите провести такую реформу, вас никто не поддержит.

– Еще как поддержат! Я экономическое обоснование предоставлю – сколько можно выгадать, если королевские пособия страждущим от телесных недугов будут оставаться в казне. А что до возможных выражений недовольства и уличных беспорядков, так хворый против здорового не воин. Я все рассчитал, не волнуйся.

– Нет ни одного государства с такими кошмарными порядками!

– Ошибаешься, Дафна. Есть, только не в нашем мире.

Не следовало этого говорить. Ни в коем случае не следовало. Разве кто-то тянул Парлута за язык? Нет же, брякнул на свою голову… И когда девчонка спросила – в каком, мол, мире, еще и разъяснил: в том самом, из которого приходят к нам странные сны во время затмений.

Дафна поглядела на него одновременно и со страхом, и с облегчением.

– Так вы попали под влияние чужих снов?! Я-то испугалась, что вы сами все это придумали… Дядя, вам надо срочно обратиться к магу, чтобы снять наваждение,-тут она запнулась.- Но… Вы же консорт… Вы же…

Вот- вот. Лицо, подверженное воздействию снов чужого мира, по закону не может быть консортом, так что ему надо не только обратиться к магу, но еще и сознаться в обмане, сложить полномочия… Позор. Конфискация львиной доли имущества в королевскую казну, пожизненная ссылка в какое-нибудь захудалое имение… Но все это произойдет, если племянница проболтается, а она не проболтается. Не сможет.

Угрюмо поглядев на расстроенную девушку, Анемподист поднялся со стула, вышел из комнаты, захлопнул дверь и повернул в замке ключ. Все было приготовлено заранее – на тот случай, если она заартачится насчет своей помолвки с Мареком.

Постоял у двери, послушал: тихо. Теперь она оттуда не выйдет. Сама виновата.

– …Мой папа был извращенцем. Все подряд трахал, приволокнулся за гоблинкой. А она, стерва, каких по одной на тыщу, связалась с ним из принципа, назло своим родичам. Продолжалось это безобразие недолго, но хватило, чтобы появился я. Травить плод она не стала тоже назло родне и по той же причине не сдала меня в приют. Ей всегда хотелось только одного – всех уделать, а саму ничем не прошибешь, как будто у нее драконья шкура. Алименты с папаши тянула, как упырь, у нее мертвая хватка, но потом он подцепил дурную болезнь – не то от водяницы, не то от морской русалки, такая пакость, что им самим хоть бы хны, а если человек заразится, весь кровяными бородавками изойдет. Ну, и помер. Когда мне стукнуло пятнадцать, мать выставила меня на улицу, чтобы кормился сам и не мешал ее насыщенной личной жизни. Я первым делом свалил из гоблинского квартала, а то меня шпана, естественно, била – за то, что выродок. А вторым делом стал перспективным начинающим художником. Глянь: все, что на стенках висит – мое, а над этим я сейчас работаю.